Семья Святого Лазаря

По Пепельной среде, западная традиция

Иоиль 2,12-18; Пс 51; 2 Кор 5,20 — 6,2; Мф 6,1-6.16-18

Три основных момента здесь есть. Пост — то, что охватывает все стороны, все проявления человеческой жизни. Пост в принципе не может быть лицемерным. Пост — это выражение позиции человека, а не стремление что-то выгадать для себя. Позиция честности перед Богом и перед собой.

Второе — это покаяние. Сейчас, когда искупительная жертва Христа уже принесена, пост имеет значение, которого не имел раньше. Пост вносит вклад в развитие мира новых отношений и нового качества жизни, вечной жизни, которое принесла пасхальная тайна.

Третье — невозможен последовательный пост, как искупительная жертва, в одиночку. Это дело Церкви. Удивительно Иоиль пишет. Ну, с женихом и невестой понятно: оторвать их от самого радостного периода узнавания друг друга. А младенцев-то за что? Притащить их, чтобы каялись вместе со всеми. Этот штрих показывает необходимость полноты народного участия, чтобы был толк.

Я говорю все эти привычные вещи, над которыми не надо задумываться, а перед глазами — шумиха по делу Алексаняна. Теперь перевели его в больницу и будут лечить.

Эта история неоднозначная для меня. Сам Алексанян не боец, не крепкий. Стал быстро доходягой, еще на предварительном следствии. Но остатки гонора еще не растратил. Человека жалко, но, с другой стороны, за ним адвокаты, которые за немалые деньги работают, есть и другие способы давления. Слушая эту шумиху, думаешь о людях, которые находятся в заключении, во время следствия, в гораздо худших условиях, с ними как с животными обращаются, втаптывая в грязь. Но за их спиной нет адвокатов, СМИ, дипломов двух лучших в мире университетов. Семьи их переживают, а больше никому и дела нет.

Есть и другая сторона вопроса. Не знаю, заметили ли молодые люди. Исподволь насилие стало входить в общество, как не было раньше. Пытки, избиение заключенных и подследственных. Это было всегда, но сейчас декларируется как норма обращения с подозреваемыми и заключенными. В советское время был советский гуманизм с утверждением достоинства человека. Да, огромные деньги, огромные усилия государство затрачивало на борьбу с внешним врагом — вражеской системой империализма, с внутренним врагом — диссидентами, когда они появились. Но отношение к нашему, советскому человеку, к угнетенным народам Африки было совсем другим. Считалось, что плохо и невозможно этого человека унижать, оскорблять физическим насилием. Образ милиционера в фильмах другой был. Помню — я тогда был школьником или студентом, — как увидели, что милиционер ударил пьяного дубинкой: сначала огляделся по сторонам, не смотрят ли, а потом треснул. Это было исключительное событие. Сейчас это норма. Избивание демонстрантов, вооруженные захваты предприятий. Маленькая армия, вооруженная до зубов, есть у каждого министерства, банка.

У нас в доме подвальное помещение, кладовка для всяких вещей. Уже несколько лет войти туда можно только по паспорту, который относишь в РЭУ, оттуда идет человек с ключом, снимает пломбу с двери, потом опять опечатывает. Из опасения перед терроризмом, что кто-то бомбу подложит. Образ внешнего врага не такой, как при советской власти. Враг поселяется рядом. Человек идет с тобой по улице, прохожий — в любой момент власти могут его застрелить, что угодно с ним сделать. Это не вызовет реакции. Привыкли.

У человека, который живет не книжной мудростью, не философией, а собственным жизненным опытом, возникает ощущение, что нет прогресса, что не меняется ничего в нравственном смысле. Зло просто перетекает из индивидуального измерения в коллективное и обратно, из идеологических форм в религиозные, националистические, террористические. Именно поэтому сегодняшние чтения о новой эпохе особенно важны. Они помогают открывать глаза на вечную новизну человечности, честности, жертвенности в этом мире. Человечности высшей пробы, за которой не прячутся левые мысли и мотивы, а есть желание Бога.