Семья Святого Лазаря

2 Тим 3,10-15; Лк 18,10-14

В Евангелии от Луки, когда Иисус говорит эту притчу, непонятно, где Он находится – в Галилее или уже пришел в Иерусалим. Может быть, в Иерусалиме. В этих притчах Он то к фарисеям обращается, то к ученикам. Сейчас это притча к людям, которые думали, что они праведные и вели себя высокомерно по отношению к другим. Как еще им указать на их неправоту? Сидит Иисус в компании, допустим, на трапезе или просто на каком-то собрании. Его пригласили, Он разговаривает с людьми, смотрит на них – нетрудно видеть, у кого какая гримаса на лице, кто смотрит на других с пренебрежением, с превосходством или с позиции «я занимаюсь делом, а вы все мне тут мешаете». Персонально разбираться с каждым из них, наверное, неудобно. Есть этот стиль восточной мудрости, когда говорится притча. Притча не обижает никого. Если хочет, человек может ее принять на свой счет, может не принять. Если он принимает это на свой счет, то он понимает, что у того, кто рассказал эту притчу, не было желания задеть его персонально. Он оказывается в положении, когда его осуждает не другой человек, а текст самой притчи.

Недавно на мессе читалась история про Давида (2 Цар 12, 1-7a. 10-17). С этой дамой, которую он отбил у мужа и погубил ее мужа. Пророк Нафан к нему приходит и рассказывает притчу об овечках. Об овечке, которую богатый человек отнял у бедняка. У Давида законное возмущение, какой богач неправедный. А Нафан ему говорит: «Это ты». И только в этот момент до Давида доходит. Так что говорить притчу – это способ достаточно безопасный, но надо иметь мужество сказать, кому она обращена. Со стороны человека, который рассказывает притчу и таким образом входит в конфронтацию, требуется мужество и такт. А от слушателя требуется покаяние.

Пастырская конфронтация – тяжелое дело. Чаще всего это происходит на исповеди, когда человек рассказывает свои грехи, и видно, что он не видит, в чем суть. Допустим, рассказывает о желании жениться, а нечистоты и болезненности своих намерений не видит. Или ограниченности своих ресурсов, из-за которых ему нельзя вступать в брак. Игнорирует. Исповедник должен понять, по возможности: человек заблуждается в чистой совести, или лукавит сознательно. Сознательно или полусознательно. Если лукавство есть, как давать отпущение грехов? А если есть добросовестное заблуждение, то надо человеку отпустить грехи, но надо ему и объяснить, что он ошибается, что он совершает моральную ошибку. Это тяжелая вещь.

Со слушателями притчи, к которым обращался Иисус, тоже непонятно – может быть, кто-то из них, услышав это, фыркнул и в возмущении ушел, а потом успокоился, и притча до него дошла, и покаяние произошло. Он понял, что это действительно то, что Бог говорит про него. И наоборот, есть люди, которые, если на них аргументами давишь, в конце концов по созависимости соглашаются, потому что напора не выдерживают. А потом у них разрастается сопротивление, обида. Укорененность в грехе только крепнет. Конечно, зная какие-то психологические принципы, можно попробовать просчитать реакцию, исходя из темперамента человека и всего такого, но в конечном счете эти расчеты не годятся. На самом деле покаяние дает Бог.

Самое важное для человека бывает – это понять и ощутить, что через конфронтацию, через обличение действует любовь Бога. Потому что другого способа исцелить меня от греха из-за моего упорства сейчас нет. Упорства или глупости. Когда это доходит, до глубины души, можно сказать, что уже прощен. Священник оказывается только свидетелем этого прощения, которое в разрешительной молитве подтверждает решение Бога. Аминь.

© Священник Сергей Николенко 2018