Семья Святого Лазаря

Евр 1,10 — 2,3; Мк 2,1-12

Первое чтение говорит о том, как Бог творит, и евангелист продолжает тему творения. Исцеление парализованного Иисусом — новое творение, в котором соединены восстановление нервной системы, мышечной системы парализованного человека и творение человека, освобожденного от греха. Это комплексное действие.

Но когда мы говорим о новом творении, мы имеем в виду, что по динамизму оно оказывается «творением в квадрате». Исцеленный вмиг получает развитие в той мере, какую даже трудно представить. Только часть этого развития видимая. Здесь такая же вещь, о какой мы говорили в четверг: омытому нужно только ноги омыть. Имеется в виду, что видимые проявления человеческой слабости соотносятся с даром вечной жизни так же, как пыльная подошва — со всем телом: пропорция такая же. Проблема для нас — что это невидимо. Скрыто от нашего взора, кроме тех нечастых моментов, когда мы способны смотреть глазами веры.

Иисус творит Церковь Божию всё время заново, обновляет ее. Та же самая проблема у нас с Церковью: в ней мы видим в основном внешнее, подошвенную часть. А главное тяжело различить.

Когда я в прошлое воскресенье был на фирме у Б.П., слепенький украинский священник служил литургию по памяти. Честно говоря, у меня было ощущение, что он слепенький на все 3 глаза. Может быть, я чего-то не понимаю, но у меня создалось впечатление, что ни людей он не видит, ни их проблем. Проповедь в конце литургии чисто морализаторская: вы должны быть добрыми и хорошими, не делать того-то и того-то. Литургия на крике, с чувством. Понятно, что он в Москве полтора месяца просидел, и еще месяц до операции остался. Его передают с рук на руки, напряжение накапливается. Так и сказал бы об этом! Но нет.

А вокруг люди с Западной Украины. У них тяжелая жизнь, некоторые уже много лет по нескольку месяцев в году работают тут, по сути дела не видят ничего, кроме работы. Ни знакомых, ни друзей здесь у них нет. Жизнь возобновляется, только когда приезжают домой. Они приучились так жить. Получается, что здесь они — как зимовщики на льдине. Это особый климат, и пастырство должно быть связано с этим климатом. Священник должен говорить о вещах, которые беспокоят и тяжело переживаются людьми. Ни он, ни они этого не умеют. Это понятно: люди из деревни, язык для описания внутренней жизни не развит. Но и привыкли-то к какой Церкви: приход на тысячу человек, конвейер на исповеди. Отпущение грехов получили, морализаторскую проповедь послушали — и довольно. Зато держат уклад: все повязаны, что надо жить по заповедям Божиим. Но где там живая жизнь, живое общение с живым Богом? Какая у них молитвенная жизнь? Того, что у них в молитве происходит, они между собой не обсуждают. Священнику, может быть, об этом говорят, но и то вряд ли.

Пока есть устойчивое традиционное общество, пропитанное христианским духом, такая Церковь может жить. Но этого общества уже нет, всё меняется, а пастырство прежнее, стиль религиозной жизни прежний. С такими верующими здесь в России ничего не получается в маленьких приходах, где люди как песчинки рассеяны по чуждой в этническом и культурном отношении среде. Пастырство должно заключаться в том, чтобы крючками из этих людей вытягивать, что с ними происходит — вытягивать для них же — и уметь называть это.

В целом ситуация представляется безнадежной. На Украине в Греко-католической Церкви в советское время были подпольщики. Борьба наполняла их жизнь, а ментальность была такая же — ментальность массовой обезличенной Церкви. Посмотрим на украинских греко-католиков в эмиграции. Что такое жизнь в эмиграции? Борьба за выживание всеми средствами. Мощнейшее средство — цепляться за религиозные и культурные корни: язык, песенки… Все силы уходят на цепляние, на попытки сохранить обряд, народные традиции. А надо же сам народ сохранить. Они в 90-х годах приехали на Украину с достаточно большими средствами и стали строить украинскую Церковь, как они ее понимали, а всё уже другое. Хлопцы и дивчины деньги зашибают. Им не до борьбы с коммунизмом, врага уже нет, а кушать хочется, по-европейски жить хочется.

В РПЦ есть отдельные священники хорошие, опытные, мудрые. Проблема в другом: деятельность Церкви как целого не получается. Продажный и в значительной мере коррумпированный епископат — это ни для кого не секрет. Коррумпированный до того, что не осознаёт своей коррумпированности, считает это качеством Церкви.

Сейчас я не провожу подробный анализ. Много можно было бы говорить о невежестве верующих, священников. Я сейчас про другое. Если мы не сможем смотреть на Церковь глазами веры как на новое творение, видение будет пессимистичным. А видение новизны творения дается только через наше собственное покаяние и предание себя в руки Бога, как в случае с парализованным. Видно, что это получается в общине, не за день и не за год. Годы уходят на то, чтобы действительно через общение в Духе мы ощутили силу и одновременно слабость, необходимую для предания себя в руки Бога.

На пути к ощущению силы Бога и своей слабости — разрушение режима поста и праздников. Вошел в привычку стереотип: к страстной неделе погружаемся в греховность мира, в страсти Христовы, в пятницу — пустота без Бога, в субботу — предчувствие радости воскресения, в воскресенье — ликование до поросячьего визга. Дальше радость постепенно сходит на нет в течение месяца, у кого как.

Сейчас у нас такой смешанный режим, что это разрушено. И страстная неделя, и Пасха должны быть вписаны в наше постоянное мировосприятие и в то, как мы живем. Это всё должно быть спрессовано в каждую минуту нашей жизни. Описанием этого стиля жизни может быть Иисусова молитва, совершаемая в каждом вдохе и выдохе: на вдохе обращение к Богу, на выдохе покаяние; на вдохе обращение к силе Бога, на выдохе — к своей слабости.