Семья Святого Лазаря

Малые братья Иисуса

Малый брат Иисуса, я хотел бы помочь тебе осознать, что означает твое имя и к чему оно тебя обязывает.
Отец де Фуко очень любил это имя и выбрал его, так как оно выражало идеал, наполнявший его сердце.
Мы хотим в нашей жизни стать братьями Иисуса. Мы посвятили себя не великому идеалу, не достижению истинного совершенства — мы отдали себя живой Личности, Богу, который, будучи подлинным Человеком, одновременно является нашим истинным Братом. Иисус Христос — вот смысл нашей жизни. Наша основная цель — научиться жить в подлинной дружбе с Иисусом в этом мире. Ради Него мы трудимся, ради Него мы страдаем и несем бремена. Отвечая на зов Его любви, мы хотим часами пребывать у Его стоп, чтобы любить Его — нашего Бога, Друга и Брата, как любил Его отец де Фуко.

Наша вера стремится в первую очередь к личной встрече с Христом, мы уверены, что мы не потеряемся, прилепившись к Нему всем нашим существом, вверив наши жизни Ему — Пути, Истине и Жизни. Вот почему наша жизнь должна стремиться к всё большей простоте в единении с живым Иисусом, Которого мы находим в вере, Евхаристии, Евангелии и наших братьях. Там Он живет. Ради Него мы целиком отдадим себя людям. И если мы хотим разделить с самыми бедными, униженными и несправедливо преследуемыми их заботы, бремена и труды — это потому, что Иисус их любит, как Он Сам сказал в Евангелии, потому, что мы видим Его, Сына Человеческого, Истинного Человека, Мужа скорбей — в бедных и среди бедных. Мы всегда ищем Его, любим Его, с Ним мы хотим нести бремена и страдать.

Малый брат, наша роль, наша задача — быть «взглядом» современного человечества, устремленным на Иисуса, быть перед Ним делегатом толпы, которая забывает, приносить Ему ее поклонение, ее просьбы, ее жалобы и ошибки. Где бы ты не находился, ты пребываешь рядом с Иисусом. К Нему, к Нему одному ты должен будешь возвращаться снова и снова в темной ночи любви, ведь Он один — источник твоей жизни.
Малый брат Иисуса, ты должен идти по тому же пути, что и брат Шарль. Ты должен великодушно, терпеливо, зачастую героически идти за Иисусом. Следует отбросить как искушение беспокойство, посещающее нас иногда, — под предлогом исцеления нашей слабости и лени постоянно искать другую духовность или многочисленные книги. Нам кажется, увы — напрасно, что мы ищем более простой и легкий путь, когда на самом деле мы все только усложняем, боясь жить по Евангелию. Давайте же останемся просто малыми братьями Иисуса. Только для Него и Им мы должны жить.

Это имя объясняет также, как мы должны любить друг друга и любить всех людей. Наша единственная задача в гуще людей — любить их, любить их всей той любовью, которой Бог одаривает их. Напомним себе еще раз — это главное и единственное наше дело. Освобождать, очищать, усиливать нашу любовь, предавать ее любви Христа, чтобы Он дал нам полюбить по-настоящему и глубоко всех людей без исключения, полюбить всех, кто живет рядом с нами ради Него самого. Для этого мы были созданы. Это наше предназначение. И разумеется, братья, мы прежде всего должны этому следовать в общине, иначе все было бы лишь ложью и иллюзиями.
А теперь, брат, не забудь — ты «малый». Задание нашей жизни и требования любви являют нам нашу малость. Эта диспропорция не деформирует нас, она внутренне связывает нас с силой Иисуса. Наша полное бессилие должно преобразиться в детское доверие… «Если не станете как дети, не войдете в Царство Небесное»…

«Невозможное человекам возможно Богу»

Мы должны быть малыми и в глазах людей. Мы навсегда останемся негодными слугами, желающими, чтобы к ним именно так и относились. Никакое определенное задание — апостольство, священническое служение, никакая эффективность, поддающаяся измерению, не могут поднять значение нашей жизни или придать ей смысл в глазах других людей. Монах — можно будет понять, что мы полностью посвятили себя Иисусу, но часто мы так не будем выглядеть. Так или иначе, мы не хотим, чтобы нас почитали или считали таковыми. Мы всем сердцем должны желать только одного — быть бедняками, рабочими, тружениками, как все остальные люди, чтобы к нам относились так же, как к прочим. Будь это в Европе, Африке, среди арабов или чернокожих, или еще где-то, мы должны сделать все, чтобы сохранить верность этому последнему месту. Мы должны принадлежать к классу бедняков и любить зависимое положение и страдания.

(из письма общинам — Эль Абиодх, 7 февраля 1948)

Спасители с Иисусом

Когда нас спрашивают о жизни наших Братств, мне всегда трудно дать ясный ответ, ведь задаваемые вопросы затрагивают «образ жизни», «распорядок», «деятельность». Я ощущаю неспособность свести наш идеал к одной формуле. Наша жизнь кажется сложной и противоречивой в некоторых отношениях. Действительно, Малый брат должен быть одновременно тружеником и молитвенником, молчальником, вместе с тем он должен участвовать в заботах своих товарищей и своих братьев, быть созерцателем, отрешенным от всего, но вести свободную в определенном отношении жизнь. Все эти явные противоречия разрешаются в простоте внутреннего устройства нашей жизни. Следует определить принцип нашей жизни, прочее — лишь следствия.

…Мы любим Иисуса: мы хотим разделить Его искупительный труд и Его страдания. Мы любим людей, наших братьев: мы хотим разделять жизнь бедняков, тех, кто страдает, просто из любви, без какой-то цели, ведь и у любви самой по себе нет цели. И поэтому, воплощая в жизнь этот идеал, мы одинаково нуждаемся в молитве и самоотречении — и в совместном труде с людьми в бедности и усталости.
Воплощая идеал в жизнь, мы встречаемся с трудностями, борьбой, риском — иначе и быть не может.
Имя «Иисус» означает «Бог спасает». Поэтому как отцу де Фуко, так и нам это имя так дорого. Оно выражает, строго говоря, смысл всей жизни Христа. Иисус — только Спаситель, и спасает Он через крест. Наше призвание и наше участие в спасительном деле Христа также не дают нам иного права на существование. Но, в отличие от Иисуса, наша человеческая природа не желает участвовать в деле спасения. В том числе и поэтому это так для нас тяжело. Однако призвание участвовать в искупительных страданиях важно, когда мы отказываемся полностью предать себя ему, наша жизнь Малых братьев теряет подлинность.

… Мы должны хорошо понимать значение креста в нашей жизни, великодушно и радостно принять приглашение Иисуса участвовать в Его деле. Наша душа должна быть готова к страданию, понимать его ценность и постепенно полюбить его. С сегодняшнего дня мы должны и хотим формировать в себе это состояние души. Можно его называть духом жертвенности — это расположение души превращает все наши дела в принесение жертвы.

… Живя в духе жертвенности, мы в нашей жизни откроем таинственные связи, соединяющие нас с нашими братьями в Мистическом Теле Христа. Человеческая солидарность все явственнее выражается в мире людей труда, в строительстве града земного, мы же должны являть солидарность в ином отношении, укрытом, но бесконечно более реальном и плодотворном — солидарность всех людей во Христе. Проникая в гущу наших братьев, в этом духе жертвенности, искупления, духовной солидарности, мы обретем истинный смысл нашей жизни, которую мы отдали видимым образом. Рабочие с рабочими, арабы с арабами… мы действительно будем одними из них, в той мере, в какой это позволит чистота нашего христианского идеала. Мы будем страдать от того, что мучит их, полюбим то, что они любят, как и они, мы будем стремиться к полноте справедливости и истины. Но поймите же — подобный дар останется неполным и только внешним, если не произойдет его духовного преобразования перед лицом Божьим. Вы должны действительно отдать себя, пожертвовать собой ради искупления братьев.

(Из письма общинам — Эль Абиодх, 9 февраля 1948)

Благочестие и Литургия

Я бы хотел предложить вам размышления о структуре нашей молитвенной жизни — о благочестивых практиках и литургической молитве.
Под благочестивыми практиками я понимаю все средства, помогающие поддерживать личную или общинную молитвенную жизнь. Это — чтение молитвы «Ангел Господень», пение гимна Veni Creator, чтение Евангелия, молитвы перед и после трапезы, духовное чтение, венчики, испытание совести, совершаемое в определенное время, благословение Святыми Дарами, литания к Сердцу Иисуса… Литургия и богослужения суточного круга сюда не входят — это, собственно говоря, и есть литургический культ. Отметьте также, что я не включил в число практик час поклонения Дарам — это, в принципе, чистая молитва.

Далее мы по порядку рассмотрим вопросы, затрагиваемые литургией и практиками. Практики порождают вопросы. Для кого-то это — почти необходимая помощь в духовной жизни, для других же — обязанность, которая их связывает, а порой и раздавливает. Кто-то не в силах оторваться от практик, при их отсутствии чувствует себя полностью дезориентированным. Другие же, напротив, с легкостью себя от них освобождают, подчас заблуждаясь. И почти все отмечают — и это становится лейтмотивом сегодня в церковной среде — сложность, с которой удается интегрировать практики с жизнью, наполненной контактами с людьми, или примирить часто противоречивые требования выполнения благочестивых практик с требованиями служения, дел милосердия, работы.

Я хотел бы обсудить некоторые принципы, которые помогут нам решать конкретные вопросы. Благочестивые практики — это не молитва, но способы молитвы. Возможно христианское совершенство без благочестивых практик, однако оно невозможно без обильной молитвы. Как мы сказали, литургическая молитва не относится к религиозным практикам. Использование определенного способа медитации — практика, это средство для молитвы и молитве подчинено. Можно ли говорить, что любая устная молитва — это благочестивая практика? Исключим сначала литургические молитвы — к ним мы еще вернемся. Останутся прочие устные молитвы. Благочестивой практикой можно назвать определенную молитвенную формулу, которую принято произносить вслух в общине или индивидуально — например, литанию к Сердцу Иисуса. Но устная молитва, свободно идущая от сердца, — вопль души или беседа с Богом, без всякой принятой формулы — не практика. Человек может жить глубокой молитвенной жизнью, не испытывая потребности в ее словесном излиянии.

В жизни Христа и Девы Марии, конечно же, не было благочестивых практик — они не нуждались в средствах для поддержания молитвенной жизни. Если мы обратимся к опыту ранней церкви, мы не найдем следов того, что сегодня принято называть благочестивыми практиками. Речь идет о молитве и об упражнении в добродетелях. Духовность Отцов пустыни в этом отношении характерна — она разливается широко и свободно, следуя ритму литургии часов, которая в это время зарождается.

О благочестивых практиках в современном значении начинают говорить только с 16 века. Эти практики — плод опыта аскетов, это и делает ценными эти способы поддержания молитвы. Пока их широко используют в христианской религиозной жизни, они сохраняют свою силу и ценность, но когда эта тенденция слабеет, они их теряют. Практика теряет свою ценность, когда ее уже нельзя должным образом применять для достижения первоначальной цели, на этот феномен оказывают влияние различные факторы, например, появление новых нужд, определенная трансформация психологии или темперамента, рождение новой духовности, а также злоупотребления благочестивыми практиками.

