Семья Святого Лазаря

2 воскресенье Великого Поста, Григория Паламы.

Евр 1, 10 — 2, 3; Мк 2, 1-12

Его работы по созданию богословия нетварного света тяжелы для прочтения, потому что написаны на плохом аппарате – богословском и философском в первую очередь. Но сама проблема для нас важнейшая. Как мы, будучи тварными существами, конечными, смертными людьми, способны регистрировать невидимого Бога и Его деятельность в мире? Деятельность Иисуса вся знаковая: чудеса – это Его попытки рассказать о Боге и о Царстве Небесном. Он пытается и сами чудеса объяснить, и через них показать, каков Бог и как Он взаимосвязан с нами. Но объяснения Иисуса можно понять, только если есть вера в то, что это правда, не выдумка.

А идея фаворского света состоит в том, что можно эмпирически увидеть и почувствовать если не самого Бога, как Он есть, то Его непосредственное проявление. Хотя, вы видите, я сейчас фразу пытаюсь аккуратно сложить, а она не складывается. Или Бог, или не Бог. Проявление – промежуточная область, в которой тоже требуется вера, если только это проявление настолько фундаментально для нашей природы, что мы оказываемся неспособными не поверить в их стопроцентную божественную достоверность.

Сама идея богатая. Монахи в темненькой, тепленькой, уютненькой пещерке лежат в позе эмбриона – это самая естественная для человека поза, потому что он в ней рождается. Сенсорный голод и сосредоточенность на Иисусе, на признании Его Господом, на покаянии перед Ним. Покаяние для человека и есть акт признания Господа Господом, а меня тем, кто я есть. Дыхание подобрано таким образом, что вместе с очень сильным чувством покаяния (а покаяние – парадоксальное чувство, ощущение бесконечной далекости от Бога по своей вине и одновременно близости к Богу через ощущение Его прощения) приходит опыт восприятия света, который не похож на то, что производят земные источники освещения. Присутствие этого света полностью ассоциировано с покаянием и с присутствием Бога. Параллелей этому в парапсихологии и нехристианской восточной мистике можно найти много. Я думаю, оттуда это и пришло в восточное монашество. Я бы это назвал важным путем к святости, к Богу, наряду со многими другими путями. Помню, мне говорил один старый монах: «Какая у меня жизнь? Люди приходят, издательские вопросы, телефонные звонки, дела в руководстве конгрегацией. Только когда реколлекция, и есть возможность в одиночестве две недели побыть, начинаю ощущать Бога через живые движения в душе. А так – есть заповеди и разум, возможность размышлять в молитве». Понимание того, что нужно делать, идет через эти вещи. Хотя как определенная мысль пришла в голову? – загадка. Бывают пути ассоциаций, которые мы можем раскрутить. Но много ключевых мыслей появляется так, что мы не можем объяснить, как мы к ним пришли.

В первом чтении говорилось об ангелах. Бог посылает ангелов, которые с несомненностью свидетельствуют о Нем. Нам-то легче говорить о бесах, чем об ангелах, потому что деятельность бесов к нам ближе. И еще один момент: ангелы по эллинистическому определению – служебные духи, личностноподобные. Но трудно сказать, в какой мере они обладают личностными началами, и в этом смысле любопытны спекуляции в гнозисе и неоплатонизме о том, что есть иерархии ангелов от личности в полном смысле слова до полумеханических передатчиков. Переносчик любви трудно представить.

С бесами понятнее. Компьютерный вирус – пример беса. Если мы не думаем о носителе информации, дискете или компьютерной памяти, вирус – просто информация. Информация – это то, что производит изменения. Говоря о вирусе как о чистой информации, о маленьком пакете информации, мы не можем сказать, «где» он и «когда»: к информации категории времени и пространства неприменимы. Он попадает в компьютер и все портит, что вы с такими трудами наделали. Запустили антивирусную программу – вирус исчез. Пропало зло, пропал бес? Непростой вопрос, потому что за бесом стоит его создатель, шкодливо-честолюбивый парнишка, который таким образом хочет получить свидетельство своей власти в мире, доказательство того, что он что-то собой представляет.

Злая, испорченная воля, которая толкает его разум на создание инфернальных вещей, принадлежит, возможно, бесам более высокого порядка, может быть личностного. Современному научному мышлению страшно не хочется признавать в дьяволе наличие личностных черт. И есть возможность трактовать мистический опыт встреч с дьяволом как персонификации механизмов человеческой психики при столкновении с метафизическим злом. Но одновременно мы знаем, что наши встречи со злом – встречи с чем-то коварным, и, хочется сказать, изобретательным. Правда, многие вещи в христианском духовном богословии описывает просто общая теория систем, но есть и интуиция личности, безусловно желающей зла всему творению, и противостоять ей можно, только прямо обращаясь к Богу.

