Семья Святого Лазаря

Братья и сестры, нашел статью Н. Мусхелишвили из старых «Строматов».
«Интерпретация опыта в молитве»

Что скажете?

Молитва, в числе прочих вещей, служит средством, благодаря которому религиозный человек занимается интерпретацией опыта. Всё то хорошее и плохое, что случается с нами, всё, относительно чего мы склонны чувствовать гордость или вину, наши заботы и пожелания — всё пересматривается во время молитвы. В силу определенного контекста, в каком они пересматриваются, а именно, ощущение присутствия Бога, такой обзор принимает конкретную религиозную форму. Молитва, таким образом, дает людям возможность развивать понимание отношений между Богом и их личностью и опытом.

Развитие молитвы
Наш упор на интерпретационную функцию молитвы неизбежно заставит нас сосредоточиться на молитве явно взрослого типа. Однако полезно будет начать с рассмотрения того, как развивается молитва и как, под давлением, она может возвращаться к относительно примитивным формам.
Исследования Голдмана по становлению религиозного мышления у детей дали богатые и интересные данные о развитии молитвы. Вместо того, чтобы задавать детям вопросы об их собственной молитве, он побуждал их к реакции, показывая картинку ребёнка их возраста и пола, молящегося у кровати. При этом задавались вопросы о предполагаемом содержании молитвы, о её цели, способе осуществления и возможных причинах неудачи в случае, если молитва не имела никаких последствий, а также о Божьем присутствии в молитве. В целом, результаты показали, что развитие идет от грубых, материалистических, эгоцентрических понятий к более определенным, духовным и альтруистическим.
В исследовании Голдмана выделялось три стадии развития молитвы. Первая стадия соответствует возрасту от 7 до 9 лет. Это время, когда преобладает конкретная, материалистическая точка зрения. Ребёнок обладает чувством восприятия непосредственного уверения от Бога, и материальный результат ощущается как достижимый в некотором роде магическим процессом. Неудача в молитве возникает в результате дурного поведения. Бог слушает молитву благодаря физическим средствам (например, он включается по проводной связи). Вторая стадия, (от 9 до 12 лет) — полумагическая. Ребёнок переходит от антропоморфной к более сверхъестественной концепции Бога, так что «Божье присутствие» определяется чувством мира и покоя, счастья и уверенности, а не магическим присутствием. На вопрос «Откуда вы знаете, что молитва эффективна?» даётся ответ ссылкой на результат молитвы. События случаются, или могут казаться таковыми, как результат молитвы; например, люди становятся лучше, выдерживают экзамены. Молитва, оставшаяся без ответа, объясняется в менее моралистических терминах, чем в случае младших детей. Дело не в том, что молящийся дурен, но в том, что он молится не о тех вещах, что надо. Также в работе Голдмана определяется дальнейшая стадия юношества. Здесь альтруистическая молитва и молитва о прощении и признании своей вины достигают своего пика. Плоды молитвы видятся в большей степени в терминах духовных результатов для молящегося, вероятно опосредуемых усилиями. Поскольку физические лекарства от болезни объясняются в терминах силы молитвы, Бог уже не видится более вмешивающимся в лечение человека, а видится как помогающий врачам или ученым искать лекарство. В подростковом возрасте или позднем юношестве некоторые молодые люди отвечали, что никак нельзя быть уверенными в том, что «ответ на молитву» — Божье действие. Это дело веры. На этой стадии «безответная молитва» понимается как отказ Бога исполнять некоторые просьбы на благо своих детей. И здесь, как предполагает Голдман, развитие молитвы приостанавливается, укладывается последний слой «молитвы взрослых».
Такие исследования ценны своей демонстрацией того, что понятия молитвы не остаются статичными. Можно видеть, как один за другим слои развития, регрессии и дальнейшего развития занимают место в различных областях молитвы. Мы можем предположить, что эти изменения продолжаются в течение всей взрослой жизни. Когда мы обратимся к молитве взрослого, мы увидим важность понимания этих предшествующих слоев молитвы.
Известно (хотя это часто забывается), что когда происходит переход от одной стадии развития к другой, то первая не полностью замещается, а скорее ассимилируется с последующим, как будто поверх старых, в плане развития более примитивных граней, накладываются дополнительные слои. Вместо того чтобы отмереть, эти старые элементы остаются и конкурируют с новыми усвоенными формами поведения. Под влиянием стресса склонны преобладать поведенческие паттерны, усвоенные прежде. Следует ожидать, что и молитва под давлением будет следовать тем же общим принципам, т. е. вновь обращаться к формам, характерным для более ранних фаз. При этом тот род молитвы, который преобладает в возрасте от 7 до 9 лет, по-видимому, является главным кандидатом. Именно на этой стадии люди склонны молиться, когда бывают несчастливы, и такая молитва в основном ориентирована на себя и касается конкретных нужд и желаний. Естественно, что и молитва при стрессе сосредоточивается на неотложных личных нуждах.
Молитва является сложным поведением, которое развивается по многим различным стадиям. Молитва взрослого — просто «вершина айсберга» с другими более ранними компонентами, большей частью подавляемыми. При стрессе, однако, подавление других аспектов разрушается. Вместо того, чтобы отвергнуть молитву при стрессе как эгоистическую и недостоверную, её можно использовать как отправную точку для более зрелого размышления, когда стресс прошёл, ибо моменты стресса могут нести с собой моменты открытия и озарения. Такие озарения, вероятно, не принесут помощи, если молитва при стрессе трактуется как недостоверная.