Также тут следует отметить, что изучение истории монашества и духовности показывает — господство и распространение благочестивых практик возрастают с отходом от истоков. Нельзя сказать, что святой Франциск Ассизский, святой Доминик или даже святой Игнатий Лойола злоупотребляли практиками. Вообще милосердную любовь и полноту жизни, выходящие за рамки норм, мы видим у всех святых. Этот вывод верен и для 17 века, эпохи наибольшего распространения практик. Святой Викентий де Поль, святой Иоанн Эд используют благочестивые практики, в их эпоху это — средства полностью принятые и приносящие плоды. В это время духовная жизнь выходит из стен монастырей и ширится в миру, это движение не чуждо развитию благочестивых практик. В 19 веке мы видим распространение практик и злоупотребления ими. Разумеется, святым всегда удается избежать этого, подобных тенденций нам не найти у Терезы из Лизье, Иоанна-Марии Вианнея или дона Джованни Боско.

Итак, благочестивые практики ценны только как способ поддержания в нас молитвенной жизни и помощь в возрастании в христианских добродетелях. Только в этом аспекте они имеют ценность.

Назовем некоторые важные принципы их использования. Не следует судить о подлинной ценности прожитого вами дня только по тому, как вы сохранили простую материальную верность практикам. Никогда не судите других людей в этом отношении и не поддавайтесь соблазну судить о достигнутом ими совершенстве по количеству практик, которые они могут совершать и совершают.

Можно вывести такой общий принцип (возможны исключения из него) — чем более человек возрастает духовно, тем меньше ему нужны благочестивые практики. В той мере, в какой человек позволяет Святому Духу руководить собой, ему не нужны практики. Они могут в ряде случаев стать препятствием в молитве. Это все же случается редко и не может повлечь за собой отказа от всех практик вообще.

Совершение ряда благочестивых практик, материально хорошо проведенных, может создавать иллюзии и не приносить никакой пользы душе, если это не выражает духовной жизни, если они не используются для поддержания в нас истинной молитвы и возрастания в любви. Никогда не следует пассивно переживать благочестивые практики, надо сохранять бдительность, в противном случае мы рискуем после месяцев внешне регулярной духовной жизни прийти к полному ее отсутствию. Можно видеть монахов и монахинь, проживших в монастыре долгие годы и вынужденных изменить привычный ритм жизни, — они полностью теряют ориентацию, у них нет духа молитвы, они не укоренены в добродетелях. Они не были достаточно щедры в духовной жизни, они пассивно принимали участие в молитвенных практиках, давших им иллюзию духовной жизни, которой в реальности практически не было.

Надо отметить еще одну иллюзию: напротив, полагать, что можно легко освободить себя от этих практик. Есть и такие, кто использует самый незначительный повод, чтобы освободить себя от устной молитвы, уклониться от Литургии Часов, перенести ее на потом или вообще не совершать. Они не умеют организовать себя. Случается отсутствие предвидения, собранности, капризы, человек не может захотеть, может быть и настоящий страх перед молитвой. Каждый должен видеть это и быть честным перед собой. Речь не идет о слишком быстром причислении себя к созерцательным душам, не нуждающимся в практиках для приближения к Богу. Молитва, верность, отвага в молитве всегда остаются краеугольным камнем. Если кто-то с легкостью избегает молитвы, дела обстоят плохо — такому человеку больше, чем другим, нужна верность духовным практикам и особенно подобающему духовному чтению.

Нельзя и забывать, что некоторые молитвенные упражнения, в которых участвует все Братство, независимо от их эффективности как практик, важны потому, что это — общинное исповедание веры и молитва общины, очень важные для Бога: «Где двое или трое собраны во имя Мое…». Эта ценность общинной молитвы проявляется и в литургии.

Перейдем к практическим указаниям. Я здесь ставлю себя на место Малого брата, новоначального или возрастающего в Божьей любви, для этого брата благочестивые практики действительно могут стать источником жизни.

Надо всегда стремиться к правдивости. Если речь идет об устных молитвах — они выражают реальность, молитвенное состояние души. Как устными молитвами пользоваться — каждый определит для себя. Главное: избегать формализма. Сохраним также верность чтению Евангелия или духовных авторов — не следует навязывать методов чтения, не приносящих плодов и не отвечающих нашим актуальным потребностям.
Например, мы пропустили молитву Ангел Господень в общине и произносим ее в одиночестве. Воспользуемся этой возможностью, обратимся к Богородице лично, задумаемся о тайне воплощения Бога. Время от времени полезно было бы не произносить слова, а посвятить несколько мгновений созерцанию тайны, о которой молитва напоминает. Точно так же, когда работа не позволяет нам быть на благословении Святыми Дарами, воспользуемся случаем, поклонимся Евхаристии внутри, в нашем сердце. Так мы достигаем цели благочестивых практик, выходя за пределы их привычного использования.

Мы всегда должны сохранять верность основам нашей духовной жизни — Литургии, часу поклонения Святым Дарам и чтению Евангелия. Каждый должен выстроить свою иерархию благочестивых практик, она позволит вносить разнообразие день ото дня: духовное чтение, чтение Евангелия, венчик или мгновение чистой молитвы. Не следует нервничать, когда мы заняты трудом или посвятили ближнему свое внимание. Найдем другие способы обрести то, чего мы достигали при помощи благочестивых практик. Молитва — настоящий свидетель нашей жизни с Богом. Не надо предаваться иллюзиям и легкомысленно думать, что мы не нуждаемся в практиках для поддержания в нас жизни Божьей. Сразу нельзя заметить результатов медленного истощения, вызванного постоянным или частым недоеданием.

Давайте увидим цель и сможем отважно использовать средства ее достижения, поставим все на службу глубокой вере и великой любви. Мы должны хорошо знать себя, чтобы уметь выбирать те инструменты, которые нам подходят. Темперамент отца де Фуко был таков, что строгое следование благочестивым практикам было для него спасительно. Он умел отважно пользоваться ими, всегда пребывая в свете любви, избежав двух ловушек: фарисейства, придающего большое значение средствам и деталям, и саддукейства, боящегося сделать усилие и хранить верность в мелочах, и поэтому открывающего двери расхлябанности.

В конце скажем слово о значении литургии в нашей жизни. Я просто отмечу несколько аспектов, не рассматривая вопрос всесторонне, даже с точки зрения духовной жизни. Литургия вводит нас в жертву и в искупительную молитву Христа. В нашей жизни литургия — это месса (евхаристическая литургия) и литургия Часов.

Наше призвание Малых братьев — не совершение торжественного культа, как у бенедиктинцев, и не адаптация литургии к нуждам христианского народа (это одна из целей приходской литургии). Наша литургия выражает молитву Братства, даже если к ней присоединяются несколько мирян.

Это накладывает на все свой отпечаток. Строгость и простота, сочетающиеся с красотой и достоинством, всегда желательны, они действительно выражают все, что заключает в себе литургическое действие. Малые братья соединяются в Евхаристии. Она — средоточие нашей жизни, которое всегда следует ревностно оберегать.

Каждое Братство должно иметь часовню, пусть даже самую маленькую и бедную.

Я говорил уже, что нельзя смешивать литургию Часов (то есть молитву по Часослову) с благочестивыми практиками. Не всегда их различают, и отсюда проистекают трудности, связанные с непониманием смысла и важности литургической молитвы. Литургия Часов — публичная хвала, которую Мистическое Тело Христа возносит Богу. Она в первую очередь — не для нас, а для Самого Бога, она не преследует никаких интересов, его структура постепенно сложилась под действием Святого Духа, ведь Церковь сделала эту молитву своей. Кроме того, Литургия Часов по большей части состоит из богодухновенных текстов.

Понять Литургию Часов можно с этой точки зрения. Надо помнить, что мы участвуем в превышающем наше понимание деле прославления Бога. В нем мы становимся орудием Церкви, принося себя в жертву определенным образом и в совершенно реальном смысле, поскольку в литургической молитве продолжается евхаристическая жертва. Нельзя принимать участие в литургической молитве, стремясь исключительно к собственной духовной пользе.

Мы не можем отнести к себе все чувства, выраженные псалмами, они также и не отражают наших личных нужд и устремлений — они выражают потребности и надежды всей Церкви. Эта молитва приобретает даже вневременной характер, выходящий за рамки сегодняшнего дня. Все, что нас порой в псалмах шокирует, что не находит в нас никакого отклика: воздаяние, ночная тревога и жалобы, отмщение, крики страдающего грешника, который не находит избавления — это в Церкви остается подлинным. В этой молитве заключен вопль всего мира, и так как это молитва Христа в Его Церкви, смысл обретают даже просьбы о мести — Бог, чьи права в нашем мире попираются так часто, однажды воздаст отмщением. Но молиться таким образом имеет право только Иисус. То, что псалмы такие простые, глубоко человеческие, позволяет им сохранять подлинность на протяжении веков. Войдите же в это пространство молитвы, уважая его и сознавая стоящие перед вами задачи. Мы с вами словно молитвенные делегаты, представляющие какую-то часть человечества — давайте осознаем это. И уверяю вас — в этой перспективе все меняется.

Это единственное замечание, которое я хотел сделать на эту тему, — по-моему, это ключ ко всему. В этом свете все потихоньку начинает проясняться, и различные способы активного участия в литургии Часов обретают смысл. Я их тут излагать не буду.
Но основное назначение Литургии Часов не мешает Часослову в его основе и структуре быть предназначенным для поддержания суточного ритма жизни монаха. Некоторые части Часослова, к примеру, библейские и святоотеческие чтения из Часа чтений латинского обряда, в первую очередь подпитывают молитву монашествующих. Все знают, что в настоящее время (написано до второго Ватиканского собора – прим. перев.) эта часть Часослова несовершенна и нуждается в реформировании, в частности, поэтому она не играет своей первоначальной роли. Тут коренится одна из причин формализма, всех последствий которого трудно избежать.

Я лишь хотел вам показать, как Литургия Часов может в нашей жизни обрести сегодня ритм, присущий ей в Церкви первых веков. В этом направлении наши Братства могут приобрести интересный и плодотворный опыт. Далее я буду говорить о совместной общинной молитве в Братствах, не уделяя внимания обязательству братьев совершать Литургию Часов. Если угодно, речь пойдет о Братстве, где священники составляют меньшинство и где нужно организовать ритм общинной молитвы, которая была бы не дополнительной нагрузкой, а подлинным воздыханием души. В молитве качество важнее количества.

Чтобы вернуться (а об этом идет речь) к настоящей традиции и полному смыслу Часов, нужно обратиться к истории. Разделение дня на часы родилось из потребностей монахов, как отшельников, так и киновитов, в первых веках. Тогда литургическая молитва соответствовала поставленным целям. Ритм жизни монахов был в начале предельно прост, близок к потребностям их повседневных трудов. В принципе монахи встречались дважды в день — перед восходом солнца и на закате. Так появились самые древние Часы — утреня и вечерня. Все остальное время монах мог молиться или предаваться своим ежедневным занятиям. В общем, все время монах пребывал перед Богом, как Господь говорит в Евангелии: «бодрствуйте на всякое время и молитесь». В течение дня другие совместные устные молитвы не требовались. Кроме того, монахи часто жили в отдалении от храмов, работая, они могли отдаляться и от своих келий — например, собирая дрова или продавая свои изделия. Ритм жизни, как мы видим, был очень прост.

