Семья Святого Лазаря

Рим, 2, 10-16; Мф, 4, 18-23

Я начну с более или менее свежих впечатлений. Неделю назад было празднование Тела и Крови Христа, которое ознаменовалось трехчасовым ливнем как из ведра. Как обычно, там были и хорошие вещи, и плохие, и важные, и неважные. Хорошие — это то, что, как принято было в средневековой Церкви, в воскресенье и на праздники люди из всех городских приходов собирались в городской собор и видели, что они все вместе, что они составляют единство. Примерно так произошло и в этот раз: людей было много, храм был битком набит, и даже, как отметил епископ, пришли грекокатолики, грекокатолический приход, то есть, мы. Он от волнения долго вспоминал, как меня зовут, но это неважно. Мы там были, мы не были незваными гостями, мы не были чужими, мы были как часть московского католического мира, московской католической Церкви.

Мессу вел епископ из Колумбии, вел на латыни. С одной стороны, это дань давней традиции римско-католической церкви, традиции, которая пошла еще с тех пор, когда люди действительно говорили на латыни. Потом на протяжении многих-многих веков латынь была уделом только образованных людей, и сейчас мы живем в мире, когда этого языка почти никто не знает, кроме специалистов. И вот, понимаете, собрались католики, большая толпа людей, ну и можно было бы проявить элементарное уважение, чтобы они понимали слова молитв, слова анафоры. Нет, — традиция оказалась сильнее. И традиция эта не такая безобидная, потому что она основана на теологическом положении о том, что мирянин не обязан понимать, что происходит в алтаре. Что происходящее в алтаре — это тайна, которая отчасти доступна только специальным людям и священникам, которые находятся в алтаре, а мирянам это не только неполезно, но и в силу их неподготовленности даже опасно. И пока священник, епископ служил лицом к алтарю, отвернувшись от людей и повернувшись к Богу, это богословие как-то работало. Последовательно как бы было. Но после 2-го Ватиканского собора священник повернулся лицом к людям на мессе. И повернулся к людям как один из них. Один из нас.

Мы читаем в сегодняшнем Евангелии призвание рыбаков. Да, они, с одной стороны, апостолы облеченные выбором свыше, с другой стороны, это обычные люди, обычные миряне, знающие писания гораздо хуже, чем специалисты. И на Тайной Вечери, устанавливая Евхаристию, Иисус ведь не поворачивался к ученикам, мягко выражаясь, спиной, был обращен к ним, и это важная богословская позиция, которая на 2-м Ватиканском соборе был утверждаема. И тогда меняется стиль богослужения, потому что если я обращаюсь к вам, и через вас обращаюсь к Богу, то я должен говорить понятно, чтобы вы понимали. Это и будет гарантией того, что Бог поймет меня. Эти слова Иисуса о том, что где двое или трое соберутся во имя Мое, там Я буду посреди них, — двое или трое людей не просто по одиночке верующие, но люди, общающиеся так, что между ними устанавливается взаимопонимание. Иисус имеет в виду, что когда эти люди принимают общее решение, тогда это решение доходит до Бога и становится угодным Богу. В этом и осуществляется действие Святого Духа. У священника особые функции перед Богом и перед общиной, но он такой же.

Еще один момент, который там не очень был приятен для меня, это то, что во время этой мессы храм, — я уже говорил об этом, и часто об этом говорю, — храм поделен так, что это возвышающаяся алтарное пространство огромное, как футбольное поле. И в нижней части, где люди стоят по стенкам, потому что мест нет, занято всё, а в той части, где священники — 15 священников расположились как на футбольном поле, как на лужайке, и наслаждаются пространством. Пространство, которое им необходимо для углубленной молитвы, а мирянам нет. Такие мелочи, казалось бы, но на самом деле это не мелочи. Из-за дождя была процессия с Евхаристией внутри храма. Евхаристия, она вообще для кого? Для всех. И для мирянина, для ребенка в такой же мере, как для кардинала. Значит, или в процессии участвуют все, или, если дождь, сидим на месте, и молимся по той программе стояний, которая есть. Но нет, понесли Евхаристию и команда «сестры и священники идут в процессии». Я уже говорил, что сам я с дистанции сошел после первого круга, потому что, с одной стороны, душно было, с другой стороны, был протест против неудачно теологически срежиссированной постановки. Но видно было, что в массе люди этого не чувствуют, этой несправедливости.

Нельзя сказать, что это однозначно плохо, просто есть чувство благоговения, и оно просто не всегда направляется правильно, иногда оно направляется в ущерб достоинству и свободе человека. Характер набожности и благоговения меняется исторически, он имеет исторические формы. Например, еще при Пие XI целовали туфлю Папе, и Папа называл себя узником Ватикана, таким человеком, который сидит и молится за всю Церковь, за весь мир. Прошла пара десятилетий, и папы же совершенно поменяли эти обычаи. Исключительно упростили ритуал уважения и почтения наместникам Петра, и Павел VI, и особенно Иоанн Павел II, который стал таким разъездным папой, не узником Ватикана, — всё это меняется. Нужно различать благоговение перед Богом, из которого непосредственно вытекает уважение к личности любого человека, и, с другой стороны, раболепие перед людьми, перед Богом, перед всеми. Раба из себя, как выражался классик, надо выдавливать по капле: подходящее сравнение не приходит в голову, приходит в голову только выдавливание лимона в коньяк. Но неважно, это надо делать.

И последняя вещь — среди нас случайно оказался организатор христианской колоны на марше несогласных, который прошел 12 числа. Я в интернете смотрел, — колонны там не получилось, там народу набралось на шеренгу для того, чтобы нести транспарант-растяжку с цитатой о заповеди блаженства. Правильно и хорошо, протест против несправедливости властей, но я смотрел на фотографии, в основном, девушек и женщин, и думал: «а какое вообще у них представление о достоинстве человека, об уважении к человеку?». Потому что у нас же сейчас власти христианские тоже, верующие все. Если мы этого христианина поменяем на другого такого же, который сегодня несет растяжку с заповедями блаженств, поменяется мало, от перемены мест… Мы говорим о том, что Церковь в обществе не может быть другой, чем общество, но в общем, поскольку мы члены Церкви, наша задача бороться прежде всего за то, чтобы Церковь — этот наш дом -была правдивой и богословски верной, чтобы было уважение к человеку, уважение даже в мелочах, потому что начинается всё с игнорирования мелочей. И благодарю всех, кто пришел на праздник Тела и Крови. Спасибо.

© Священник Сергей Николенко 2012