Действия молитвы на молящегося
Наше дальнейшее рассмотрение будет сосредоточиваться скорее на действиях молитвы на человека, который молится, чем на её внешнюю эффективность. Многие богословы склонны подчеркивать, что молитва есть нечто большее, чем метод получения внешних результатов. Так, например, Маккворри противопоставляет формы молитвы, которые «заражены магическими идеями и эгоистическими понятиями» или которые пытаются использовать молитву как «краткий путь к результатам, которые можно достичь только тяжелым трудом и усилием», — молитве, в которой мы «признаем, что Бог и мир находятся в более близком отношении, принимая серьёзно пребывание Бога в мире, равно как и за пределами его…». Это, говорит Маккворри, является предварительным условием понимания молитвы, не как приведение Божественной воли в соответствие с нашими желаниями, а скорее как «подчинение нашей воли Божьей воле, так чтобы препятствия, стоящие на Его пути, устранялись и Его благим намерениям для своих творений был дан свободный ход». Он, таким образом, подчеркивает действие молитвы на молящегося, как неотъемлемую часть работы Бога в мире.
Аналогична и точка зрения Филлипса, который полагает, что функция молитвы заключается в изменении персоны, которая молится. Хотя Филлипс он отвергает мнение, что тот род самопознания, к которому приходят в молитве, такой же, что и тот, что достигается в других контекстах. Действительно, неясно, является ли «обретение знания» вообще подходящим способом описания изменений, которые происходят в молитве. Молитву, вероятно, лучше описывать как перетолкование того, что в некотором смысле уже известно, чем как упражнение в приобретении знания. Мы, однако, можем переформулировать вопрос Филлипса в терминах того, подобно ли толкование опыта, происходящего в молитве, тому, которое случается в других контекстах. Ответить на это прямо невозможно. Чувство присутствия Бога в молитве и его действие в мире приводит к толкованию опыта, достигаемого в молитве, как отличного по характеру и содержанию от тех видов опыта, что достигаются в нерелигиозных контекстах. Тем не менее, то, что мы знаем вообще о том, как интерпретируется опыт, дает нам ценную систему, чтобы в рамках её понимать четкие интерпретаторские процессы, которые происходят при молитве.