Развитие общежительного монашества тоже могло в определенном отношении послужить ослаблению монашеского рвения, постепенно монахи стали чаще собираться на молитву. Так родились дневные Часы, по еврейской традиции: третий, шестой, девятый. Святой Епифаний, став епископом Критским, с трудом принял этот обычай: он опасался, что монахи привыкнут молиться в определенное время и уже не будут предаваться постоянной сердечной молитве. В VI веке появляется первый час, в VIII-IX веке — повечерие. Поэтому эти Часы в гораздо меньшей степени связаны с дневной литургией.

Если мы в наших Братствах хотим прийти к живому молитвенному ритму, мы должны обдумать его, принимая во внимание реальные условия современной жизни. Интересно отметить, что эти условия часто оказываются близки (по другим причинам) ритму простой жизни.
Можно было бы сделать так. Утреня и вечерня обрамляют рабочий день, в них участвует вся община. Время для часа поклонения Святым Дарам каждый выбирает по своим возможностям. Час чтений совершаем в нерабочие дни, в определенные праздники, чаще всего, когда это позволяет трудовая жизнь братьев. Потом приходит очередь прочих Часов. Повечерие можно служить перед отходом ко сну, если вечерня была достаточно рано. Прочее время также сохраняет свободный ритм, без злоупотребления общинной молитвой Часов. Каждый должен стремиться к единению с Богом и деятельной любви к ближнему так, как этого лучше всего достичь. Кому-то поможет совершение дневных Часов. Священники, конечно же, должны будут приспособить к этому ритму жизни свое обязательство служить полный суточный круг — это всегда возможно. В воскресенья и нерабочие дни, разумеется, распорядок дня может отличаться.

Аскеза в Братствах

Малые Братья Иисуса, ваша жизнь будет трудной, и именно поэтому она будет прекрасна.

Вам предстоит вести на заводе, на стройке, в море, среди арабов, африканцев, прокаженных тяжелую жизнь. Часто вас будет охватывать усталость, и надо будет сохранить в вашем сердце, отданном Богу, вечно юную веру. В шуме, движении, порой среди грубости надо будет сохранить в сердце тишину, чистоту, молитвенный дух. Вы окажетесь в гуще мировых проблем, ваше любопытство будут возбуждать разговоры и чужие души, которые вы полюбите, — надо будет постоянно помнить о Христе, распятом, страдающем, истекающем кровью. Вас охватит отчаяние, вызванное тяжелым днем, болезнью, прекращением работы, тем, что вас не понимает брат, и надо будет держаться ради любви к Христу. Впереди вас ждут дни, переполненные трудами, когда вам предстоит тосковать по Христу, и ночная молитва перед Дарами вернет вам мужество. Ждет вас и пустота, вызванная безработицей, размягчением воли, духовной скукой — придется укрепить душу и пребывать в молитве. Наконец, на вас навалится вся тяжесть жизни, в которой нет места ярким впечатлениям, известности, результативности в человеческом понимании, придется принять эту жизнь до последнего вздоха, веря в вашу единственную любовь, не теряя надежды, в духе жертвы, которую вы приносите вновь и вновь каждый день. В любых обстоятельствах надо оставаться готовыми ко всему, быть готовыми во имя Христа отправиться на край света, при необходимости принять мученическую смерть — ведь Малые братья отправляются туда, где больше всего страдания, где людей преследуют и унижают. Надо быть бдительными, чтобы сохранить в чистоте любящее человеческое сердце, которое с годами не сожмется, а раскроется, чтобы полюбить весь мир. За это придется бороться, каждый день придется бороться с самими собой, веря в ваше призвание. Быть может, придется и бороться с засильем среды, ориентированной только на деятельность, всегда верить в ваше призвание к молитвенной жизни, в высший смысл вашей жизни, отданной любви, и вслед за Терезой Малой и отцом де Фуко сохранять «бесконечное желание среди полного бессилия».

Чтобы стать настоящим Малым братом Иисуса, надо смиренно принять эту повседневную борьбу и приготовиться к ней при помощи аскезы, которая вам совершенно необходимо. Вам потребуется самообладание и полное самоотречение, чтобы избавиться от иллюзий и воистину пребывать во Христе.

Думаю, что даже если у вас нет богатого жизненного опыта, вы отдадите себе отчет в том, что идеал любви, живущий в вашем сердце, отяжелел при соприкосновении с реальностью… наша любовь не находит выражения, как хотелось бы, — нас постоянно загоняют в угол наша склонность к злу, эгоизм, тенденции к насилию, лени, рассеянности. Мы ощущаем в себе негибкость, вспыльчивость, инерцию, парализующие нас, так что мы не делаем того, что желаем делать ни в молитве, ни в служении ближним. В каждую минуту, в самых простых делах мы чувствуем, как уклоняемся в сторону вопреки добрым намерениям, с которыми начинали эти дела. Надо работать над собой, упорно и методично стремясь к тому, чтобы стать послушным орудием любви Христовой. Это и есть аскеза.

Чтобы определить ее необходимость, точное применение, одновременно ее важность и ее ограничения, стоит ясно понимать, кто мы такие — существа единые и составные, тело и душа, несущие на себе печать неупорядоченности первородного греха. Надо осознать место тела в единстве человеческой личности: оно и необходимое орудие, и препятствие для оживляющего его духа. То, как мы понимаем борьбу с отклонениями нашей природы, зависит от того, как мы видим самих себя. Я не хочу здесь разбираться с этим вопросом во всех подробностях, об этом хорошо писали другие авторы, у которых можно прочесть ясное и полное изложение христианской аскетики. Я ниже уточню несколько вопросов, имеющих отношение к нашей жизни.

Состояние внутренней борьбы — дело нормальное. Ненормально отсутствие борьбы — оно часто значит, что мы отказались от усилия в преодолении себя и возрастания в любви. Состояния отдыха и покоя преходящи. Мир, о котором говорит Иисус, — не отсутствие борьбы, это ощущение упорядоченности, связанной с мучительными и тягостными усилиями, направленными на обновление. Иисус не боится говорить о насилии, войне, противоречиях. Важно хорошо это понять и согласиться, что борьба — нормальное состояние вплоть до смерти.
Борьба для нас — нормальное состояние еще и потому, что наше призвание не дает нам убежища, которое есть у монахов, живущих в традиционных монастырях. Наша аскеза будет отличаться от аскезы монахов-затворников. Быть может, наша склонность к рассеянности получит больше возможностей для развития благодаря контактам с людьми, услышанным беседам, чтению газет, чем это бывает у отшельника-картезианца, полностью отделенного от мира стенами кельи или стенами обители. У картезианца могут быть иные мотивы для борьбы, например, эгоистические склонности, которым он должен противостоять в своем одиночестве, чтобы остаться подлинным созерцателем. Попытка перенести в нашу жизнь Малых братьев духовность и аскетические практики затворнических общин была бы ошибкой и не принесла бы добрых плодов. Милосердная любовь затворника выражается иначе, чем у монахов, живущих вне стен обители и занятых иным служением. Чтение псалтири в хоре, постоянное молчание, горизонт, ограниченный кельей или стенами монастыря, — все это позволяет монаху выражать любовь к Богу в определенных постоянных действиях. Когда же речь заходит о Малом брате, то его работа, его поклонение Дарам днем и ночью, его отношения с людьми обязывают его выражать любовь к Христу совсем иначе, чем затворника, часто в непредвиденных ситуациях. Наши дурные наклонности действительно имеют больше шансов проявиться, придется больше бороться, но и возможностей для любви и самоотречения тоже будет больше.

Если вы хотите извлечь всю возможную пользу из жизни в Братстве, следует прежде всего поверить в ее сверхъестественное действие и поверить в слова Спасителя: «Истинно также говорю вам … где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них». Надо в это верить и повторять снова и снова — ведь во имя Иисуса мы живем вместе, собираемся вместе, чтобы помочь друг другу жить Его любовью и воплощать в жизнь Его заветы.
Требуется мужество, чтобы честно и смиренно оставаться открытыми и не бояться указать брату на его слабость кротко и без преувеличений. Другие люди, особенно если они живут вместе с нами, гораздо быстрее, чем мы, заметят плоды усилий или, наоборот, начало капитуляции, в первую очередь в отношении нашего главного недостатка. Тут мы тоже следуем словам Господа: «Если же согрешит против тебя брат твой, выговори ему; и если покается, прости ему; и если семь раз в день согрешит против тебя и семь раз в день обратится, и скажет: каюсь, — прости ему».

Мы действительно доверяемся друг другу и надеемся, что это всегда нам поможет. Надо на самом деле желать, чтобы наши братья помогали нам поступать лучше во всех делах. Это настоящее обобществление. Если мы это делаем кротко и честно, движимые настоящей взаимной симпатией, это — самая надежная гарантия постоянства и роста, которую нам дает жизнь в Братствах. Это — один из самых характерных ее признаков. Для нас это — сокровище, источник чистой радости, но и тут никуда не денешься от борьбы и строгостей.
Избегайте безапелляционности и обобщений, делая братьям замечания. Не забывайте, если хотите быть справедливыми и правдивыми — часто намерения человека лучше, чем можно было бы судить по их воплощению. Надо помогать, а не обескураживать или обременять. Когда один из ваших братьев на самом деле борется и делает все, что может, незачем встревать, даже если результат оставляет желать лучшего. Действуйте в мире и смирении, чтобы создать атмосферу, в которой братья смогут открыться. Вы должны чувствовать ответственность за братьев и принять заботы, связанные с этим. Это — вся программа, для ее реализации нужна атмосфера близости, взаимного доверия и братской радости. Наши аскетические усилия должны не только соответствовать нашему темпераменту, но и корректировать склонности, препятствующие реализации нашего призвания. В особенности мы должны стремиться устранить препятствия для молитвы и братской любви ко всем людям — это два полюса нашей жизни. О молитве мы еще поговорим. Что касается братской любви — не бойтесь указать на препятствия: склонность к спорам, привязанность к собственным представлениям, молчание, полное чувств… Наши братские встречи по вечерам должны стремиться к возрастанию в братолюбии. Тут не обойтись без столкновений и без поражений. Их не избежать, но они могут и должны всякий раз становиться отправной точкой для более великодушных попыток.

У нас нет никаких особых предписаний относительно пищи, но если мы слишком пристрастимся к вину, надо будет ограничить себя или временно воздержаться от алкоголя. Нам не запрещен табак, но это не должно превратиться в привычку — к этому нас обязывает обет бедности, мы также не должны попасть в зависимость, то есть более слабые из нас должны будут жить в полном воздержании от табака. Надо быть бдительными и твердыми. Вы будете читать газеты, чтобы узнавать важные новости и знать о проблемах людей, но вы должны будете владеть собой и не терять попусту время, которое можно было бы уделить молитве или полезному чтению, на удовлетворение пустого любопытства. Если вы позволите себе втянуться, недолгое воздержание расставит все по своим местам. То же самое относится и к пище.
Итак, наша аскеза должна быть живой и гибкой. Она сумеет использовать средства дисциплины, которые на нас накладывает работа и служение ближним. Бдительность, инициатива, энергичность, гибкость потребуются вам в борьбе за свободу.
Сейчас уместно было бы поговорить об аскезе в отношении молитвенной жизни. Тут одним из самых важных факторов представляется молчание. Внутреннее молчание совершенно необходимо, внешнее молчание необходимо в той мере, в какой оно создает молчание внутреннее.
Прежде всего, надо осознавать важность внутреннего молчания и то, что его можно сохранять среди шума и разговоров. Это — внутреннее состояние, когда стихают страсти, и мы свободны ото всех неупорядоченных привязанностей, мешающих нам с верой обратиться к Богу.
Это молчание нам всегда необходимо. Надо постараться поддерживать его в себе постоянно и повсюду — на работе, на улице, во всех контактах.

