29 ноября 2015 — Неделя 26-я по Пятидесятнице
Декабрь 16, 2015 
Эта история – уже избитая тема. «Кто мой ближний» и история про самарянина. На что я сегодня обратил бы внимание – на многовековой, наверное, конфликт между иудеями и самарянами. Там вообще были миграции населения довольно большие – понятно, что все перемешивались. Но возникло разделение в период вавилонского плена, когда наиболее интеллигентная часть народа была отведена в Вавилон, где она была востребована. Остальные оставались на месте, смешивались с окружающими народами, отчасти дичали, отчасти нет. Потом часть народа, жившая в Вавилоне, вернулась назад, и вернулись они как возвращаются люди из эмиграции и часто видят себя патриотами в гораздо большей мере, чем те, кто никуда не уезжали. Разделение это, вероятно, укреплялось за несколько сот лет. Уже ближе к евангельским временам иудеи, жившие в Иудее, территориально обособились, считали себя в Палестине людьми первого сорта, и действительно были и более богатыми, и более образованными в религиозном смысле. Самаряне – в основном, жители Самарии, хотя и не только – числились у иудеев как люди второго сорта. Действительно, эта область была менее развита экономически, и религиозные взгляды у них были более эклектические: единого Бога признавали, и других тоже. Поэтому со временем иудеям было запрещено и общаться с самарянами, и даже просто здороваться, и так далее.
В этой истории самарянин оказывает помощь попавшему в беду иудею, помощь не импульсивную. Евангелист Лука показывает, что он позаботился обо всем, обо всех нуждах этого человека, и пришел на следующий день, дал деньги хозяину гостиницы на содержание раненого. То есть, в рамках тех клише, которые были у иудеев, это что-то невозможное, исключительное, когда презренный самарянин такое делает. Хотя в реальности, думаю, на соседском уровне там всегда была и какая-то взаимопомощь, и так далее – не на уровне общих идеологических клише, а на уровне просто бытового общения. Люди – это люди. Законник у Иисуса спрашивает, что ему делать, чтобы наследовать жизнь вечную, Иисус ему рассказывает эту простую историю. Не знаем, как Иисус это рассказывал, по крайней мере, Лука это так отредактировал.
Я сейчас думал, И., о вашем отце, что молодость пришлась на жестокое время, то есть, на время, когда так складывалось, что человеку приходилось выбирать, за какую из враждующих партий, на какой стороне он находится. Это время началось еще после Первой мировой войны на этой территории, когда развивался польский национализм, и украинский, и русский великодержавный, который потом модифицировался в социалистический. Времена эти, конечно, старались сделать человека черно-белым, идеологизированным, склонным больше к решительным поступкам, чем к спокойно обдуманным. Это были времена большой несвободы, а послевоенные – может быть, не самые послевоенные, а где-то с 60-х по 70-е годы, это были гораздо более вегетарианские времена. Много хорошего и гуманного расцвело в это время в наших странах. Но долго это не продержалось, сейчас опять жестокий период, период идеологизации – это не просто то, что СМИ кричат, а то, что подкрепляется реальными, может быть, не очень сильными факторами, но важными для человека: что на прилавках в магазинах, насколько неуверенная и нервозная обстановка на работе, что там с зарплатой, и так далее. Это всё давит, и, собственно, отвлекает от главных вещей. От главных вещей – что я имею в виду? Что Бог может человеку давать? Бог создал человека, но на самом деле Бог – для человека, как родители для детей. Хотя они и самостоятельные личности, но они в определенном отношении – для детей. Чтобы Бог мог что-то дать человеку, человек должен быть человеком. В нем должны быть нормальные, а может быть, даже ненормальные чувства сострадания и человеческой солидарности к чужим, к врагам, тогда Бог этим людям чем-то может помочь, Бог может ввести их в перспективу той реальности, которая есть после смерти. Дать им быть собой. Для этого нужен период после смерти, который в католической Церкви называется чистилищем – это время очищения души, которое идет как бы все время. Идет и при земной жизни человека, если человек сам идет на это, но, по-видимому, после смерти оно особенно интенсивно и болезненно, потому что приходится отказываться от дорогих вещей – от вещей, в которых, казалось, был уверен. Но это такая ниточка, связывающая человека с Богом. Если она остается, она вытягивает. Ниточка – это я сказал уже о человечности, она тут на земле преломляется по-разному. В несовершенном виде она может выглядеть как честность, как нежелающий ничего для себя лично патриотизм, как любовь к семье. Потом это всё очищается от эгоистической компоненты, от обманов. Вот ваш отец сейчас находится в этом состоянии, и в этой литургии мы обращаемся и к Богу, и одновременно имеем в голове молитву за вашего отца. Аминь.
© Священник Сергей Николенко 2015
