Семья Святого Лазаря

Деян 11,19-26; 29-30, Ин 4,5-42

Чтения на сегодняшней Литургии Слова составлены так, что их объединяет проповедь не к иудеям. В Деяниях Апостолов мы читаем о рассеявшихся после первых гонений, которые проповедовали в Антиохии эллинам, благовествуя Иисуса Христа. А в Евангелии Иисус проповедует самарянке, проповедует сам себя, если можно так сказать. И мы видим, как построена эта проповедь. Она начинается с проявления интереса к этой самарянке. Проявить интерес к этой женщине оказывается нелегко, потому что она вся такая ощетинившаяся, как противотанковый ёж. В конце концов Иисус пробивает эту защиту, как бы ударяя по самому больному месту, говоря о мужьях, которые на самом деле не мужья у нее. Ударяет по самому больному месту, но удивительным образом делает это так, что женщина не ощущает ни обвинения, ни презрения, ни пренебрежения, — и это такой момент истины, с которого собственно и начинается не подготовка к проповеди, а собственно проповедь.

Способность вызвать у человека покаяние, и одновременно дать этому человеку благодать прощения, потому что только тогда он сможет быть открытым к действию, не будет переполнен своими переживаниями и отрицаниями. Вот такая парадоксальная вещь происходит. Дальше Иисус уже просто как бы расставляет акценты по своим местам, говорит о настоящем поклонении, которое есть поклонение не на горе, не в храме, а в духе и в истине. И про себя говорит, что он и есть тот Мессия, обещанный Спаситель.

Дальше евангелист Иоанн в этом повествовании вставляет высказывание Иисуса о пище. Это высказывание такое евхаристическое – «Моя пища есть творить волю пославшего Меня и совершить Его дело». Он не говорит «вы имеете строгое обязательство посещать воскресную мессу, воскресную литургию под угрозой смертного греха, приступать к причастию и тогда все будет как надо». Он говорит, что нужна не эта пища, а пища творить волю пославшего нас Бога и совершать Его дело. Мы привыкли к тому, что в работе, в совершении дел мы расходуемся личности, расходуем свои ресурсы, и нам необходимо после этого отдыхать и восстанавливаться. А здесь евангелист Иоанн в уста Иисуса вкладывает совершенно противоположное соображение – что восстанавливаемся мы, когда делаем, что Отец хочет, творим Его волю.

И Церковь, и христианские церкви — такой страшно сложный организм на сегодняшний день и юридически, и литургически. Столько предписаний, столько процедур, столько всего нужно для того, чтобы вступили в брак, и в десять раз больше всего нужно, чтобы в случае вполне нормальной и естественной ошибки признать этот брак недействительным, столько богословских формул, догматических формул, всего, что призывают нас строго соблюдать, ибо без этого не спасешься. А тут говорится об одной только вещи – пища творить волю пославшего Меня. И поневоле возникает вопрос, а насколько оправданна эта вся огромная нормативная конструкция, нагромождения. Нет ли более простого ключа к тому, чтобы творить волю.

Я бы сказал, что блаженны те, кому это дается как некоторая ясность того, что нужно делать, ясность, которая возникает в молитве. Но, к сожалению, чаще всего и получается, что большинству людей — может быть, даже подавляющему большинству приходится жить по правилам, которые придумали не они, придумали за них другие. Приходится эти правила принимать на веру и верить в то, что их соблюдение позволит мне совершать волю Бога. Конечно, эти правила все время перерабатываются, совершенствуются и очень хорошо, что идет этот процесс, что есть правила. Но обидно все-таки за слабость человеческой природы, за собственную нашу слабость, за неспособность договариваться между собой и придерживаться доверительных отношений и договоренностей, достигнутых в доверительных отношениях.

© Священник Сергей Николенко 2011

Вот эта миссия Церкви к самарянам и эллинам, о которой мы сегодня прочли, она трудна, потому что другая культура у людей, привычки другие. Культура это очень много, культурные особенности, этнические особенности, — это барьер, который между людьми действует ничуть не хуже, чем государственные границы с пограничниками и колючей проволокой, а часто и гораздо лучше. Все-таки проповеди удается эти барьеры пробивать и пробивать надежно. Проповедь интернационализма в светском гуманизме, которая была у нас в СССР, действовала. Я думаю, что она действовала исключительно потому, что рождена была на фундаменте христианского интернационализма, который в Европе был задействован, сформирован был фундамент. Сейчас эта проповедь интернационализма уже не действует.

Очень серьезный, мне кажется, знак нашего времени — то, что религия вновь оказывается сплавленной с национальным чувством. Эта этноконфессиональность, что хорошего в ней? Внешне мы видим, что она способствует сплочению этнической группы, не дает ей размазаться, раствориться или быть поглощенной более крупным социумом, защищает. С другой стороны, конечно, это большое препятствие для универсального диалога. Диалога на уровне человечества. Может быть, однозначно хорошая вещь с точки зрения Бога заключается в том, что эти этнорелигиозные общности больше интереса уделяют к тому, что является их собственной культурой. ХХ век был веком пробуждающегося интереса к отдельной личности и укрепления уважения к отдельной личности — на фоне обезличенного коллективизма это выражалось и в социальной философии, и в невообразимом прежде интересе и популярности психологии и психотерапии. Может быть, сейчас этот рост уважения к личности уже переходит в уважение к общинным достижениям, к достоинству общины, понимаемой в этническом измерении. Может быть, так. И тогда это хорошо, и очень хорошо. Несмотря на все негативные стороны вражды между национальными кланами и мафиями, которые мы в Москве видим, в России. Аминь.

© Священник Сергей Николенко 2011