Семья Святого Лазаря

Еф 2, 4-10; Лк 8, 26-39

Сейчас думаю про наше паломничество. Конечно, оно не похоже ни на веселое застолье молодежи в паломничестве, ни на пирушки священников с приколами и весельем не очень доброкачественным. К. говорил в проповеди, что не умеем веселиться от души. Умеем, просто знаем, что веселье человека созависимого, зависимого, из неблагополучной семьи, в конечном счете, оказывается обременительным для всех. Как пример я вспоминаю капустники в Старом Свете, которые продолжались какое-то количество лет, и там действительно люди играли от души и веселились от души, но после этого все участники срывались. Поэтому в монастырях – не в тех католических конгрегациях, где подделки под монастыри, а в нормальных монастырях – очень следят за тем, чтобы не было пустого веселья. Чтобы радость могла быть чистой, ее надо придерживать в границах.

У этого бесноватого, когда его одолевали бесы и он безобразничал, было не только чувство, что его бесы мучают, а было и чувство освобождения. Освобождения, что он больше не сковывает себя, не сопротивляется, а вот раскрылся бесовскому наваждению. Кончалось это всё каждый раз плохо. Жизнь духовная и направленная на христианское совершенство, требует определенной сдержанности. Мы слышим этот призыв анонимных или каких-то еще наивных христианских групп: «Раскрывайся, раскрывайся, будь открытым, будь честным». Раскрывайся, да, но понимай, что ты можешь так раскрыться, что под влиянием этого раскрытия твоего соседа по группе бесы скрутят, радости не будет никому. Да и сам можешь раскрыться так, что после этого на следующий день руки на себя наложишь. Умеренность и осторожность во всем нужны.

Очень важное слово в православном богословском лексиконе – «дерзай». «Дерзать» – это значит, попросту говоря, пребывать перед Богом с настолько чистым сердцем, чтобы указывать Богу, что Ему надо сделать. Молитвы прошения, которые обычно зачитываются на мессе по литургической тетрадке, написанные кондовым административным языком, совершенно пустые в том виде, в каком они осуществляются. Человек думает, как ему семью прокормить, а ему говорят, помолимся за африканских миссионеров, чтобы они учили младенцев сморкаться в носовые платки. Что-нибудь такое. Когда я молюсь о больном, о его выздоровлении, я должен сначала быть уверенным, прочувствовать, чего Бог этим достигнет. Что произойдет в семье этого человека, что произойдет с его окружением, если он выздоровеет, что произойдет с ним самим. Для этого нужна предварительная молитва, может быть, важнейшая. «Боже, вразуми меня, дай мне понять, что у этого человека делается». Если говорить об этом бесноватом, то ему, когда он пришел в себя, а может быть, и до этого на самом деле, очень хотелось ходить с Иисусом и его компанией. Только до этого он чувствовал, что это не для него, а после изгнания бесов он подумал, что теперь-то я вполне готов. Освобожден, в трезвом уме. Оказалось, нет. Если бы кто-то из учеников молился бы горячо, что вот освободи этого волосатого симпатичного от бесов, чтобы он с нами ходил, в нашей компании – не проходит эта молитва.

Вчера докладывал в одном католическом месте. Там публика интеллигентная, никого младше 45 лет нет, одна женщина в конце взвилась: «Бог хочет, чтобы люди были счастливы, всем счастья хочет, почему же вы говорите о страданиях, о переживаниях». Священники научили и на катехизации тоже так учили, что человек должен быть счастлив. А отличать счастье от эмоционального комфорта, который есть, по-видимому, в терминологии Фрейда действие инстинкта смерти, не объяснили. Ну, недообъяснили немножко. Аминь.

© Священник Сергей Николенко 2017