Человек, обретший внутреннее молчание, сможет оценить качество молчания внешнего. Сущность его — воздержание от слов, чтобы уединиться, это может быть лучшей или худшей из вещей. Такое молчание скверно, если оно — плод замкнутости, если оно удовлетворяет эгоистическое желание отдохнуть, если оно маскирует отсутствие усилий, чтобы преодолеть свой индивидуализм, если за ним стоит неискренность, если на наших устах замирает просьба о прощении, если наш брат остается в беде без помощи. Хорошее молчание содействует интеллектуальному труду и рефлексии, дает возможность восстановить в душе, отягощенной тысячами забот, настоящую внутреннюю тишину.
Прекрасно молчание, когда к нему стремятся, чтобы молиться Богу.
Правила не могут предусмотреть, в каких случаях надо замолчать или говорить, завязать контакты или уклониться от них, в конце концов, только мы можем судить о наших подлинных намерениях.
(…) В Братствах есть время для молчания: время молитвы, ежемесячного уединения, ежегодных духовных упражнений, молчание свойственно Братствам, посвященным поклонению Святым Дарам. Но не следует удивляться, что трудно в маленькой общине братьев-рабочих, где мало места, поддерживать внешнюю тишину, которая в то же время совершенно удовлетворит требования молитвенной жизни, взаимной открытости и братского гостеприимства. Важно стараться, чувствовать в себе желание молчать и не сдаваться перед трудностями. Решение можно найти не во внешних нормах, а скорее в требовании любви и молитвенного духа…

Бедность

Иисус был бедным, любил бедных и назвал их блаженными. Отец де Фуко страстно любил бедность и желал ее, все святые любили бедность и обретали в ней освобождение, радость и возможность принести Богу в дар самих себя. И мы хотим, следуя примеру отца де Фуко, жить в бедности, подражая Христу и любя бедных.

Но когда мы переходим к практическим шагам, мы ощущаем сложность вопроса. Есть разная бедность. Есть бедность — лишение, отсутствие благ, ее переживают, но не из-за любви. Потом, есть христианская бедность: Иисус назвал блаженными нищих, просто нищих, но Он говорил и о «нищих духом». Итак, мы чувствуем, что в бедности есть духовная и материальная составляющая, у нее есть тело и душа.
Если мы хорошо это не поймем, мы пойдем ложным путем, мы встретим много трудностей, даже отклонения. Действительно, в практическом отношении бедность создает проблемы. Назовем вопросы, которые возникают сегодня. Есть трудности жизни «экономически слабых» людей, есть низкие зарплаты и связанные с этим ограничения, когда заработка не хватает, есть неуверенность в завтрашнем дне, с которой не может до конца справиться социальная защита, есть угроза безработицы, жилищные трудности. В этой постоянной неуверенности живут миллионы семей — это подлинная бедность, пусть и не нищета и лишение необходимого минимума. Эта бедность часто связана с жаждой удовлетворения желаний и обладания, причем очень сильной, поскольку у этих людей никогда не было богатства, денег и удовольствий, с ними связанных. Богач, пресытившийся всеми удовольствиями, которые может ему дать его состояние, часто видит, что богатство не дает полного удовлетворения. Желание обладания порой порождает большую привязанность к вещам, чем обладание.

С этой переживаемой, трагически реальной бедностью встречается монашеская бедность, чьи внешние формы часто соблазняют наших современников. Это явление иного плана. Тут речь прежде всего идет о том, чтобы при помощи обета освободиться от собственнических инстинктов. Пользование вещами — вещь вторичная. Это внутреннее обнажение — оно порой поражает большинство тех, кто живет в бедности и жаждет богатства — соседствует со свободой пользоваться вещами и уровнем жизни, который соблазняет людей: он не всегда отражает внутреннюю бедность души, в возможность которой многие не в силах поверить. Кроме того, принадлежность к монашеской общине связана с обеспеченностью, уверенностью в завтрашнем дне, полным отсутствием забот о материальной стороне жизни — о пропитании, жилище, уходе при болезни. Несомненно, груз забот ложится на плечи настоятелей, но большинство монахов свободны от них. Ревностный христианин, трудящийся в поте лица каждый день, чтобы заработать на жизнь себе и своим детям, не может понять, в чем состоит превосходство монашеской жизни. Он легко согласится с утверждением, что монахи приносят обет бедности, а миряне его соблюдают. Понимания нет. В то же время Церковь продолжает настаивать на превосходстве жизни, свободной от всех земных забот ради созерцания Бога, естественно, при условии, что речь идет о подлинной отречении и полном предании себя Богу, а не об эгоистическом бегстве от ответственности, связанной с трудом и повседневными заботами. Такое отношение отвратительно, это — отрицание подлинно созерцательной жизни, но это не являет миру подлинного лика созерцательной жизни — мир видит только внешнее, и людям, судящим созерцателей, чаще всего не хватило бы ни мужества, ни нравственных сил, чтобы подражать его самоотречению. Справедливо также и суждение, что нередки злоупотребления, дающие повод для нападок на монашескую бедность: уровень жизни, излишний комфорт в некоторых монастырях, не говоря уже о просторных и монументальных постройках, обширных садах, одним словом, о приятном окружении, которое семье может обеспечить только богатство. Разве это не соблазняет? Можно сказать, что сам по себе монах беден, но в общинной жизни эта бедность становится чисто теоретической, коль скоро община может обеспечить ему уровень жизни члена состоятельной семьи. Часто это верно. Являет ли монашеская бедность, организованная и нормированная, современному миру то, чего хотел Иисус? Понятно, что в этой ситуации совесть наших современников-христиан нуждается в более конкретной материальной бедности, неуверенности в завтрашнем дне, соучастии в судьбе самых бедных; движимые этим стремлением, многие молодые люди отходят от монашеской жизни.

Что нам обо всем этом думать? Какова должна быть наша бедность? Мы знаем, что стремление к совершенной бедности дало толчок развитию духовного кризиса, приведшего брата Шарля к уходу из монастыря траппистов.
Отметим основные признаки бедности, которую Иисус показал нам в Евангелии.

Бедность Иисуса радостна — это духовное освобождение. Блаженство, обещанное Иисусом нищим, относится не только к будущей жизни. Если мы радостны, это означает, что наше сердце свободно. Источник этой радости — Божий Дух в нас. Она — плод победы над самими собой, которая невозможна без борьбы. Надо радоваться, терпя лишения, всякий раз, когда мы испытываем нехватку чего-либо. Так мы научимся выбирать обладание меньшим, а не большим. Но лишение без радости — вещь нездоровая, в ней нет духа Христа.

У этой радости есть еще одна, более глубокая причина: евангельская бедность — это предание себя в руки Бога и Его провидения. Так для нас становится конкретным детское доверие, и мы можем ощущать отеческую заботу Бога о нас. Этот личный опыт Провидения необходим, чтобы понять эту радость в бедности. Малые сии, о которых Иисус говорит, вверяют заботу о своем будущем в руки Провидения. Нам нужна детская вера и безграничное доверие к словам Иисуса. Наша радостная бедность — акт веры и вверения себя Богу.

Осторожно: работа, социальное обеспечение, страховки не могут обесценить нашего вверения себя в руки Божьи.

Можно откровенно сказать, что если и можно согрешить против христианской бедности расточительством, то гораздо чаще против бедности грешат, проявляя скупость, которую многие принимают за дух бедности. Скаредность, узость, просто пренебрежение требованиями милосердия скрываются под покровом монашеской бедности! Надо быть осторожными. И помните, прошу вас: с возрастом неосознанная склонность к скупости начинает проявляться, начинается все с потребности гарантировать здоровье — нагромождаются мелочи, лекарства, появляется тенденция предвидеть в мельчайших деталях все, что могло бы случиться.

Я знаю, что часто на практике великодушная жизнь по евангельским советам связана с множеством трудностей. Их проще избежать, когда в общине немного братьев, живущих трудом своих рук, чем в более многочисленном братстве, подчиненном иному распорядку, когда эконом должен в какой-то мере уметь предвидеть. Но еще раз подчеркну: нельзя позволить, чтобы евангельский дух в нас охладел под предлогом организации или благоразумия. В нас всегда останется эта боль, разрыв, когда мы не сможем поделиться со всеми теми людьми, кто просит помощи. Порой у этой задачи нет решения, это так, но это страдание будет для нас порукой того, что мы еще способны любить, что мы бедны в духе и истине.

Последний аспект евангельской бедности — она полностью подчинена любви, она — ее выражение. Бедность, ставшая жесткостью по отношению к другим людям, невниманием к нуждам слабых и больных, безрадостная строгость — все это не имеет отношения к любви, здесь нет бедности Христовой. Перечитаем евангельский эпизод, в котором Магдалина помазала голову Спасителя (Мф 26, 10-14) благовониями, стоившими триста динариев, и задумаемся над ответом Иисуса. Есть обстоятельства, в которых подлинная христианская бедность не должна уметь считать и складывать, ведь она по примеру Христа всегда стремится совершенно свободно использовать вещи и деньги для служения любви.

Гораздо более важную задачу ставит перед нами желание вести монашескую жизнь, будучи человеком, живущим на зарплату, или бедным ремесленником, принимая неуверенность в завтрашнем дне и и жизненные трудности, связанные с этим образом жизни. И на самом деле, надо примирить эту ненадежную жизнь и необходимость иметь в монашеской конгрегации дома новициата и минимум централизованного управления. Надо формировать новоначальных братьев, организовывать учебу, нужны настоятели, которые перемещаются и посещают Братства, чтобы поддерживать дух единства и усердие. Вполне возможно, что с этим связано обладание какой-то собственностью и получение средств (хотя бы в самом начале), источником которых не является труд членов общины.

Мы подытожим здесь опыт братств, изложив форму экономической организации, которая, на наш взгляд, позволяет сохранить свойственную нашей общине форму бедности.

Во всех общинах запрещено накопление денежных средств на банковском счете и использование процентов с него.

Братства, занимающиеся формацией и управлением, — первая группа, отделенная в экономическом отношении от остальных Братств. Материнский дом (главный дом конгрегации) может накапливать денежные средства для покрытия собственных расходов или расходов следующих общин — домов новициата, домов для братьев-студентов, расходов по отправке братьев в другие общины или страны, расходов по оборудованию часовен в наших общинах. Эти фонды пополняются за счет взносов работающих братьев, а пока их недостаточно — за счет даров и милостыни, которые можно собирать.

