Семья Святого Лазаря

Тяжёлое чтение про убийство Иисуса, и безысходность здесь есть. Опять повторяю, как много раз повторял, что мы себе великий пост устраивать не умеем, не можем. Бог нам устраивает это время: обострение всех проблем, ощущение безысходности, ощущение, что грех человеческий, слабость человеческая, мерзость человеческая непобедимы. И тоже я много раз обращаю внимание на то, что страсти — это период, когда Иисус ни одного видимого чуда совершить не может. Судьба оборачивается так, что Он оказывается окружённым людьми, перед которыми ни проповедь, ни творение чудес никакого смысла не имеет, только хуже будет, приведёт не к вере, а к усилению ненависти.

Характерно ещё, что одновременно эта вся трагедия укладывается в рамки, как сейчас говорят: «ничего личного». Первосвященникам и иудейскому официозу не сам Иисус интересен. Важен страх перед нарушением религиозного порядка, перед волнениями, вполне возможными, перед кровавыми и экономическими санкциями со стороны Рима. Точно так же для Пилата, для римской администрации Иисус как личность абсолютно не интересен. Интересны только последствия, к которым Его разрушительная, подрывная деятельность может привести. А воины, сирийцы — просто статисты. Им что сказали, то они и делают. У них есть установившийся ритуал — с узником, обречённым на смерть, поиграть в короля. Неважно, Иисус оказался на этом месте или ещё кто-то. По Евангелиям мы видим, что Иисус делает чисто человеческие попытки пробиться через это к личному общению. У Иоанна в Евангелии видно, что чуть начинается личностное общение Иисуса с Пилатом, как Пилат его тут же обрезает, потому что есть реальные для Пилата вещи, более важные — не до этого парня.

То, что Бог делает с нами в пост — вводит нас в безнадёжность в личной и общественной ситуации и даёт возможность через это парадоксальным образом увидеть, что это всё только детали и не они важны, а важен Христос — весть человеку о Боге.

Темы порядка и любви в Евангелии переплетаются всё время. Внешний порядок и любовь то противостоят друг другу, то, наоборот, говорится о том, что через внешний порядок Бог помогает человеку жить по заповедям, через верность слову, через верность долгу. И разобраться с этим не такое простое дело, особенно для человека во грехе, ощущающего соблазн греха и несвободы, думающего: «Я особенный, моё положение особенное, и поэтому Бог особенным образом должен войти в моё положение, не так как в положение других людей. Он должен быть ко мне особенно снисходителен». Это враньё, которое ни к чему хорошему не ведёт. И судьба самого Иисуса об этом свидетельствует: Он без греха, между Ним и Отцом никакой преграды нет. Но Иисус проходит обычную среднестатистическую судьбу человека, который пошёл против существующего порядка вещей и получает сполна за это.

Интенция нашей мессы посвящена умершей три дня назад Наталье Леонидовне Трауберг. Перед нами судьба человека, которому тоже пришлось сделать выбор: идти против всех по-христиански. Всё её толкало к тому, чтобы быть оригиналкой в том смысле, как говорят: «английский оригинал», эксцентричный человек с нарушенными межличностными отношениями, одиночка, живущий, как ему удобно. Её юность и детство прошли в советской кинематографической элите. Эта элита была особая, потому что кино — самое массовое из искусств, по выражению вождя. Оно наиболее находилось под контролем — думаю, ещё больше, чем литература. Эти кинодеятели, приехавшие, как и многие успешные советские творческие деятели, с юга, из Одессы, «южные мальчики», как Наталья Леонидовна выражалась: Катаев, Олеша, её отец и прочие. При советской власти они обрели ту свободу художественного самовыражения, которой не имели бы и не имели при царе, и поймались на это: власть их опутала премиями, квартирами, правительственными наградами. Причём эти люди не брали жён с рабфака; соответственно своему престижу, они женились на аристократках из хороших семейств, которых было гораздо больше, чем сейчас нам представляется по картинке советской истории. Наталья Леонидовна в такой семье появилась, и уже она возвышалась над рядовой толпой. Прибавить к этому блестящий интеллект, блестящую внешность. Было от чего пойти по пути какой-нибудь Екатерины Волочковой, и ещё целый ряд есть таких бесноватых дам. Но она не пошла, а пошла совсем по другому пути, избавляясь всё больше от внешней оригинальности, дающей престиж. Переводы, которыми она занималась с 60-х годов, когда стало можно — это были переводы не для денег, не по её эстетическому вкусу. Она делала ровно то, что, как она видела, Христос считает необходимым перевести сегодня в той Советской России, как она есть. Это не означает, что она идеальный образец христианина. Индивидуальность у неё была очень сильная, и её невозможно было нивелировать. Были благородные стороны, смешные, странные. Жизнь в следовании Христу распинаемому вполне состоялась. Каких-то тяжёлых переживаний за неё, за то, что с ней сейчас происходит, нет. Светлая смерть, открытая воскресению.

© священник Сергей Николенко 2009