Семья Святого Лазаря

Что значит быть католиком в современной России? Это непростой вопрос, и здесь есть несколько аспектов. Один вопрос – что такое вообще быть католиком, второй — как суметь быть католиком в конкретных условиях нашей жизни. Какие нужно иметь навыки, способности, добродетели, что надо знать для этого.

Если говорить формально, то католик, как и член любой церкви, является членом Церкви, участвует в ее жизни, по четырем показателям. Первое и самое очевидное, что он разделяет Учение Церкви, — учение, которое начинается в символе веры и развивается дальше. Вторая вещь — нравственная жизнь. Этот человек должен знать и разделять нравственное учение католической Церкви и уметь его воплощать в жизнь. Третье – участие в Таинствах. То есть участие в мистической составляющей жизни церкви, в литургии Церкви, по-разному говорят. И последняя вещь – это согласие с дисциплиной Церкви. Понимание ее доброкачественности, необходимости, и собственно жизнь в соответствии с этим. Дисциплина. Если не говорить так формально, то есть прекрасное латинское выражение «sentire cum Ecclesia» – чувствовать и понимать Церковь, чувствовать себя вместе с церковью, воспринимать ее как свою. Понятно, что подготовкой к этому является катехизация. Но катехизация перед крещением – это лишь подготовка. После принятия Таинств, христианского посвящения, собственно, и начинается главное – познавание, что такое христианская жизнь изнутри.

Для католика важно, что он живет с Церковью, опираясь на такую вещь, как документы Церкви. Для местных православных это достаточно непривычно. Мы слышим больше о том, что авторитетами являются духовная святоотеческая литература, какие-то древние каноны, которые, может быть, друг другу противоречат, писания каких-то частных духовных авторитетов. В католической Церкви давно уже есть ее авторитетные документы, и это положительная сторона централизации этой церкви. Святой Престол анализирует то, что происходит в мире, пытается ухватить дух происходящего, делает это, конечно, в общении с епископатом, с национальными церквями и выражает этот уловленный дух, если можно так сказать, и определенное пророческое предвидение и направление движения, в документах. В энцикликах, апостольских обращениях и так далее. К этим документам нужно относиться с большой серьезностью. Хотя часто кажется, что там какие-то общие фразы, которые очень трудно применить к конкретной нашей обстановке, но именно этот общий подход, фундаментальный подход дает ориентиры для того, чтобы можно было понять, что именно важно здесь и сейчас. Позиция католика в очень большой мере является зрелой, если он умеет как следует читать и понимать эти документы. И применять их в жизни.

Я произнес слово «позиция», прежде чем говорить о деятельности католика в мире, нужно поговорить о его позиции. Позиция – это очень важно. Приходят на ум элементарные какие-то примеры. В бильярде есть шары, которые не двигаются, которые просто имеют определенную позицию на бильярдном поле. Но столкновение с этими шарами и определяет характер движения, характер того, что там происходит. Я прошу прощения, может быть, аналогия кажется чересчур примитивной, вульгарной, но мне она нравится. Позиция важна. Вот я думал о том, какие для нас здесь и сейчас вещи оказываются важными. Я сейчас не имею в виду евангельские истины, заповеди. Это все само собой. Эта часть позиции подразумевается, так же как и общая направленность человека на подражание Христу. На осуществление любви Божьей в мире. Более конкретные вещи я имею в виду, относящиеся к позиции Церкви. Нашей церкви — мы католики византийского обряда в России.

Нельзя сказать, что мы живем здесь комфортно, так же, как и нельзя сказать, что мы подвергаемся прямым гонениям. Сейчас никого за веру или за принадлежность к этой церкви не сажают в тюрьму и не подвергают насилию, но определенные формы дискриминации или хотя бы недружелюбия со стороны властей, конечно, есть. Прежде всего, это отказ регистрировать наши приходы. Повторяю что это не смертельно. Можно жить и так, можно собираться не в храмах, которые невозможно построить, а в квартирах, молиться вместе. Но это, конечно, проявление несправедливости. Несправедливость всегда вызывает обиду, ответную агрессию и недоброжелательность. Это естественная человеческая реакция. Можно говорить о том, что необходимо смирение, прощение и так далее. Да, это нужно, но основой для смирения и прощения должно быть понимание. Понимание в данном случае чего? В данном случае того, что допустим, Московская Патриархия, которая является противником установления структур католической Церкви византийского обряда в России, это небольшая церковь по мировым меркам. Небольшая и слабенькая. Тут она хорохорится, и руководство этой церкви как-то пытается показать, что у нее большой вес в этом обществе. Пока что не так. И к слабостям этой церкви нужно, конечно же, относится с пониманием. Наша задача как католиков в России – поддерживать любые добрые начинания, в том числе и христианские, в том числе и церковь московской Патриархии. С принятием относясь к слабостям. Но к греху с принятием относиться, конечно, нельзя. Если мы видим какие-то вещи греховные, то, конечно, не нужно закрывать на это глаза.

