Проповедь 9 февраля (Латинский обряд)
Февраль 22, 2013Видите, в первом Чтении сцена очищения уст пророка – как в гестапо, горящий уголь из жертвенника клещами и к губам. Это, в общем, не шутка. Есть вещи, которые человек знает сам, пережил, — это одно. Другое – если человек прослушал тысячу проповедей про одно и то же, и ему кажется, что так и должно быть. По сути дела во всем, что мы друг другу говорим, в суждениях наших, есть простые технические моменты. Как приготовить суп или как что-то еще сделать. Это важно, но для нас тут это не самое главное. Наше общение такое специфическое, мы выдаем пророческие суждения: как мы считаем, исходя из нашего личного религиозного опыта, что Бог хочет для этого человека, от этого человека. Вещи, которые мы сами познали о Боге.
Таких вещей оказывается очень мало, и они настолько важные, что швыряться ими не получается. Тогда, собственно, общение и приобретает вес. Это не «ты пожаловался, я пожалел тебя». Или «ты рассердился, а я обиделся на тебя». Вот это все как раз для Бога неинтересные вещи. Они на механическом уровне, на уровне химии мозга. Мы говорим, что Церковь это таинство, она передает благодать. Это означает, что каждый из нас – это таинство. Бог дал нам потенциальную возможность передавать благодать в актах отношения с другими, в актах общения. Когда общение суетливое, то это качество сакраментальности теряется.
И вот еще какая есть вещь, и это большая опасность для нашей эпохи. При советской власти было просто. Если человек говорил «Бог хочет для нас того-то и того-то», ему уже начинали аплодировать, просто за то, что он осмелился говорить с религиозных позиций в обществе. И он мог говорить любые глупости, все равно его в атеистическом государстве мучили за это. Сейчас другое. Сейчас евангельские цитаты — это бла-бла-бла на каждом шагу. И я бы сказал, что Библия — вещь обоюдоострая. Действительно можно познавать мир через Библию. Познавать и видимый мир, и невидимый через Библию. Познавать тайну человека через библейские образы, библейские сцены, через евангельский образ Иисуса и друзей, и через противостоящих им Ирода, Иуду, фарисеев и прочих. Но если мы научились говорить на этом языке и только на нем, мы ничего не сможем передать множеству людей. Они либо этим языком не владеют, потому что не имели возможность его узнать, либо, что характерно для сегодняшнего дня, знакомы с этим языком на уровне общей фразеологии и демагогии, которая гуляет по обществу, и, соответственно, приобрели к этому языку отвращение. И вот возникает парадоксальная ситуация — для того, чтобы передать такому человеку суть Евангелия, я должен говорить с ним не на евангельском языке, а на языке его жизни, на том языке, на котором на самом деле Бог с ним разговаривает. Как правило, это язык самых важных и часто самых тяжелых для человека вещей, переживаний, потерь, устремлений. Экзистенциальный язык. Легко, пользуясь этим языком, пойти по пути психологизирования или политизирования. Удержаться на пророческом слове очень трудно. Но надо. Если молишься и слушаешь Бога, то волей-неволей оказываешься в ситуации пророка, когда знаешь правду и не можешь не сказать ее, не можешь промолчать. Так или иначе показываешь свою позицию.
Был Синод по новой евангелизации, документ итоговый после него так еще и не выпустили. Но что бы там ни было написано, в нашей культурной ситуации получается так. Дело Церкви – оно такое особое, передавать благодать. Обличать, через это тоже передается благодать, благодать покаяния. И вот такая принципиально важная вещь в отношениях Церкви и мира. Церковь может говорить, как нельзя делать, конкретные вещи, может обличать вранье. Но она не может сказать, как правильно делать. Она может сказать, с каким расположением нужно делать, с чистой совестью, открытостью, непредубежденно, с молитвой. Но что конкретно сделать – издать один закон или другой, — Церковь некомпетентна в этом. И это не является областью компетенции Церкви. Это очень важно себе представлять.
И вот в Евангелиях мы видим это. Потому что римская оккупационная власть много неприятного делала и много ошибок допускала. Власть управляет, это ее работа. Иисус не лезет в это. Иисуса интересует человеческое сердце. Вот этот иудейский народ, который живет частично в Палестине, частично в диаспоре. Иисус не действует как какой-то политизированный мессия: всех собрать в одну кучу, на одну территорию, государство мощное заделать. Он понимает, что это технические вещи, они могут быть и хорошими и плохими, и угодными Богу и неугодными. Здесь с человеческими критериями, с человеческим разумом мало что можно понять. Расположение – вот что важно. Потому что расположение человека ведет его дальше, ведет его в небесный мир, где все устроено по-другому. И Церковь пытается учить нас, таких психологизированных и политизированных людей законам небесного мира. Это всегда оказываются парадоксальные вещи. И масса народа, как это было в 90-х годах в России, ринулась в церкви, и пытались использовать эти церкви для себя, для своих нужд, как они это понимали. И церкви, состоящие из таких же священников или скороспелых неучей, коррумпированных церковных чиновников, шли этому навстречу. Это нехорошо. Это неизбежно, но это нехорошо. Думаю, что призывы мои в принципе ясны. Аминь.
© Священник Сергей Николенко 2013