Благодарение
Одна из отличительных вещей в отношении благодарности Богу это то, что Его можно благодарить за всё. Как указал Филлипс, это совершенно непохоже на благодарность любому другому лицу. Людей благодарят только тогда, когда всё идет хорошо. Для христианина же надежда не проистекает из «благополучного хода вещей», но из глубины многозначительности, которая не определяется равновесием между хорошим и плохим исходами: «вера в божественную доброту (предполагает что) смысл жизни не зависит от того, как она протекает».
Это совершенно отлично от утверждения, что зло как-то оправдывается или объясняется, потому что в конце оно будет иметь благие результаты, или что оно является частью более крупного Божественного плана, который мы, смертные, не можем разглядеть. Для Филлипса пример Иова указывает на иной путь. Иов высказывает благодарность сверхъестественному Богу, а не естественному: «наг я вышел из чрева матери моей, наг и возвращусь. Господь дал, Господь и взял, да будет имя Господне благословенно». Автор Ветхого Завета не предполагает под этими фразами, что события, от которых Иов страдал, были в действительности хорошими или «частью Божьего гармонического замысла». Благодарности Богу, как надежда, вера и доверие к Нему, не зависят от того, «как идут дела». Скорее, утверждает Филлипс, они служат выражением более глубокого понимания самого себя, мира и Бога. Что отличает молитву благодарения от мирских отношений к жизни, так этот тот род признания, которое делает возможным разговор с Богом.
Однако нужно предположить, что Филлипс здесь слишком резко ставит вопрос, существует или нет натуралистическая основа для религиозной благодарности. Религиозный человек может надеяться, что его сердце будет «открыто», так что он сможет распознать, как действует рука Бога и благодарить за это. Это не всегда будет случаться; иногда благодарение может основываться только на вере, а не на действительном умении распознавать Божьи цели. Однако, следует серьезно ставить вопрос о том, как можно благодарить Бога за конкретные события, даже за страдание и бедствие. Иначе благодарение станет просто механически применяемой системой мышления, которая не помогает людям придти к согласию с фактическими событиями. События не будут пересматриваться.

Исповедь
Молитва-исповедь дает людям возможность более ясно различать пути, в которых они являются частью последовательности, ведущей прямо к определенному событию. Это не просто вопрос выявления заслуживающих порицания действий, которых они ранее не осознавали, а попытка приобрести понимание того, как возникали события, увидеть более ясно сложную комбинацию факторов, которые обычно порождают определенное событие.
Кроме причинной ответственности существует элемент моральной ответственности. Один из аспектов молитвы-исповеди — это признание своей вины. Но возникает опасность, что признание, неверно понятое, скорее увеличит вину, чем освободит людей от неё. Проблема не в молитве-исповеди, а в отсутствии понимания понятия прощения. Религиозные учения часто подчеркивают тесную связь между чувством прощенного себя и прощения других. Это часто описывается, как дело морального долга прощать других, «чтобы мы могли бы быть прощёнными». Однако это может также отстаиваться на прагматической основе: отсутствие горести помогает нам чувствовать себя свободными. Враждебность к себе и к другим имеет тенденцию действовать совместно: умаление себя будет вызывать умаление других. В свете этого мы можем понимать связь между прощением других и прощением себя скорее как изложение психологических фактов, чем как навязывание некоего правила. «И когда стоите на молитве, прощайте, если что имеете на кого, дабы и Отец ваш Небесный простил вам согрешения ваши» (Мк 11,25). Здесь можно видеть одно из главных препятствий для опыта прощения: мы, вероятно, продолжаем чувствовать вину и не прощённость Богом, пока в нас присутствует неразрешённый гнев к другим.
Одна из психологических функций признания вины — помочь людям видеть свою жизнь в настоящем свете. Такая перспектива будет помогать им делать более точные причинные объяснения потенциально волнующим событиям. Она раскроет также, где действия стоят порицания, но в силу того, что это случается в контексте опыта получения прощения и прощения в свою очередь других, это ослабляет узел «гнев-вина» и освобождает людей от его изнуряющих последствий.
Опыт исповеди-признания и прощения имеет также свою специфику в силу понимания того, что Бог является всезнающим. Религиозный человек находит, что нет смысла упорствовать в стратегии представления себя как можно в более благоприятном свете: в самом деле, может возникать чувство облегчения при освобождении от необходимости тратить усилия на то, чтобы маскировать свою несостоятельность. Однако существует ясное ощущение, что Бог потребует более лучшего поведения в будущем, в этом заключается его «требовательность». Опыт обнажения себя перед Богом и подверженности его суровым требованиям мог бы оказаться чрезмерным, если бы он не уравновешивался чувством любви и прощения с Его стороны. Христианское чувство прощённости не столько вопрос прощения за отдельные ошибки, сколько нахождения в непрерывном состоянии прощённости любящим Богом. Именно это чувство любви, прощения и поддержки является решающим для того, чтобы строгий взгляд Бога ощущался скорее как освобождающий, нежели уничтожающий.