Если в общем развивать эту тему, то католическую Церковь критикуют за ее излишний централизм, в том числе административный централизм, за чрезмерную жесткость управления. Может быть, да. Тут ведь смысла нет доказывать, что моя Церковь лучше всех. Максимум, что я могу сделать, это жить, беря то лучшее, что я вижу в моей Церкви и смотреть, что получается из этого. Пусть окружающие увидят что-то по-настоящему хорошее, полезное, и прекрасное, а если нет – это тоже не трагедия. Возвращаясь к централизации – по-видимому, так и есть. Исторически это наследие тех условий, в которых Церковь строила жизнь средневековой Европы. Проблема православных Церквей другая. Это излишняя их децентрализация, разобщенность и слабость позиции, они проявляются и проявлялись неоднократно в течение истории. Чересчур часто эти национальные Церкви становились марионеткой в руках властей и каких-то политических сил, влияний. От этого несвободна и московская Патриархия. Мы это видим. Думаю, что, так или иначе с приобретением, дай Бог, большего веса и большего авторитета в российском обществе, эта церковь будет освобождаться от этого недостатка. Но пока что печально очень бывает наблюдать, когда восхваляют новомучеников православной Церкви и говорят от их имени те люди, те иерархии, которые вполне благополучно сотрудничали с той властью, которой их предшественники так бескомпромиссно сопротивлялись. Лицемерие, да. Хорошего ничего нет. Но это все не повод для осуждения, не повод считать, что мы, католики в России, не такие.

Как говорится, все «вышли из гоголевской шинели», все вышли из одного и того же тоталитарного общества и католическая Церковь в России несет печать несвободы, связанной с пребыванием в тоталитаризме. Другое дело, что принадлежность к католической Церкви, вселенской в особом смысле церкви, дает нам больше возможностей для преодоления вот этой несвободы, к преодолению почти на генетическом уровне сформировавшегося рабского отношения к власти. Повторяю, что это только потенциал, надо его использовать. Используя, мы будем примером для других Церквей, для других людей в России. Эти вот идеи насчет канонических территорий, они ведь возникли во времена, когда секуляризация и плюрализм не были необходимыми чертами общества. Сейчас всё по-другому. Сейчас понятно, что хуже монополий ничего нет. Ни в экономике, ни в культуре, ни в науке, ни в религии тоже. Лозунг единства в многообразии, который неоднократно папа Павел II провозглашал, это очень правильный лозунг. И я считаю, что здесь в России должно быть несколько церковных юрисдикций, несколько христианских Церквей, которые имели бы возможность конкурировать друг с другом в любви, если это выражение не представляется таким оксюмороном. «Конкурировать в любви». Такая конкуренция, на мой взгляд, была бы очень полезной.

Еще одна часть позиции в нашей стране, это отношение к исламу. Спектр позиций тут колеблется от признаний того, что в России настоящий ислам – это «наш ислам» и его опасаться нечего, до взгляда на ислам как на дьявольскую ересь, от которой сейчас проистекает злоба во всем мире, терроризм, убийства. Мне кажется, что сейчас нужно смотреть на дело иначе. Мир изменился очень сильно. Идеологические штампы, что такое левые, что такое правые, кто хороший, кто плохой, кто добрый, кто злой – не работают, перемешалось все. Видно только, что ХХ век был веком идеологий, когда беднейшие общественные слои с радостью приняли коммунистические идеи. Идеи о классовой борьбе. И много страстей, и много крови пролили. Сейчас, на мой взгляд, принципиально ничего не изменилось, бедные, но не совсем те, потому что в Европе их уже мало, это в других странах на других континентах. Эти люди взяли на вооружение тот же духовный посыл, разрушительный, мстительный по отношению к более процветающим. Но не с атеистической, а с религиозной окраской. Коммунистический, атеистический фундаментализм перешел в форму религиозного, в данном случае исламистского фундаментализма. Повторяю, что дух остался тем же. Дух зависти к богатым и уверенности в том, что у меня есть эксклюзивные права на Бога. Представление, что Бог для меня и для таких, как я. Но не для тех, кого я считаю своими противниками или обидчиками, не для богатых неверных.

Под этой религиозной окраской по-прежнему видна классовая основа. Например, в России и в Европе скинхеды – это в основном выходцы из достаточно состоятельных семей, правые по сути дела. Если взять Египет, где подвергаются и подвергались многочисленным нападениям христиане-копты, то это противостояние и этническое, и классовое тоже, потому что копты в Египте считаются более про-западной социальной группой, более образованной, более зажиточной. Это все важно понимать для очерчивания собственной позиции здесь. Не обманываться на дешевые призывы, которые нас окружают и давят на нас из телевизора, на работе, в курилке и так далее. Дома, может быть, когда жена жалуется и охает после посещения вещевого рынка с азербайджанцами. Не надо ловиться на этот псевдорелигиозный фактор. Мы имеем дело просто с проявлениями человеческого греха.

