Семья Святого Лазаря

Деян 16, 1-10; Ин 15, 18-21

Наша месса посвящена молитве за душу Юрия. Из того, что ты о нем рассказал на группе, у меня какой-то образ сложился, образ его веры. Первая вещь — это то, что слабый человек. Домашний беспорядок, о котором ты говорил, и одиночество, это признак слабости. И крещение уже к 80 годам, возможно, это просто укладывается в старческую слабость. Стремление к защите, получить какую-то помощь и охрану в перспективе болезни и дряхления и всего неприятного и пугающего, что с этим связано. Обереги и иконки указывают на чувствительность человека к оккультным вещам или к злым силам, к духовным силам, но чувствительность болезненную, которая не освещена твердой ясной верой. Если мое видение правильно, тогда более или менее понятно, в каком аспекте молиться за Юрия.

Смерть только кажется внезапной, на самом деле дьявольские силы активизируются и накапливают силу постепенно и кусают человека за слабые места. Я говорил уже о силе родственных связей, таких невидимых связей, которые мы ощущаем по неожиданным всплескам эмоциональных реакций на человека, с которым есть кровное родство, даже если много-много лет не общались. И тут в обкусывании судьбы этого человека таким важным моментом является нападение на священника. На человека, имеющего или претендующего, по крайней мере, на более сильный и прямой контакт с Богом. И вот я говорил уже, что вещи, которые у тебя в течение последнего месяца происходили, укладываются в этот ряд. Мы чаще оперируем на группах примитивными представлениями, о созависимости, о ее механизмах. Эти механизмы есть, но они на самом деле ухватывают очень мало, ухватывают область, с которой мы можем как-то сознательно работать, анализировать какие-то качества, свои, близких, взаимодействия нашего. В действительности без серьезной молитвы, без навыка пребывания в молитвенном мире, если можно так сказать, без этого самые серьезные факторы не открываются.

В целом на этой неделе я думал про историю человечества, и, в частности, думал о том, что все-таки мы живем в культуре очень вегетарианской. Прошлые века — там всё устлано трупами детей, не достигших совершеннолетия, женщин, регулярно умирающих в родах, людей с психическими нарушениями, которых гоняют как диких зверей по обществу, и так далее. И понятно, что умирание человека и превращение его в неживое тело — очень неприглядное и вгоняющее в депрессию зрелище, но раньше это было частью быта в такой мере, в какой сейчас мы даже представить не можем. Другие представления были о милосердии Бога, не такие вегетарианские и в какой-то мере слюнявые, как у нас сейчас. Было представление — оно сидело и в религиозных людях, и в Церкви, — что жестокость просто вписана в программу всего.

Слова из Евангелия от Иоанна, из посланий от Иоанна, которые сейчас по воскресеньям читаются «Я возлюбил вас, и вы любите друг друга как Я возлюбил вас». Эта любовь, если так образно сказать, на протяжении не двух тысяч, а, допустим, полутора тысяч лет существования христианства, осуществлялась по колено среди трупов. Грубые установления Католической Церкви и православных о нормах нравственной жизни, о нормах морального соседства, о нормах сексуальной жизни — это всё оттуда. Это каноническое право, которое никак не удается довести до человеческого, до гуманного состояния — оно всё пропитано юридическими, страшно жесткими категориями, оставшимися от той очень жестокой жизни. И это вызов для нас в том отношении, что Иисус призывает нас не бояться смерти, Бог призывает нас это делать, но нам приходится искать наш новый путь — как не бояться ее, как принимать ее. Будучи особенно чувствительными к тому, что составляет наше телесное благополучие, комфорт душевный.
Пять веков назад или больше в Европе был средний возраст жизни 30-35 лет, а дальше у человека уже и зубов не было, и ничего уже не было. Для нас сейчас сохранить зубы, неважно, естественные искусственные до старости, возможность жевать, иметь благополучное пищеварение, это норма. Мы с брезгливостью смотрим на людей, у которых не хватает зубов. И точно так же мы относимся к душевному комфорту. Страдать от депрессии, от плохого соседа, от склок в семье, для нас кажется чем-то чрезвычайным. И еще, конечно, я думаю, что тогда на фоне жестокой жизни, гораздо более наполненной животным страхом, мистические и молитвенные феномены должны были быть более яркими, чем сейчас. Я думаю, что вялой безвкусной молитвенной жизнью мы платим за большую тонкость, большую вовлеченность в свое психологическое состояние. Что дальше будет, я не знаю, но милосердие Бога неизменно, несмотря на то, что меняются эти вещи, о которых я сейчас говорил. Надеюсь, что эти размышления помогут к совершенно особому измерению, к милосердию Бога как-то подойти еще раз. Аминь.

© Священник Сергей Николенко 2012