Вторая группа — все остальные общины. Все они должны жить плодами своих трудов и переносить все трудности, связанные с безработицей, болезнью или забастовками, не получая никакой помощи извне. Они могут принимать милостыню только в целях оборудования часовни и покрытия расходов на литургические нужды, в исключительных случаях — помощь соседям или коллегам по работе — можно отступить от этого правила. И тут Малые братья будут лишь посредниками. Братства будут располагаться всегда в съемных жилищах, принимая все связанные с этим неудобства и неуверенность. Братства приложат все усилия, чтобы перечислять взнос в главный дом и поддерживать учащихся братьев согласно установленной норме. Братства должны будут помочь брату, обязанному поддерживать своих близких.

Труд

Труд для нас — не только способ заработать себе на жизнь, решить экономические проблемы, ведь мы отказались от доходов и пожертвований, как источника средств для Братств. Есть много и других причин, иногда глубоких, определяющих то, как мы хотим работать и род наших занятий. Речь идет не только о том, что мы отказались от пожертвований из-за охлаждения рвения в христианах, утративших понимание важности общинного молитвенного служения, которому предаются люди, освобожденные от других дел (вспомним, что святой Павел во избежание соблазна отказался от помощи общины и зарабатывал на жизнь трудом своих рук). В этом случае можно было бы найти работу, которую можно делать и в стенах монастыря.

У нас иная миссия. Мы хотим разделить жизнь бедных тружеников, живущих на зарплату, или мелких ремесленников, чтобы быть бедными, как они, и таким же образом, как они. Наш идеал — жить среди них, рядом с ними, и вести монашескую жизнь, которая приблизила бы к этим людям Церковь, столь далекую для многих, показала бы ее любовь и простоту в обращении. Мы хотим давать молчаливое свидетельство жизни, чтобы показать им — мы их любим, так как мы разделили их судьбу. Наше присутствие среди них — не случайность, ведь мы, Малые братья, выбрали как окончательную форму нашего монашества жизнь на зарплату. Все равно, священники мы или нет, мы выбрали укрытую жизнь и посвятили ее Богу, принеся монашеские обеты. Наш труд — это наша миссия среди пролетарских масс. Эти массы сегодня — закрытые зоны, чаще всего совершенно закрытые для Церкви из-за их менталитета, мистики и земных перспектив. Они в Церкви — настоящие неисследованные края, миссионерские территории. И все же Церковь там должна присутствовать. Мы хотим быть среди этих людей молящейся церковью, очагами, где молча сияет Евангелие. Мы не сможем пустить там корни и перестать быть чужаками, если не станем одними из них, подобно тому, как миссионер принимает культуру тех людей, евангелизации которых он посвятил всю свою жизнь. Когда речь идет о пролетариях, положение труженика равноценно принятию нового гражданства для миссионера, и это должно стать подлинным и неотъемлемым даром. Надо, чтобы монашеская жизнь проникла глубоко в эти народные массы, пребывающие в язычестве, готовые слиться в мощный союз, который может быть, вскоре подчинит себе целые страны. Братства будут способны это сделать, только если гармонизируют их монашескую жизнь с экономическим и социальным строем в стране их служения. Поэтому мы требуем для Малых братьев привилегии полностью принять условия жизни и труда наемных работников в соответствии с законами разных стран.

Малые братья — миссионеры, они должны быть готовы отправиться вперед, преимущественно туда, где еще не укоренилась Церковь. Поэтому они должны быть способны, следуя Божьему призванию, вести молитвенную жизнь и давать свидетельство о Церкви как в бедных районах наших мегаполисов, на стройках, заводах, шахтах европейских стран, так и среди арабского пролетариата Северной Африки, среди бедных ремесленников в старых кварталах, среди феллахов, кочевников алжирских плато, африканских племен, населяющих тропические леса, готовясь пойти и в иные страны, к иным слоям нуждающихся, все еще закрытым для Церкви.

Поэтому можно понять значение труда в жизни Братств, понять, почему братья, способные к тяжелому труду, смогут услышать призыв Христа и пойти к труженикам, чья работа особенно тяжела или непопулярна, как, например, металлургия, химические предприятия или шахты. Их удел труженика — не только состояние бедности, но и свидетельство любви, форма принесения Богу своей жизни в жертву. Это словно «натурализация», «принятие гражданства», благодаря которому Церковь будет своей там, где она была чужой или просто отсутствовала.

Малые братья-священники

Мы должны быть ничем в глазах мира, только бедняками, в радости и любви к Христу. Мы не должны ни в чем иметь преимуществ, не должны ничего требовать и отстаивать свои права — смиренный человек удивится заботе о нем. Надо постоянно противостоять самим себе, чтобы сохранить последнее место, а прежде всего — чтобы его занять, а это будет непросто: в глазах общественного мнения монахи и священники имеют определенный статус и должны себя соответственно вести. Временами это будет еще сложнее — мы найдем в себе самих согласие с этим.

Я хотел поговорить с вами о священстве и о Малых братьях. Я думаю о будущем и о Малых братьях священниках. Мне вспоминается, как тревожился отец де Фуко при мысли, что он утратит последнее место, приняв священническое рукоположение, что он уже не будет бедным и отверженным, презираемым миром. И он согласился принять священство, когда он по-настоящему понял, что священство не помешает ему оставаться малым и сохранить смирение и бедность, которые он открыл в жизни в Назарете. Мы знаем, что он до конца сохранил верность призванию.

Это поможет нам установить природу отношений между Малыми братьями, священниками и несвященниками. Их отношения должны быть братскими, основанными на простоте взаимных отношений. В наших общинах все братья призваны жить в труде, в бедности и служении. Священство никогда не может быть предлогом для того, чтобы рукоположенный брат жил иначе, чем остальные, в меньшем смирении, бедности и укрытии. Также и уважение к характеру и формам священнического служения было бы малопонятным, если бы Малых братьев-несвященников принуждали не относиться к своим священникам как к настоящим Малым братьям, в стиле монашеской жизни наших Братств. Разве не смирения и евангельской жизни искали в нашей общине собратья-священники?

Вам известно, что за исключением выполнения чисто священнических функций, наши собратья-священники не имеют в Братствах никакого особого места, и в монашеской общине священник может подчиняться настоятелю, не принявшему таинства священства.
Это для нас важно, чтобы осознать общность призвания Малого брата для священников и несвященников. Прежде всего речь идет о евангельской жизни, о максимальном приближении к блаженствам, провозглашенным Иисусом. Желать быть малым, бедным, жить плодами простого труда, посвятить себя ближним в смиренном служении милосердия, быть великодушным в послушании, искренне желать быть презираемым и ничем ради имени Иисуса, наконец, воплощать эти идеалы в близкой, по-настоящему братской общинной жизни, будучи в то же время смешанным с массами народа, чтобы давать свидетельство о Спасителе — такую монашескую жизнь выбирают на равных основаниях все Малые братья, священники они или нет.

В братстве с общим призванием они соединены не только внешним образом — жизнью по евангельским советам, но и более глубоко — в их близости с Христом Спасителем. Каждый Малый брат услышал призыв Иисуса распятого вместе с Ним трудиться ради спасения мира. Малый брат выбирает для своего служения бедные средства и хочет спасти своих братьев, в первую очередь принося в жертву себя самого. (…)
Это идеал, общий для всех Малых братьев, священников или нет, он объединяет их в общей спасительной миссии.

Призванный к молитве, Малый брат присоединяется к спасительному делу Христа. Позволив Христу молиться в себе, страдать и продолжать в себе Его Страсти — речь идет именно об этом — каждый Малый брат участвует в спасении душ. Это участие — дело любви, оно разворачивается в дружбе с Христом.

Каждый священник призван, в силу призвания и священства, соединяющего его еще теснее с Христом Первосвященником, жить в совершенной близости с Ним – в молитве, любви и жертве. Его священство требует от него участия в деле искупления. Не рукоположенный Малый брат в силу своего крещения и призвания призван к той же близости в любви, к тому, чтобы тоже быть спасителем вместе с Иисусом.

Нерукоположенный брат в силу данных им монашеских обетов, а священник благодаря печати таинства — сотрудники Иисуса в Его деле спасения. Именно это внутреннее посвящение себя делало Иисуса не таким, как другие труженики. Распорядок жизни в монастыре, облачение, наши привычки, ставшие второй натурой могут зачастую приносить с собой подмену, скрывая от наших собственных глаз настоящую духовную посредственность. Когда вы окажетесь одни, среди ваших сотоварищей на стройке или занимаясь простым ручным трудом, или смиренными делами милосердия, вы не сможете не пребывать со Христом, быть спасителями с Ним, и тогда в сердце вашем загорится чувство бессилия и посредственности, это чувство поможет вам неустанно стремиться к более полной самоотдаче.

Плодотворность этого укрытого апостольства зависит только от любви и великодушного дара каждого Малого брата. Только Бог знает сердца всех. Ни печать священства, ни монашеские обеты сами по себе не гарантируют эффективности в этой области. Печать священства — это требование, монашеские обеты — поступление на службу. Одно и другое надо переживать в любви и постоянстве. Пресвитер посвящен Богу в силу помазания и возложения рук, сделавших его Божьей собственностью, обеты на другом уровне (совершенствования на пути следования евангельским советам) — тоже посвящение, монах посвящен Богу, он отдал Ему основное в своей личности.

Итак, каждый Малый брат, пресвитер или нет, посвящен Богу в соответствии со своим призванием. Будучи полностью бедным, чистым и послушным, в духе верности Евангелию Малый брат может ежедневно жить своим призванием.

Принеся монашеские обеты, Малый брат целиком отдает себя Богу в духе жертвенности. Он уступил Иисусу все права на свою личность, принеся жертву ради искупления мира — так говорит Правило наших Братств. Все Малые братья, пресвитеры или нет, живут в совершенном духовном общении, брат, не принявший таинства священства, тоже духовно реализует свое призвание в подлинно священническом духе.
Кажется, само собой разумеется, что пресвитер может жить по идеалам отца де Фуко. Почему священник не может желать вести укрытую жизнь и в ней воплощать Христовы заповеди блаженства? Может быть, этот идеал, не будучи непосредственно священническим, не содействует полной реализации священства в исполнении его служения.

Выше мы уже затронули этот вопрос, говоря о том, каково апостольство Братств. Ниже мы постараемся его углубить в отношении Малых братьев пресвитеров.

Прежде всего можно упомянуть, что священники поставлены для совершения евхаристической жертвы, и что Малые братья-пресвитеры в полноте реализуют этот аспект священства, совершая литургию от имени Братства, прежде всего своих братьев, а также и всех тех, солидарность с кем дал им Иисус. Как все Малые братья призваны быть перед лицом Бога молитвенными делегатами определенной группы людей, так Малый брат-пресвитер должен считать себя их делегатом, принося евхаристическую жертву. Это — его первая и главная священническая функция в каждом Братстве. Его руками его собратья и окружающие его люди совершают евхаристию. Он, служитель таинства, должен сделать своими все их интенции, их бремена, труды и страдания, чтобы все это представить Богу. Власть пресуществлять Дары, запечатленная в его душе в рукоположении, требует: вся его жизнь должна быть такова, чтобы он мог совершать Евхаристию с теми же чувствами, которые были в душе Иисуса на Тайной Вечере. Так вся евхаристическая жизнь брата-пресвитера должна нести на себе знаки этого священнического состояния души.