Если говорить о позиции католической Церкви, о позиции Святого Престола, то она направлена именно на то, чтобы за этими поверхностными ярлыками выявить духов и бесов, которые это все закручивают. Христианин в одиночку не выживает. И вообще суть христианства – это общение. Католики византийского обряда, католики в России вообще представляют собой меньшинство. Католических приходов византийского обряда сейчас от силы может быть 10% от количества латинских приходов и общин в России. Понятно, что такие маленькие сообщества не являются ни в какой мере общественной силой. Они не могут влиять на ход дел государства, не могут выдвигать каких-то политических лидеров, не могу т оказывать влияния на культурную, нравственную жизнь, экономику. Но в скобках, конечно, нужно отметить, что и любой другой человек в России этого тоже не может. Институты гражданского общества очень чахлые, дай Бог им развиваться. Но на сегодня у людей возникает апатия и полное нежелание участвовать в политической жизни, потому что это бесперспективно. Ощущение бесправия — это одно из самых сильных ощущений человека в сегодняшней России. Действительно один человек ничего не может. Объединившись в общество, что-то может. Небольшие такие вот локальные инициативы, которые кому-то облегчили бы жизнь, община может проводить. В частности, христианская община.

Принято говорить о тройственном служении христианина. О проповеди слова Божия словами и о свидетельстве жизнью о Евангелии, об освящении мира. Свидетельство жизнью – это то, что я описывал как позицию. Это некоторые твердые взгляды, которые позволяют мне быть твердым и бескомпромиссным по отношению ко злу, и быть гибким в осуществлении добра. Наши общины и приходы возникли сравнительно недавно. Большинство старых существует от силы 20 лет, остальные и того меньше. За эти годы обычно несколько раз менялся состав этих приходов: там менялись настоятели. Ведь неофит – это, прежде всего, увлеченный человек. Увлеченность — это и хорошо, и плохо. Это и мотор определенный, для того чтобы учиться, познавать, служить. Но увлеченность проходит. Если за период увлеченности у человека не создался такой основательный фундамент «sentire cum ecclesia», значит, он в Церкви не удержится. Я сам наблюдал, как менялись люди в этих приходах в течение 20 лет. Приходили десятки, оставались единицы. И это нормально для любого дела, которое начинается.
Люди подбираются по одному. Это популистские призывы собирают тысячи людей под знамена, и накладываются на низменные инстинкты людей, а тут всё наоборот. Нужно под действием благодати созидаться как человеку, а это всегда движение против течения. Всегда против. Поэтому в приходах наших в той мере, в какой какие-то приходы живы, основные усилия идут совсем не на внешние дела, а на то, чтобы сохраниться самим как христианам. И нельзя сказать, что это эгоистическая тенденция или сектантство, хотя, возможно, конечно и то, и другое. Но объективно так должно быть. Бытует взгляд, что если неверующего вовлечь в занятия добрыми делами, благотворительностью, то он станет верующим. Это наивный взгляд. Я видел немало людей, которые таких занятий христианской жизнью не выдерживали, потому что они туда приходили как идеалисты или как ожидающие увидеть потоки любви и благодати, а видели нормальные человеческие слабости благотворителей. Неумение планировать, неумение вести себя, поверхностную веру и так далее. И уходили оттуда. С разочарованием, что Церковь – это место для лицемеров. Формирование отдельного христианина неотделимо от формирования общины и это очень сложно.

Как я уже сказал, получается так, что христианин – это в некотором отношении ценность сама по себе. Ценность, потому что он такой есть. То же самое можно сказать об общине. Это ценность сама по себе. Это отношения принятия слабости и немощи друг друга и одновременно отвержения греха. Внешне это может не проявляться в какой-то громкой проповеди или мощных благотворительных проектах, но окружающие люди, сталкиваясь с такой общиной, понимают, что это что-то надежное. Надежное не потому, что там люди каких-то выдающихся способностей, наоборот, люди очень бывают нескладные, с расшатанной психикой, с тяжелой судьбой и характерами. Но когда видно, что этим людям удается вместе жить так, как я сказал, становится понятно, что там действует какая-то другая сила. Мы это называем силой Бога, другие могут себе не отдавать отчета. Просто видеть, что это не просто так. Я сейчас специально не говорил о каких-то формальных путях христианского свидетельства и деятельности общины. В наших условиях это иногда получается, иногда нет, но то, о чем я сказал, должно быть всегда, если община настоящая. И это может быть главное, для чего христианская, католическая община в наших условиях нужна. Через нее видят силу Бога, совершаемую в слабости человека.

© Священник Сергей Николенко 2011