Семья Святого Лазаря

Деян 11,19-26; 29-30; Ин 4,5-42

Вы знаете, что в Церкви первых веков за периодом катехизации, который был очень долгим, порядка двух-трех лет, после того как человека крестили, наступал период мистагогии. То есть обучение принятию Таинств. Во время катехизации человек учился правильно понимать весть Иисуса, понимать слово, нравственно жить, и это во многом был период проверки начальных мотивов человека. А вот после Крещения, получив «воду живую», о которой Иисус говорит в проповеди по замыслу евангелиста Иоанна, человек начинал учиться ее пить, потреблять ее плоды, пользоваться ею. И это тоже был достаточно долгий период. Сейчас говорят, что для мирянина этот период длится порядка десяти лет, пока он органично проникнется Евангелием, молитвой и Таинствами, и получит в Таинствах опыт «эмоциональной гигиены»: не поддаваться на сильные чувства, положительные или отрицательные, понимая, что они совершенно не обязательно отражают действительное состояние отношений с Богом, ну и всякие другие вещи.

В этот раз, когда историю о самарянке прочел, для меня важно было, как это все похоже на Таинство покаяния. Потому что у человека мышление и внутренняя жизнь так устроены, что глаз все время склонен замыливаться, привычные вещи не видеть. Не видеть, в том числе, и привычные достижения, и привычные грехи. Таинство покаяния должно быть каждый раз встряской, — примерно, как и крещение. Когда человек крестится взрослым, у него как бы жизнь переворачивается. Таинство покаяния — это такая же вещь, испытание совести этому служит. Чтобы исповедь была не таким привычным «бу-бу-бу, в пятницу съел котлету» и прочее, а чтобы в человеке опять всколыхнулась и жажда Бога, и ощущение своей беспомощности перед злом, и надежда на Бога, и отчаяние. Это все привело бы к тому, чтобы снова увиделись и засверкали вещи, которые глаз уже не видит. Многое тут, конечно, от священника зависит. Если священник видит, что человек уже привык говорить о рутинных вещах, и горизонт у него очень маленький, нужно пробить брешь в этом горизонте — примерно так, как Иисус это делает в разговоре с самарянкой. По внешности бойкая баба, за словом в карман не лезет, дерзит, а в глубине женщина, совершенно разочаровавшаяся в жизни, не способная построить жизнь как у обычных людей. И разочарование, и озлобление прорываются в этом диалоге, а еще глубже у нее жажда Бога и надежда на Бога, которые выходят наружу, наконец, когда Иисус ее так вот как бы растормошил.

Но, конечно, не обязательно священник это должен делать. Это может делать любой мирянин, у которого есть такая способность, соответствующие дары. Любой мирянин, потому что основные дары, делающие нашу жизнь посвященной, мы получаем именно в крещении. Последующие Таинства, обозначающие наше место в Церкви, они уже такие вспомогательные. Интересно в этом отношении обратиться к первому Чтению. Мы видим как в Антиохию, такой греческий вполне город, прибегают эти крещеные христиане, которые спасаются от преследований в Иерусалиме, от первых гонений. Это простые миряне, никакие не апостолы. И вот они проповедуют — не знаю, как они проповедуют, об этом не говорится ничего, — но вокруг них образуется первая община. И характерно, что первую заботу об этой общине проявляют не апостолы из Иерусалима, так сказать, патентованные, а проявляет Варнава, греческий полукровка. Он пытается заниматься с этой общиной, видит, что у него не хватает знаний, не хватает способностей к глубокой проповеди, и зовет Павла. И только тогда эта община — как это видится глазами Луки, автора Деяний Апостолов, — начинает по-настоящему развиваться как христианская община.

Я к тому, что сейчас мы детьми или взрослыми приходим в готовую уже Церковь, в которой есть устоявшиеся разделения ролей: епископы, священники, дьяконы, монахи. Все знают, что им можно, а чего нельзя и не положено делать. Ну и это тоже ведет к такому, как я уже сказал, замыливанию взгляда. Простой пример: из средневековых представлений о Церкви как уже готовом Царстве Божием на земле, и о священниках как о людях, у которых есть полная власть над небесным и земным, пришло такое убеждение, что если человек перед смертью не успел исповедоваться и причаститься, то попадает в ад, альтернативы нет. Такое представление, что земная структура Церкви кажется более важной, чем небесная Церковь. Это все, конечно, не так, и, несомненно, у Бога есть средства подойти к каждому человеку и спасти каждого человека. Но та помощь, которую на земном пути христианина оказывает Церковь и структура Церкви — это важная помощь. Аминь.

© Священник Сергей Николенко 2013