Далее можно было бы подчеркнуть абсолютную необходимость Малых братьев-пресвитеров для обеспечения сакраментальной жизни в общинах. Без священника они не могут совершать свое служение там, где Церковь не присутствует. Сначала пришлось создать довольно много общин без пресвитеров, этот опыт нам помог оценить, насколько необходимо присутствие пресвитеров для полноты жизни общины и ее евхаристического сияния. Я уже не говорю о той незаменимой помощи, которую наши пресвитеры должны в ряде случаев оказывать Малым сестрам Иисуса.

***
Нам часто возражали, что живя в Братстве, пресвитер не может вести подлинно священническую жизнь. Церковь без сомнений признала призвание священника к уединенной молитвенной жизни. Хотя кто-то и ставил под сомнение священническое призвание картезианца или трапписта, его никогда не оспаривали. Церковь прямо его подтвердила. Эти священники обрели в монастырях самые благоприятные условия, чтобы ходатайствовать за народ Божий — а это одна из обязанностей священнослужителя. Это молитвенное служение приобретает торжественные формы, когда монахи посвящают долгие часы литургическим молитвам от имени Церкви. Когда священник, посвятивший себя этому служению, живет в монастырской тишине, зарабатывая себе на жизнь трудами рук своих, это считают совершенно нормальным.
Но вот перед нами Малый брат-пресвитер, он живет среди людей, совсем рядом с ними, соприкасается с ними день ото дня. Его призвание таково, что он отказался от привычных форм священнического служения, но он и не посвящает долгих часов литургическим молитвам. Какое священническое служение он может исполнять? Ежедневное совершение литургии — это достаточное основание для оправдания его рукоположения? Его жизнь обычно полна трудов, не свойственных исключительно священникам. Напротив, его жизнь обычно не создает условий, обычно необходимых или благоприятных для напряженной молитвенной жизни. Более того, порыв, подтолкнувший Малого брата к наиболее обездоленным, самым недоступным людям, часто приводит к ситуациям, когда он даже не сможет ежедневно служить литургию (вспомним, что отец де Фуко, живя среди туарегов, многие месяцы не мог совершать литургию). Что священнического остается в таком существовании?

Я знаю, что какое-то внутреннее ощущение дает нам уверенность в том, что такое свидетельство жизни Малых братьев-пресвитеров угодно Богу, и ни у кого из них не возникало сомнений, что они не реализуют своего священнического призвания.

***
В общем-то, довольно сложно уточнить, что же такое жизнь священника. Власть совершать Евхаристию и преподавать верным таинства — не все задачи пресвитера. Мы хорошо знаем — если священники, по самой своей природе сотрудники епископа, ограничат свою деятельность совершением таинств, в Церкви настанет большое замешательство. Христианская жизнь питается таинствами. Они — больше, чем пища, которая ее поддерживает. Прежде чем производить и питать эту жизнь на сакраментальном уровне, Церковь должна ее порождать и поддерживать на уровне передачи веры, воспитания ума и воли в любви, примером и проповедью. Это — пастырская работа Церкви, общее руководство ею возложено на епископат, помогают которому пресвитеры. Приняв рукоположение, они предназначены так или иначе участвовать в этом апостольстве Церкви. Малый брат-пресвитер, в чьей душе живет любовь к Господу, не обретет душевного покоя, если осознает, что любовь требует от него участия в апостольской деятельности. Мы не можем не участвовать всеми силами в этом общем апостольстве Церкви там, где это угодно Богу. Но формы апостольства бесконечно разнообразны. Очевидно, что нельзя понять жизни Малого брата-пресвитера, когда апостольство сводится к нескольким ясно определенным формам деятельности.

***
Священник в силу печати таинства и связей, соединяющих его с церковной иерархией, всегда является представителем Церкви в большей степени, чем мирянин. Действия священника, его стиль жизни, образ мыслей в глазах людей всегда представляют Церковь — ведь известно, что пресвитер связан с иерархией и он является человеком Церкви в такой степени, что не может освободиться от этого. И свидетельство его имеет вес, которого никогда не будет у свидетельства мирянина, представляющего только самого себя (тут речь идет исключительно о внешнем свидетельстве, вытекающем из места клира в видимой Церкви; мирские дела священника, скажем, его ручной труд, имеют ту же духовную ценность, что и те же дела мирян, они измеряются только любовью).

Между прочим, это единственная причина, оправдывающая существование священников, занятых мирскими делами — наукой, искусством, политикой. У этих дел есть важное апостольское значение — Церковь в лице своих клириков присутствует в определенной среде или определенных видах человеческой деятельности. Можно с легкостью судить о ценности апостольства некоторых священников, призванных Христом избрать бедность и труд, порой тяжкий, чтобы ввести Церковь в определенные слои общества. Можно сказать без риска ошибиться, что духовные плоды их жизней скорее будут иметь для Церкви решающее значение, нежели жизни, наполненные священнической деятельностью в привычном смысле слова.

***
Я бы хотел сейчас показать, насколько смиренный ручной труд священника, добывающего таким образом средства к существованию, является неотъемлемой частью церковного предания. Я сейчас не говор о монахах, но о епархиальных священниках, исполняющих свое служение. Все помнят, что святой Павел счел нужным отказаться от поддержки общины и зарабатывал на жизнь трудом ткача, конечно же, продолжительным и изнуряющим. Хотя Павел и терял время, которое мог бы использовать для проповеди Евангелия и управления общинами, он счел эту форму свидетельства неотъемлемой частью своего апостольства.

Гораздо менее известен факт, что Церковь никогда не отказывалась от такого образа мыслей. Отцы Церкви первых веков высказываются в этом духе, ссылаясь на пример святого Павла, и называют даже епископов, зарабатывавших на жизнь ручным трудом. Вплоть до 16 века мы находим в церковных документах те же призывы к труду, разве что тональность их меняется, и виды деятельности, которой занимаются клирики, становятся более утонченными: переписывание книг, музыка, «арифметика»… Клир становится сословием.

В общем же, отношение Церкви к ручному труду клириков не менялось. Ее учение по этому вопросу мы можем свести к двум пунктам: важность свидетельства жизни плодами своих трудов и рекомендация, что этот труд не мешает клирику совершать его церковное служение.
Очевидно, что современные сложные апостольские задачи и общее положение клира сегодня позволяют лишь немногим священникам поддерживать свое существование ручным трудом. Как же можно осмелиться утверждать, что свидетельство трудовой бедности клира, которому Церковь уделяла столько внимания на протяжении более чем десяти веков, в наши дни уже не нужно? Положение в мире, кажется, напротив, делает это свидетельство более чем уместным. Если священники вообще не могут и не должны, из-за нехватки времени, работать руками, все-таки кажется законным и, может быть, необходимым, чтобы некоторые из них посвятили себя трудовой жизни, особенно в рамках монашеской жизни, в соответствии с указаниями Церкви. Трудовая жизнь Малых братьев-пресвитеров — не только потребность из любви подражать жизни Иисуса в Назарете, но она также полезна для Церкви, так как помогает утвердить евангельское царство среди людей.

***
И все же священническое апостольство Малых братьев обретает и другие формы, проистекающие из их жизни, смешанной с жизнями других людей, как дрожжи в тесте.

Большая близость людей и более полное участие в их страданиях позволяют Малым братьям-пресвитерам открывать им менее известный аспект христианского священства. Мы уже сказали, как было бы желательно, чтобы некоторые священники в своей жизни являли тайну смиренного труда, отвержения и страданий, которые характеризовали священника Иисуса. Вместо сведения христианского священства почти исключительно к священнослужению, бедные, оказавшись рядом со священником, разделяющим их жизнь, могли бы лучше понять реальность священства. Священники должны быть среди людей, но не смешиваться с ними. Их призвание — разделить жизнь бедняков, но не уподобиться им во всем, ведь они остаются священниками или монахами. Близкие к людям во всем, что имеет отношение к образу жизни, они отделены от них во всем, что в их существе посвящено Богу. Так же как Малый брат должен в своей жизни явить суть монашеской души, так и и Малый брат пресвитер должен жить так, чтобы как можно глубже открыть окружающим его людям христианское священство. Малые братья должны быть бдительными, чтобы сохранить правильное понимание величия Бога, святости Христа, а также священного характера их священства или монашеских обетов.

***
Однако же в определенных случаях и в кругах, за которые им предстоит принять ответственность, Малые братья должны будут действовать прямо, как апостолы и священники. И надо бы сказать пару слов о духе, в котором они будут осуществлять это служение. В самом деле, Малым братьям-пресвитерам иногда придется исполнять церковное служение, внешним образом похожее на служение других миссионеров. Все-таки им придется исполнять его в другом духе. Мы уже говорили, что Братства должны постоянно заботиться о сохранении простых, братских и дружеских отношений с теми, кто поручен их заботе. Стремление к продуктивности должно быть нам чуждо, братьям всегда будет трудно организовать эффективную деятельность. Несправедливо и неверно было бы осуждать поиски эффективности в использовании дозволенных средств. Но надо избегать опасности, когда при использовании средств человеческое богатство перекрывает евангельскую весть, которую они должны передавать.

Для апостольства Малых братьев характерно показывать наиболее существенные черты христианской любви. Братья должны постоянно жить и действовать так, чтобы свидетельствовать — Иисус одарил их настоящей любовью ко всем людям, и это — поистине христианская весть.
Они хотят подарить бескорыстную любовь во имя Христа и ничего не ждут взамен. Здесь — сердцевина духовного призвания Малых братьев. Апостольский порыв, который вдохновлял зарождающуюся Церковь, должен действовать и в нас, слова Христа «Идите, научите все народы» обращены и к нам. Бескорыстие любви не должно значить, что мы будем безразличны к факту, что не везде и не все знают и любят Господа, к тому, как распространяется Церковь.

То, что всегда отличает подлинного апостола Христа, — качество любви, вдохновляющей его действия. Смирение, уважение сердца и ума, отрешенность от всякого личного удовлетворения полученными результатами, постоянство настоящей дружбы, независимо от любой перспективы обращения, должны характеризовать учеников Господа. Малым братьям, как и другим апостолам Господа, свойственно горячее желание привести своих друзей к полному познанию Христа и Его любви, но они выбрали для своей проповеди простые проявления любви: «по тому узнают все, что Вы мои ученики».

Мы должны в полноте давать этот знак. Христос заповедал нам любить наших братьев, самых далеких и самых малых, и мы хотим верно этому следовать. Наши друзья не должны опасаться, что мы будем на них давить, что у нас есть задние мысли: мы их любим, потому что они наши друзья, независимо от их отношения к христианской вести.

Резюмируя, можно сказать: апостольство Малых братьев, независимо от того, пресвитеры они или нет, реализуется через дружбу, которую они предпочитают всем остальным способам убеждения и наставления. (…)

В конце концов, Бог будет нас судить по тому, как мы любили, — это единственная мера, которая покажет, близки мы или далеки от точки зрения Бога. Мало важно, были мы монахом или семейным, затворником, епископом, Малым братом или приходским настоятелем. Конечно же, мы сможем достичь высочайшей степени любви в том состоянии, которого для нас желал Бог.

Письма Братствам

Лима, 1 декабря 1951
Я только что провел четыре дня в Куско, среди индейцев. За столь короткий промежуток времени трудно судить о положении в стране и условиях жизни местного населения. Но эти люди бедны, заброшены, их презирают — этого довольно, чтобы думать: Малые братья должны посвятить себя этим людям.