Прошение
Как исповедь предполагает опыт нахождения перед проницательным взглядом Бога, так и в прошении религиозные люди предстают перед взором Бога со открытыми желаниями. Это может являть собой преобразующий процесс. Желания могут видоизменяться путем исследования в контексте молитвы.
Часто можно провести разграничение между тем, в чём мы действительно нуждаемся для своего благополучия, и более примитивными, эгоцентрическими желаниями. Прошение — это контекст, в котором желания могут преобразовываться в потребности. Кроме того, христианин молится не только ради своих нужд, а чтобы свершилась Божья воля. «Да свершится воля Твоя» — вот контекст, в котором свершается молитва, является другим фактором, который заставляет её сосредоточиваться скорее на реальных нуждах, чем на простых желаниях.
Для основных потребностей, таких как потребность быть любимым или занимать достойное место в социальных отношениях, характерно то, что люди часто не осознают их. Однако в молитвах-прошениях допускается возможность выхода на поверхность особых просьб и исследования их в присутствии Бога. Испытываемая строгость Бога может ставить под вопрос примитивные желания, которые не представляют истинных потребностей; но испытываемое милосердие Бога может давать людям мужество определять основные нужды, которые они ранее, возможно, не признавали.
В христианском учении о прошении существуют два крайних взгляда на прошения. Один подчёркивает возможность, даже желательность, вынесения перед Богом всех своих личных нужд и забот в их, так сказать, сыром виде. Другой полагает, что в молитве христианин учится желать только Бога и прихода Его Царства и воздерживается от всех других личных просьб. Ни один из подходов в крайней форме не способствует преобразованию личных желаний. По-детски непосредственное выражение желаний без учета того, как они соотносятся с волей Бога, не ведёт к преобразованию. Равно и воздержание от выражения личных желаний в молитве может просто оставлять желания такими, как они были, и способствовать развитию искусственной молитвенной жизни, которая никак не связана с действительным состоянием индивида. Цель изменения позиций — это не подавление просьб. Моделью служит борение Иисуса перед смертью; Он принимает волю Отца, но тем не менее просит, что мог бы жить, будь то возможно. Стимулировать преждевременное преобразование личных желаний — значит уклоняться от вызова и борьбы, которую представляет такое преобразование.
Поскольку важная функция молитвы-прошения состоит в том, чтобы помогать людям начинать осознавать свои собственные основные потребности и страхи, то можно подвергнуть критике предположение, что молитва развивается от незрелости (выражение специфических желаний) до зрелости (допускающей, что особые просьбы не могут удовлетворяться). Психологически преобразующие эффекты молитвы зависят от удержания вместе явно примитивных и зрелых характерных черт и признание ценности обоих. Пока вина и нужда не образуют часть молитвы, они не будут доступны преобразованию. То, что принимается за молитву, когда они исключаются, может стать бесстрастным и бесплодным. Молитва — многослойная деятельность, в которой первоначальные детские слои требуют сохранения и переплетения с позднейшими, взрослыми.