Семья Святого Лазаря

Чтения: Притч 31, 10-13. 19-20. 30-31; 1 Фес 5, 1-6; Мф 25, 14-30

Группа у нас ознаменовалась тем, что у тебя, Н., был такой сильный выплеск напряжения и трагизма, и как бы сгусток того, что ты пережила за неделю. Это выразилось тогда, когда ты стала говорить о том, что – я сейчас перефразировать, конечно, буду, — есть люди, которые думают, что в Церкви можно устроиться жить спокойно и безопасно: молиться, ходить на литургию, добрые дела делать и потом попасть за это в рай. Но что на самом деле суть в том, что Христос отдал Себя за нас и отважился на то, что невозможно сделать. Для меня это прежде всего сводится к слову «рисковать». Жертва Богу – это не просто то, что приятно Богу, а то, что для меня самого, для того, кто приносит жертву, крайне рискованно. И рискованно прежде всего потому, что я предполагаю, что Богу это надо, но я совершенно не знаю, хватит ли у меня сил на это, готов ли я совершить именно это, а не какие-то вещи, которые не Богу нужны, а мне самому.

Опять я в связи с этим думаю про диковинную антропологию из китайской медицины, вот эти три главные центра в теле: голова, область сердца и область пупочная, область живота. Это центр, на котором сосредотачивались первые исихасты, когда читали Иисусову молитву. Я говорил уже, что целостное существование человека по китайским воззрениям идет, когда налажен постоянный поток взаимодействия между этими тремя центрами. Жизненная сила, которую Бог дает человеку, не застаивается в каких- то местах, а свободно циркулирует, и у человека осуществляется полноценный контакт с миром, с космосом, который Бог устроил. Я уже говорил о том, что христианство, которое до нас дошло, работает с двумя центрами: христианство интеллигентское – с головой и с сердцем. С разумом и с эмоциями. Богословские труды, аскетические книжки всякие, нравственные, психологические – это два центра работают. В народном христианстве по-другому. Там умных и задушевных книжек, психологии нет, вместо этого есть литургическое пение. Это пение, вот этот дыхательный процесс — полное дыхание, которое работает в народном пении, и животное, и диафрагмальное, и грудное – как раз физиологическую связь всех центров и осуществляет. В этом пении человек оказывается цельным, ощущает эту цельность, ощущает жизнь Бога в себе не только на уровне головы и сердца, но на уровне всего себя и всего мира. Пока поет.

Другое дело, что в народной религиозности нет способности к разделению на интеллектуальный аспект веры, нравственный, эмоциональный. Легко обмануться на таком искреннем задушевном пении. Это пение и создаваемые эффекты завязаны с обычаями, с религиозными обычаями. У нас недавно обсуждался эпизод из жизни супружеской пары – он из украинской греко-католической Церкви, она православная из Московской Патриархии. Они столкнулись с тем, что у них разные обычаи поминания умерших. Жене в православной церкви выдали указания насчет поминальных пирожков, а в греко-католической церкви ничего такого нет, там просто молятся за умерших, а пищеварительный процесс к этой молитве не подключается никак. У мужа был протест против пирожков, что это не сочетается никак с молитвой. А жена этого протеста никак не могла понять — сочетается всё, какая там молитва без пирожков, или пирожки без молитвы. Это всё то, что фиксируется на инстинктивном уровне, собственно к вере не имеет отношения ни одно, ни другое, ни пирожки как таковые, ни молитва как таковая. Если нет того, о чем говорила Н., – если нет готовности рискнуть, и нет осуществления этого риска ради того, что как мне кажется, от меня хочет Бог.

Этот риск заставляет не только самого себя в жертву приносить, он усугубляется тем, что приносятся в жертву единомышленники, родные, друзья. Если я считаю, что Бог этого хочет. Это очень сильный риск. Точно так рисковал и Иисус, испортивший жизнь своим ученикам, апостолам. Потому что после того, как Он вскружил им голову, нормальной жизни у них уже не было. Мы читаем о позитивных моментах в жизни апостолов с точки зрения Церкви, а нормальной жизни нет. Нормального дома нет. Вот эта притча о талантах, она поразительна. Поразительна тем, что столько людей у этого господина отважились пускать деньги в дело, и всего один здравомыслящий человек испугался.

И вот, конечно, от сегодняшней Церкви раздражение у меня очень большое, потому что она учит не рисковать, она учит делать, как надо. Она знает как надо, и этому учит. Огромный груз традиций – литургических, нравственных, традиций, зафиксированных в каноническом праве, это то, что описывает, очерчивает безопасный путь. На горную вершину можно лезть прямо, через колючки, отвесные скалы и прочее, прочее. С большой вероятностью сорваться, не долезть. А можно двигаться по серпантину, который по спирали, по многим виткам, безопасная дорога, всё там с ограждениями, дорожными знаками. И кажется, что не спеша-не спеша я приеду по ней на вершину. Очень может быть, но сомневаюсь. То, чем Церковь часто козыряет как традицией, — это дорожные знаки, ограждения, которые ограждают извилистый серпантин, и которые мешают идти по прямой дороге. Это парадокс Церкви. И получается, что человек только поверивший, входит в Церковь и начинается на него страшный прессинг – прежде всего через Евангелие. Иисус сказал то-то, сделал то-то, заповедал то-то. А кто для этого человека Иисус? Практически сказочная фигура. Человек только-только почувствовал Бога. А ему уже подсовывают все готовое. Это полная глупость, потому что нормально, если я начинаю двигаться к Богу, то Иисус, если Он действительно имеет такое существенное отношение к Богу, Он должен открываться мне сам. Постепенно. Озарения как у апостола Павла, на самом деле небольшую ценность имеют. Большую ценность имеют те несколько лет, о которых скромно умалчивают в Новом Завете, в которые Павел эту весть осмысливал, и годы, в которые Иисус ему на самом деле открывался в гораздо большей степени, чем во время этого известного эпизода. На человека нельзя давить. Дайте ему возможность, чтобы Иисус ему открылся сам. И тогда бы открылось и то действительное место, которое Иисус занимает возле Бога или внутри Бога, не знаю, как сказать. Дать возможность человеку постепенно все прочувствовать, для Церкви это риск. Гораздо проще его забросать догматами, катехизисами, литургическими правилами. Думаю, что главная теоретическая проблема современной Церкви, это по-прежнему христология. У меня такое ощущение, может быть, я так экстремально его выражаю, что евангельская весть, как Церковь ее подает, выдохлась уже. И говорить язычникам, начиная с Христа, не годится. И надо дать возможность долго и упорно искать Бога как такового, силу как умную, творящую и любящую силу. Примерно так. Спасибо.

© Священник Сергей Николенко 2011