Вчера я молился на могиле блаженного Мартина де Порреса, смиренного брата-метиса. Мне нравится его простота и кротость сердца, преображенного великой любовью к его бедным братьям по крови, страдавшим от той же презрительной любви.

Я боюсь за вас, Малые братья, когда вижу, как растет ваше число и ваши годы. Я опасаюсь, когда вижу ваш великодушный энтузиазм, то, как болезненно вы переживаете несправедливости, незаслуженные страдания бедняков, тружеников, как вы отправляетесь к людям, презираемым из-за их расы или потому, что они не проделали той же эволюции, что люди Запада, как вы с нетерпением и любознательностью знакомитесь с различными цивилизациями, желая понять их с симпатией. Я боюсь, братья, что вы станете суровыми к другим людям, боюсь искушений нетерпением и скукой. Вы ведь тоже люди со своими ограничениями и односторонностью. Я боюсь, что вы удовлетворитесь неполнотой любви, суррогатом любви.

Сегодня еще и годовщина смерти отца де Фуко, который умер, потому что слишком сильно любил туарегов. Я убежден, что блаженный Мартин и отец де Фуко подскажут мне, что вам сказать от их имени об опасностях, которые угрожают вашей любви к людям.
В этом намерении я сегодня служил литургию.

***
Вы живете среди бедных людей. В той мере, в какой вы разделите с ними их условия жизни, вы словно бы на собственной шкуре ощутите несправедливость их положения: недостаточная заработная плата, а еще безразличие имущих и тех, кто преуменьшает значение проблемы, кабала, в которой находится множество трудящихся из-за бесчеловечной продолжительности рабочего дня, нездоровые условия и скученность в жилищах, порождающие безнравственность, противостоящие красоте богатых вилл, наконец, страх неимущих семей, отчаяние молодежи, не имеющей будущего, безымянные болезни в больницах и санаториях, а еще — мир и покой и удовлетворение в душах слишком многих христиан. Как не ощутить время от времени, как зарождается гнев или начинается бунт против тех, кто беззаботно наслаждается жизнью? Вы все более или менее ясно предвидели, что Господь потребует, чтобы вы без остатка отдали себя труженикам, беднякам, с которыми несправедливо обходятся, и что вы должны будете буквально понять советы Спасителя некоторым из Его учеников — хранить молчание и не прибегать к насилию. Но, может быть, вы не распознали в должной мере подлинные мотивы позиции, занять которую вам предлагает ваше призвание. Боюсь, что некоторые из вас расценят ее как недоверие делу трудящихся, угнетаемых капиталистами, или же как компромисс, чтобы задешево сохранить всеобъемлющую любовь, которой мы должны любить всех людей, к какому бы классу они не принадлежали. Эта позиция может вам показаться предательством интересов бедняков. Другие же среди вас просто сочтут, что это воздержание продиктовано идеалом укрытой жизни, свойственной Братствам, — как отказ от действий, чтобы сохранить свободу молитвенной жизни. И я угадываю тревогу, скрытое страдание братьев, которые всем своим существом связаны с рабочим классом, может быть, однажды это страдание обернется сомнениями в вашем призвании Малых братьев. Почему надо воздерживаться от эффективной помощи тем, кого мы любим, тем, кто отважно борется, черпая силы в преизобилующей любви? Почему же это несовместимо с молитвенной жизнью? Этот отказ от эффективности покажется вам подчас искусственным, как стиль, навязанный вам во имя идеала, который рискует показаться вам произвольным сужением требований Евангелия. Раз уж мы последовали за Христом, избрав путь бедняков, и располагаем только их средствами, почему бы не пойти до конца, взвалив и на наши плечи бремя борьбы трудящихся за справедливость? Мы боимся трудного пути? Может, мы отказываемся полностью отдать себя беднякам?
Нет, этот отказ от активного участия в борьбе трудящихся за более справедливый мир не был нам навязан во имя какого-то «идеала» монашеской жизни, более или менее искусственного, мы не делаем этого и под тем предлогом, что мы особым образом представляем Церковь. Этот отказ в действительности продиктован нам тем, что мы принадлежим к рабочему классу, это — наш необходимый вклад в их борьбу, чтобы она могла остаться действительно христианской. Я понял это с совершенной ясностью.

Борьба бедняков, как бы справедливы не были ее причины и цель, как всякая война, наносит ущерб человечности. Так не должно быть и все-таки пока мир таков, каков он есть, такая борьба должна происходить. Это справедливая борьба, повторяю, но куда она вас приведет? Орудием какой победы она станет, в каком духе она будет идти? Классовая борьба ожесточает людей, и если она не подчинена героической любви, она только заменит одну тиранию другой. Трудно успешно вести борьбу, не пробудив ненависти в сердцах ее участников. Любая борьба ожесточает людей, ведь очень трудно бороться, не творя зла, иначе ведь это уже и не борьба. Только марксизм оправдывает диктатуру пролетариата, как необходимое средство достижения бесклассового общества. Но мы, христиане, не имеем права бороться иначе, чем в христианской перспективе. Любая война несет в себе огромную опасность — она исключительно благоприятствует возникновению все новых вспышек ненависти, новых конфликтов. И классовая борьба — не исключение из этого правила.

Борьбу рабочего класса надо оценивать не только с точки зрения эффективности, но и по духу, движущему ее: борьба может быть бескомпромиссной, но праведной, без ненависти. Как это нелегко! И тут-то, Малые братья, вы можете дать вашим товарищам, долг которых — вести борьбу, духовную закваску, которая поможет им бороться по-христиански.

Человечество пресытилось ненавистью и борьбой, мир труда более других жаждет мира и единства, даже когда он применяет насилие. К кому он обратится в своей неудовлетворенности, кто даст ему утешение, если у тех, кто среди рабочих является представителем Христа, душа ранена бунтом, а их любовь ко всем людям искажена их участием в схватке. Так трудно отстаивать свои права и вести войну, не преуменьшая в себе братской любви ко всем людям! Это величайшая опасность, грозящая обществу, рожденному классовой борьбой в марксистском духе — оно рискует стать бесплодным, не позволить взойти росткам любви, а только могли бы сделать его приемлемым для людей. К кому инстинктивно обратятся сердца рабочих — к священнику или монаху, отвечающему за профсоюзный комитет, или к руководителю забастовки, когда рабочие услышат призыв Господа к братской любви? Активисты Всеобщей Конфедерации Труда во Франции открыли дух Братства: «Мы уже достаточно боролись, ненавидя. Вы пришли к нам и дали нам надежду и другие идеалы. Вы показали нам братство, поделитесь им с нами, не оставляйте его только для себя!»

Несомненно, нелегко так жить, чтобы все это было ясно для рабочих, которые на собственном опыте знают — все основные права они получили благодаря борьбе. Самоотверженность, неотъемлемо связанная с борьбой, кажется рабочему его собственным идеалом совершенства. Вы не сможете сразу добиться понимания вашей позиции. Что касается марксистов, они даже не имеют права терпимо относиться к вашей позиции — она идет вразрез с самим принципом классовой борьбы, а это ведь единственный путь неотвратимого развития человеческого общества.
Ваша самоотверженность и единение с рабочим классом будут испытываться иным образом. Призвание Малого брата-рабочего требует от нас многого. Его способ действий и образ мыслей не могут возбуждать ни малейшего подозрения, что он устраняется из эгоистического стремления к отдыху или ложного представления о неэффективности. Речь идет совсем о другом!

Например, когда сверхурочные часы работы не будут справедливо оплачиваться, вы не сможете оставаться безучастными свидетелями, особенно когда ваши товарищи морально не могут требовать соблюдения своих прав.

***
Аналогично обстоят дела, но положение еще деликатнее, у Братьев, посвятивших себя народам в колониях, протекторатах и подмандатных территориях (текст написан до развала колониальной системы в 1950-1960 годах). Народы, движимые законным стремлением к независимости, перейдут к тайным и насильственным действиям. Часто вопреки вашему желанию вы столкнетесь с непониманием, и все-таки придется пройти через неприятие со стороны противостоящих партий, чтобы сохранить неповрежденными равноценные требования справедливости и всеобщей любви, которые Братства обязались воплощать в жизнь. Часто это будет очень тяжело. Тогда надо будет верить изо всех сил, что принесет долговременные плоды жизнь, принесенная в жертву, отданная верности точным советам, которые Христос дал человечеству. Эта верность может привести вас к изгнанию, к материальному разорению братства, преследованиям, может быть, к тюрьме и смерти. До вас уже были люди, разделившие честь быть свидетелями Иисусова духа в мире, не способном его более принимать. Я осознал это с абсолютной ясностью, когда служил литургию в день блаженного Мартина де Порреса и читал апостольское чтение: «Нам, последним посланникам, Бог судил быть как бы приговоренными к смерти, потому что мы сделались позорищем для мира, для Ангелов и человеков. Мы безумны Христа ради, а вы мудры во Христе; мы немощны, а вы крепки; вы во славе, а мы в бесчестии. Даже доныне терпим голод и жажду, и наготу и побои, и скитаемся, и трудимся, работая своими руками. Злословят нас, мы благословляем; гонят нас, мы терпим; хулят нас, мы молим; мы как сор для мира, как прах, всеми попираемый доныне». Я размышлял о тайне смиренного брата-метиса, многие люди его презирали, настоятели его не понимали, но его любовь к братьям по крови осталась жить в веках, сделав его ныне покровителем тех, кто в Перу борется за установление социальной справедливости. Так действует Бог, и если мы захотим, так Он будет действовать и в наших Братствах.

Вот первое искушение, грозящее любви, которую вы несете вашим братьям: позволить себе видеть только попранные права бедняков, нуждающиеся в восстановлении, не заботясь о том, чтобы продолжать любить всех людей. «И если любите любящих вас, какая вам за то благодарность? ибо и грешники любящих их любят».

***
Вы молоды, великодушны, полны энтузиазма, многие из вас ощутили призыв отдать свою жизнь другим народам, которые от нас отличаются менталитетом, культурой и степенью прогресса. Искренне желая братства и дружбы, вы отправились к арабам-мусульманам во Французской Черной Африке, Алжире, Марокко, Сахаре, к племенам Камеруна, иорданским кочевникам, чилийскому люмпен-пролетариату, а скоро, может быть, и к индейцам на высокогорьях Анд. Вы сделаете усилие, открыв этих людей, завязав первые контакты, но потом вы окажетесь перед лицом реальности, она не разочарует вас, но будет это совсем не то, чего вы ожидали.

Вы несете им верную дружбу, но вас не поймут, а может быть, зародятся подозрения. Разве вы не принадлежите к другой расе, к народу завоевателей? Разве вы не белые люди, чья цивилизация, как эти люди убедились на опыте, несет с собой разрушение некоторых человеческих и национальных ценностей? Вы дали свидетельство совершенного дара, вы сделали вашу жертву конкретной, вы захотели во всей полноте разделить их жизнь, их труды, говорить на их языке, и вы быстро поняли, что этого не добиться так легко и так полно, как вы мечтали об этом: вашему организму не хватает сопротивляемости, вы не можете до конца привыкнуть к этой пище, вы плохо говорите на чужом языке и не можете его запомнить. И даже те, кого вы полюбили, постоянно сохраняют сдержанность, они продолжают ощущать, что вы совсем чужие, они постоянно показывают свое отношение к вам.

