Семья Святого Лазаря

Плач 2, 2. 10-14. 18-19; Мф 8, 5-17

В первом Чтении Плача Иеремии описывается осада Иерусалима перед взятием его, и она описывается, если это сопоставлять с образами более близкими нам, как блокада Ленинграда. Продовольствия нет, люди умирают, запертые на этом пятачке внутри городской стены, и конца этому не видно, и непонятно, что страшнее: оставаться в этом городе или сдаваться победителю, озлобленному. Пророки — люди такие с особой чувствительностью, так что они это всё переживают во все времена особенно сильно. Может быть, осада Иерусалима и не была на самом деле такой страшной, как в Плаче Иеремии она описана, но на восприятие пророка накладывается ощущение краха в отношениях Израиля с Богом, и это для него самое тяжелое.

В Отечественной войне был лозунг «за нами Москва, отступать некуда», но на самом деле прекрасно знали, что отступать еще есть куда, Сибирь еще целая, Урал – это фальшивый лозунг был, пропагандистский. А тут у Иеремии было сознание того, что отступать действительно некуда, потому что это та земля, которую Бог предназначил для народа своего, это дом народа. Уходить, покидать дом и видеть дом разрушенным, дом такой как бы двойной. Точнее, для народа это дом именно потому, что там же и дом Бога, который служит гарантией того, что на этом участке земли в этом городе действительно можно спокойно жить как у себя дома.

Этот архетип дома, очевидно, у человека есть, и он переносится на собственное жилище, на квартиру, иногда на район в зависимости от степени гражданственности этого человека. В дни национальной опасности этот архетип дома переносится на страну, начинает казаться, что лишусь этого и всё, больше уже дома я не найду нигде. А в такое обычное время дом — это маленький дом, моя квартира, или даже моя комната, где можно закрыться от всех, спрятаться и прийти в себя. Интересно, что этот день – воскресный день, литургия, в Церкви очень рано стал ассоциироваться с днем отдыха, с днем, когда человека бывает не на работе, а дома. Церковь, воскресное посещение церкви, это тоже как прийти домой. И эта литургия одновременно такой процесс, в котором воссоздается дом, это ощущение себя на месте, в том месте, которое Бог для меня устроил, чтобы мне и моим близким было хорошо. Так что, по-видимому, этот архетип дома имеет существенную теологическую компоненту, или такой как бы ореол защиты Божьей, который дает безопасность и мне, и моим.

И много мы видим людей, невротиков, у которых этого чувства дома просто не получается, и они это списывают на какие-то внешние неудобства. Примерно, как сейчас – за окном что-то делают, что-то чинят, стучат, шумят, и это мне мешает расслабиться, почувствовать себя в покое. На самом деле это такая вторичная вещь. Если изначально это чувство дома есть, такими вещами его не собьешь. В значительной мере чувство дома человек носит, наверное, на себе как улитка раковину. У сотника, о котором мы читаем в евангельском тексте, видно, что это чувство дома подорвано. Есть такое ощущение несоответствия, когда он говорит: «Господи, я недостоин, чтобы Ты вошел под кров мой». Интересно, после того, как Иисус исцеляет его слугу и тем самым как бы косвенно благословляет дом сотника, удалось ли сотнику дома обрести покой? Покой и мир в душе. И другая вещь, что дом, если он есть, распространяет мир, и людям поэтому хочется попасть в теплый дом, гостеприимный дом. Это то, на что дьявол нападает, может быть, прежде всего, — нападает на дом, пытается его разрушить. Соответственно есть обязанность защищать дом. Пока человек дорастет до этого осознания, пока он поймет, что защищать дом приходится не просто от внутренних врагов, но и от близких, от родителей, от супругов, может быть, от детей, ради них самих. Пока это всё не произойдет, бывает наломано много дров, и часто необратимо. Но всё же, чтобы этот мир правильно понимать и ощущать, и понимать, что сохраняешь, за что борешься, конечно, базой для этого является ощущение Бога, главной базой. Аминь.

© Священник Сергей Николенко 2012