Семья Святого Лазаря

Еф 2, 14-22; Лк 8, 41-56

О евангельской истории говорить не буду, она сама о себе говорит. Я вернусь к посланию к Римлянам. Почему Павел так настойчиво рассуждает о единстве между язычниками и иудеями? Хочется войти в это время. Евангелия писались окончательно где-то в 90-е годы I века, может быть, в 80-е, когда в Иудее произошло восстание, которое переполнило чашу терпения римских властей. Как вы знаете, в 70-м году Иерусалим оцепили, захватили, жителей повыгоняли. А город сравняли с землей, начиная с храма. Всё, в чем была сосредоточена жизнь иудеев. Вспомним эти многочисленные псалмы об Иерусалиме: «Если я забуду тебя, Иерусалим, — забудь меня десница моя; прилипни язык мой к гортани моей, если не буду помнить тебя, если не поставлю Иерусалима во главе веселия моего» (Пс 136). Всё это в одночасье рухнуло. Это потрясение, полагаю, что было одинаково сильным и для евреев-иудеев, и для евреев-христиан из первых общин. Если исключить домашние празднования Евхаристии, общую трапезу с воспоминанием об Иисусе, то литургическая жизнь сосредотачивалась в храме. И литургическая, и молитвенная. Всего этого не стало.

В Евангелиях отголоски этой трагедии мы видим в пророчествах Иисуса о конце мира, которые соединены с пророчествами о разрушении Иерусалима. Разрушение Иерусалима в них выступает как бы главным знаком конца мира. Не знаем, как точно Иисус это всё говорил и в каком контексте. Нам больше понятно, что ученики, которые составляли Евангелие, как-то интерпретировали его слова, трансформировали, опираясь на собственный опыт тяжелейшей потери – потери Иерусалима и храма. Я не могу сравнивать это горе с горем от смерти Иисуса на кресте, но думаю, что примерно одного порядка. Хотя то горе в связи с Воскресением прошло, но в каком-то смысле травма от смерти Иисуса всё время пребывала с учениками. И травма от разрушения храма. А жить надо дальше. Иудеи перешли на молитву и обряды исключительно в синагогах, а христиане сделали храмовую литургию из своих общих евхаристических трапез.

Когда Павел пишет христианам Рима, что на самом деле неважно, кто пришел в римскую общину из язычников, кто из местных иудеев, кто приехал из разрушенного Иерусалима, вывод один – вы едины. Не знаю точно датировку этого послания, оно было написано или какие-то первоначальные фрагменты были написаны еще до 70-го года, но так или иначе, уже после 70-го года община стала особенно разнородной, потому что добавились чрезвычайно травмированные иудеи из Палестины.

Разрушения Иерусалима тогда, в 30-х годах, никто не мог предвидеть. Была Иудея как провинция Римской империи, провинция не очень благополучная, но ставленники, известная аристократия, династия Ирода, всячески старались, чтобы перед римскими властями была лояльность, чтобы был мир. Ничто, я думаю, не указывало на то, что такая революция произойдет, с такими драматическими последствиями.

Я говорил уже не раз, что, живя в Советском Союзе, еще в 80-м году я не мог предположить, что еще каких-то 10 лет и всё, от этого останется одно воспоминание, обломки какие-то. Люди, у которых был пророческий дар, предвидели. Но я опять перескакиваю, возвращаюсь к временам 100 лет назад – 1917 год, уже после гражданской войны, когда советская власть воцарилась на всей территории, в эмиграции практически никто не верил, что это надолго. Думали вот-вот рухнет, и опять восстановится монархия или строй, который был при Временном правительстве. Казалось, что эта варварская диктатура – это такой режим, который не может долго существовать, но 70 лет прошло.

Сейчас включаешь «Эхо Москвы», там сплошные апокалиптические пророчества, перемежающиеся с пожеланиями здоровья президенту. Сколько стоят эти пророчества? Мы не знаем. Допустим, экономисты, социологи видят, как нарастают какие-то противоречия в экономической, политической системе, которые ее разбалтывают. Но они никогда не могут предсказать, как произойдут изменения. Кровавым образом, бескровным, революционным, реформенным. Насколько люди при этом будут страдать, насколько они озвереют. Мы не знаем. Это тайна истории, которая спрятана у Бога. Единственно, мы смотрим на судьбу этих ранних христиан, и понимаем, что жизнь была очень бурная и драматическая, было много страданий, смерти, непонимания, одиночества – всё было. Но они жили так, чтобы через всё это просвечивала вечная жизнь. Жизнь в вечности. В чем-то они ошибались, представляя ее, в чем-то нет, но двигались к ней. Аминь.

© Священник Сергей Николенко 2017

Изображение: Энрике Симоне Ломбардо, Flevit super illam, 1892