Но есть и еще кое-что. Хотите вы или нет, вас сформировали поколения ваших предков; ваш дух, ваши суждения всегда будут нести на себе печать среды, в которой вы жили. Ваши реакции, суждения о ценностях действительно отличаются от них, даже противоположны. Глубины вашей души, ваши инстинкты не изменятся оттого, что вы решили посвятить свою душу и тело людям, подлинную симпатию к которым Бог вложил в вашу душу. Вы обречены всегда чувствовать так, а не иначе: ваше нетерпение, ваши страдания, ваша духовная скука, может быть, проявления гнева, а может, отвращение к определенному стилю жизни выдают ваш западный темперамент, ваше происхождение от римской цивилизации. Все это лежит на ваших плечах. (…)
В этом состоянии, Малые братья, вы готовы поддаться иллюзиям и поверить в поддельную любовь, особенно когда физическая усталость, анемия, нервозность породят тоску по родине, по той среде, в которой вы выросли. Все это так понятно! Ваша любовь подвергнется наивысшему испытанию: в вашей душе, обнаженной перед Богом, дойдя до предела, вы сможете только открыть свою слабость любви, идущей не от вас, — любви Христа, орудием Которого вы наконец стали, отдав себя Ему в вере.

По сути дела, вы как все люди, как «белые», окружающие вас и порой провожающие вас снисходительной улыбкой, когда вы пытаетесь полюбить ваших собратьев — африканцев, арабов, индейцев одинаковой братской любовью.

Малые братья, это искушение будет очень тяжелым, оно будет угрожать единственной причине вашего пребывания среди бедняков, которых презирают и с которыми обходятся со снисходительной добротой, исполненной сочувствия. Я бы хотел, чтобы предвидя эти трудности, вы сумели смотреть им в глаза. Вот что самое тяжелое. Вокруг вас будут люди доброй воли, преданные своему делу, умные, лучше вас знающие страну и ее жителей, зачастую это будут миссионеры и монахини, и эти люди постараются убедить вас на основании своего долгого опыта, что вы ошибаетесь, относясь к коренным жителям страны, как к равным, как к братьям. Я не говорю о чиновниках, торговцах, колонистах — их подчас жестокое высокомерие ни для кого не является тайной, они преследуют лишь собственную выгоду или выгоду своего предприятия, их отношение вызовет у вас ответные реакции. Я говорю о тех, кто полюбил туземцев, отдал им себя без остатка, но при этом сохранил более или менее осознанное ощущение собственного превосходства. Прошу вас, поверьте — с такими чувствами вы не сможете любить так, как должны. Иисус не заповедал нам лишь испытывать жалость к менее цивилизованным, чем мы, людям. Он заповедал нам любить их, как братьев, а это не то же самое.

Вам ответят, что они отсталые, недостаточно развитые, что они во многих отношениях как дети, а мы их должны учить. Следовательно, надо быть твердыми и жесткими ради их же собственного блага. Тут мы вторгаемся в деликатную сферу. Очевидно, у меня нет опыта, я меньше знаю людей, которых так легко и с такой определенностью судят, нежели те, кто прожил среди них многие годы жизни. Но я примерно пятнадцать лет прожил среди арабов, общаясь с ними больше, чем с чиновниками и европейскими колонистами. Я не хочу сейчас высказываться на основании этого опыта, сошлюсь на слова Спасителя, давшего нам рецепт братской любви для 1952 года. Никто лучше Христа не знал глубин человеческого сердца: «Он знал всех и не имел нужды, чтобы кто засвидетельствовал о человеке, ибо Сам знал, что в человеке». Однако же Господь не испытывал к наименьшему из людей и тени чувств, похожих на жалость сильного, праведного, ученого к слабому, грешному, невежественному человеку. Он возлюбил нас. Его любовь уважает каждого. Какое же мы имеем право испытывать к нашим слабым и невежественным братьям чувства, которые Христос, Сын Человеческий, не позволял себе испытывать по отношению к нам? (…) Уважение, почет, терпеливое понимание, отсутствие осуждения и приговора — неотъемлемые признаки любви. Не забывайте об этих требованиях, или же, когда вы окажетесь на пределе сил, когда иссякнут аргументы, обратитесь ко Христу и откройте Ему свое израненное сердце, чтобы Он вложил в него иную силу любви, не ту, что у вас.

Быть твердым, строгим, жестким, потому что мы должны воспитывать? Может быть, при условии, что вам дана ответственность воспитателя, а значит, и право, и при условии, что это происходит без тени презрения и инстинкта превосходства. Не судите никого по вашим собственным нравственным ценностям, но только по божественному закону. Только один Бог имеет право судить, и только Он видит глубины сердца. Не мерьте ценность человека по его большей или меньшей способности принять наш образ мысли, наши методы работы, наши гигиенические привычки, представление о чистоте, о вежливости, об общественных отношениях. Они могут причинять нам страдания, раздражать — ведь они совсем другие в этом отношении. Но из этого не следует, что они хуже нас, что они не такие люди, как мы. Малые братья, наша роль — не приспособить их к некоей форме западной цивилизации, материальной и технической, которая отнюдь не являет собой единственный идеал подлинного человечного общества. Я хорошо знаю, что техническое совершенство, давшее людям запада господство над природой, — само по себе проявление человеческого прогресса, и никто в мире не может помешать все ускоряющемуся прогрессу в этой сфере. Груз материалистической техники обязательно предполагает — если человек хочет устоять, он должен обладать духовной силой и зрелостью, дать которые может только христианство со всеми его требованиями. Я лишь хотел указать, каким должно быть наше отношение, проистекающее из первой заповеди Христа, каковы бы ни были воспитательные задачи по отношению к вверенным нам людям.

Не будем забывать: многие насильственные проявления: страсти, гнев, упрямство, леность, неверность, в которых мы так строго упрекаем некоторые народы, — это только защитные реакции, печальные, конечно же, но это ответ на манеру поведения европейцев, их жестокость и высокомерие. Мы определенно несем за это ответственность и не имеем права упрекать. (…)

Если бы мы могли видеть человека так, как его видит Христос!

Единственное наше преимущество перед людьми других рас и культур, единственное превосходство — залог веры, евангельская весть. Они нам не принадлежат, и мы должны давать их с сердечным убеждением, что мы не учим людей жить, подражая фарисеям и книжникам.

Я часто соблазняю цивилизованных христиан, проникнутых ощущением превосходства их обычаев 20 века, когда утверждаю, что семье Христа в Назарете были известны только нормы гигиены и чистоты того времени. Христос и Богородица Мария были бы для нас низшими существами — им не было известно ничего о пользе прививок, и они, несомненно, своими обыденными действиями содействовали распространению инфекционных болезней. Не следует путать технические достижения и подлинное нравственное и человеческое превосходство.

***
Первое условие подлинной братской и вселенской любви — научиться смиренному отношению к самим себе. Я бы хотел отметить тут еще одну грозящую нам опасность — появление братьев, принадлежащих к другим странам и расам. Как любое человеческое предприятие, наши Братства зародились в определенном месте. Братство родилось во Франции — таковы факты. Когда мы делали первые шаги, все братья были французами, с ними вызревал наш идеал. Но Братство должно стать всемирным, стать для каждого народа и страны тем, чем оно стало для французского народа. Теперь со всех сторон света приходят к нам братья — из Бельгии, Швейцарии, Испании, Англии, Австрии. Это — подлинная радость для нас, но надо отдавать себе отчет — с этими братьями приходит опасный кризис роста, который может поставить под сомнение великодушие и единство Братств. У французов есть свои недостатки — поверхностность и легкость суждений о людях и вещах из других стран, тенденция судить их так, словно французы обладают преимущественными правами на цивилизационные концепции. Нефранцузы сильнее нас ощутят эти недостатки, и у них возникнет искушение с самого начала проводить границу между тем, что, по их мнению, в жизни Братств имеет вселенский характер, и тем, что было бы чисто французским. Для этого очищения нужен опыт и самоотречение, которых у вас еще не может быть, и вы, братья-нефранцузы, сильно рискуете, что отбросив слишком французское, вы на самом деле окажетесь чрезмерно привязанными к собственным национальным предрассудкам — они ведь есть у всех. Есть более чистая и высокая форма свидетельства — совершенное единство и отказ от стиля мышления, присущего нашему народу. В эпоху, когда национальные предрассудки ужесточаются и сталкиваются, несмотря на нервозное стремление к международному единству, мы не должны под предлогом адаптации подчеркивать наши различия, но скорее смягчать их, стремясь к единству в страдании и самоотречении, за пределами наших национальных характеров.

(…) Малым братьям-французам придется сделать огромное усилие, чтобы понять, чтобы забыть о себе самих, но до сих пор нашим идеалом жили, о нем размышляли, его выстрадали братья-французы, и братья из других стран должны сейчас принять это наследие, какое оно есть. Вы не можете прямо сейчас отделять пшеницу от плевелов. Пусть они растут до времени сбора урожая.

(…) Нам потребовалось более пятнадцати лет, чтобы сделать Братства такими, каковы они сейчас. За год новициата нельзя адаптировать этот идеал к вашему национальному характеру, для этого нужно время, страдания, опыт, которого у вас еще нет.

Думаю, что сейчас следует попросить всех Малых братьев, которые плохо говорят по-французски, сделать усилие и выучить язык, не потому, что общины должны оставаться французскими, но потому что братья должны пройти необходимую подготовку и войти в Братство, такое, каково оно сейчас, что невозможно без знания языка, которым мы сейчас пользуемся. Позднее мы сможем создать в каждой стране отдельный регион, со своим языком, дающий братьям монашескую подготовку на этом языке. Я не беспокоюсь, это случится само собой, и гораздо легче, чем аскеза, необходимая для поддержания единства Братств.

(…) Если вы предоставите свободу вашим инстинктивным реакциям, не подчиняя их законам любви и не открывая сердца распятому Христу, Братства будут раздавлены собственным весом и разделятся. Я лишь могу воззвать к вашему опыту. Поскольку мы стремимся к единству между нами, к полной взаимной открытости, мы в первую очередь страдаем из-за наших отличий; причина этого — среда, из которой мы происходим, наше воспитание, наш темперамент. Бог дал нам этот дар, призвав нас в общину из самых разных мест. Происходите ли вы из рабочей или мещанской семьи, из крестьян или из предпринимателей, вы все одинаково должны узнать что-то друг о друге, стремиться друг друга познать, отказаться от собственного мнения, принимая точку зрения другого, жертвуя своей чувствительностью. Если ваше суждения перерастет классовые ограничения, ваше отдание братьям-труженикам уменьшится, напротив, вы сможете принести им гораздо больше.
Вы будете причинять друг другу страдания, думаю, это неизбежно, но страдания освободят вашу любовь от иллюзий, сохранят вас от искушения ограничивать любовь одним классом или народом.

Так вы научитесь смотреть с симпатией на любого человека, ваше сердце сохранит молодость, ваш дух — широту и понимание. Оставайтесь твердыми и мужественными в стремлении к открытости и взаимному дару, которое сильнее всех различий. Не замыкайтесь в себе, движимые скукой или малодушием. Путь зачастую будет болезненным, но ваш дух и ваше сердце будут в самых благоприятных условиях для того, чтобы Господь Иисус выбрал их как живые орудия для выражения Своей любви к людям.

Перевод Ольги Тимофеевой