Теперь давайте попробуем воссоздать евангельскую сцену. Толпа в доме, Иисус, человек уже, приобретший известность в Галилее своими неординарными речами и поступками, учением, проповедует.

Четверо, которые здесь выступают как анонимы, приносят парализованного человека. Чтобы нести парализованного даже вчетвером, это должны быть достаточно крепкие мужчины, друзья, наверное, и родственники — поскольку в этих маленьких городках Галилеи все родственники. Патриархальные, большие семьи.

Почему они его принесли? Это не риторический вопрос. Они ожидают, что Иисус, может быть, его исцелит как других исцелял…  И что тогда?

Представляете себе, семья с парализованным человеком, нужен уход, нужно его ворочать, нужно мыть. Сам парализованный, который долго лежит, меняется, меняется его восприятие мира, он становится тяжелым в общении. И эти люди, которые его принесли, как бы выполняют желание всей семьи, чтобы стало полегче жить. Семья думает, что все трудности оттого, что этот человек такой вот неполноценный. Тут такие сложные психологические механизмы вовлекаются. Допустим, я понимаю, что за этим человеком нужно ухаживать, это член семьи. Если я его брошу, это не просто бесчеловечно будет, хоть иногда хочется и кажется, что это будет нормально. Но в таком маленьком поселке это нельзя сделать, будет затронута честь рода – это позор, с семьей больше никто не захочет иметь дела.

Допустим, у меня какие-то проблемы, с которыми я по жизни не справляюсь, может быть, какие-то трудности на работе, может быть я отношения с людьми не умею строить. Может быть, наконец, я сам себя не люблю, но у меня есть возможность не влезать в эти свой проблемы, не разбираться с ними, а списывать все на то, что в семье есть такой человек, из-за которого все трудности.

Возникает такая привычка: отрицательные эмоции, которые возникают от других вещей, обращать на этого человека. А тут уж ничего не поделаешь, он болен, значит с возникающим раздражением нужно примириться. Засунуть его вовнутрь и терпеть…
Такие же процессы происходят и внутри этого человека – расслабленного.
Повторяю, они его приносят для того, чтобы, может быть, этот странный человек Иисус, его исцелил. Если подумать, ну исцелит его Иисус, будет он ходить, будет какая-то радость на время, эйфорическая, а потом обнаружится, что проблемы свои они так и не умеют решать, а чувства раздражения и гнева и всякие неприятные чувства по прежнему по привычке возникают и накапливаются и ни парализованный не знает, что с этим делать, ни окружающие члены семьи.

Через некоторое время они все обнаруживают, что лучше было, когда он был парализованным. Как-то и привычнее было, и спокойнее все было. И жизнь налажена была. А теперь все разладилось.

Что делает Иисус? Он говорит: «чадо прощаются тебе твои грехи». А какие грехи у парализованного? Жалость к себе, зависть к полноценным, обида на Бога за то, что испортил жизнь и ему и родным. В основе лежит такое вот недоверие, неспособность доверять любви Божией. Это самая глубинная вещь в человеке, которую мы не понимая, откуда она взялась, называем первородным грехом. Не получается доверять. В мелочах получается, а в жизненно важном не получается. У священника, кстати, такая работа, что приходится очень долго работать без видимого результата. Человеческого доверия здесь не хватает, оно ведь держится на подтверждении, а то чем человек жив, на чем покоится вечная жизнь, это такое «сверхчеловеческое» доверие.

Когда Иисус говорит: «прощаются тебе грехи твои», снимает он эту неспособность, природу личности восстанавливает. Т.е. Иисус не только восстанавливает его физически для нового образа жизни, новых отношений, Он дает ему способность жить, которой у этого человека до этого не было.

Что интересно, фарисеи демонстрируют понимание этой проблемы в какой-то мере. Когда они говорят, мол, кто может отпустить грехи, только Бог может, это такая обоснованно пессимистическая точка зрения. Исцеляй, не исцеляй, хорошего в этой семье ничего не получится, мы ее знаем.

А Иисус дает потенциальную возможность для изменения к лучшему этому человеку.  Возможно и у окружающих родственников при видении того, что Иисус сделал, и как Он это сделал, возникла настоящая вера. Дальше мы все равно не знаем, как и во всех этих евангельских историях, как дальше складывается жизнь этого человека и его семьи. Что одержало верх – доступ к благодати Божией, Его помощи или эти привычные чувства жалости к себе, зависти, недоверия к Богу, к себе, к окружающим? Все то к чему они привычно толкают. Но Евангелия показывают нам эти зерна Царства, а мы видим, как они  проросли, в конечном счете к нам с вами, а через нас, дай Бог, еще к кому-нибудь прорастут.