30 августа 2018 – Четверг 21 рядовой недели
Сентябрь 12, 2018
Насчет моделей Церкви. У меня было большое облегчение, когда я услышал, что это произведение Ф., потому что теперь мне можно не стесняться в выражениях. Чего-то он там писал про модели Церкви концентрическую, по служениям, литургия и дьякония, потом по модели брака Христа с Церковью, потом миссионерская модель Церкви, направленная на преображение мира, потом концентрические круги, потом набор маленьких кругов.
По большому счету, у Церкви есть только одна модель. Община – это модель даров. Харизматическая модель. Это такая специфическая церковная модель. Если мы в Новом Завете апостола Павла и других посмотрим, то на первом месте дар пророка. Дар и служение. Есть две стороны одного и того же – дар и служение. Дар – это то, что Бог дает, а служение – это то, как человеку удается это исполнять для общины. Служение пророка, апостола, евангелиста, учителя. Это первые, насколько я помню, основные служения. Может быть, я сейчас кое-что заменил.
Но смысл такой, что есть общие дары, обеспечивающие, собственно, человечность. Человечность и возможность возрастать в святости. Эти общие дары, может быть, как-то пересекаются с богословием общего священства, а может, и нет. Но они позволяют людям вступать в общение и возрастать в общении. А задачи, связанные с ростом общины и ее самовоспроизведением, требуют специальных даров. Даров и, соответственно, служений.
Дальше работают чисто социологические схемы. Если мы рассматриваем срез человеческого общения в общине, то это сеть. Сеть, в которой нет главных, нет иерархии. Если мы смотрим, как распространяется ответственность и зрелость в общине, то действительно, она концентрическими кругами как круги по воде распространяется от ядра, наиболее зрелого, к более слабым людям общины. Если мы смотрим на специализацию в служениях самой общины, то действительно, там оказываются служение Таинств, служение дьяконии, служение проповеди и служение Слова, требующее от людей соответствующих даров. Сами эти дары заставляют людей организовываться в структуры. Если община очень большая, то естественным образом там возникают малые группы, каждая из которых имеет свою индивидуальность, харизму и степень зрелости, которые как-то взаимодействуют между собой.
Есть задача понять, как в основном получается в российских условиях. Но это понять трудно, потому что страна очень большая. Каждая из территорий, как бы власти ни пытались эту территорию унифицировать, имеет свои особенности. Даже несмотря на общее законодательство, применение этого законодательства везде разное. Подобная штука сейчас происходит с Каритас. Каритас Европы, конечно, было бы удобнее всего иметь дело с единой централизованной российской организацией. Бюрократам и чиновникам это удобно. Но в России всё разное. Где-то одни проекты, где-то другие, где-то одни структуры исторически образовались, где-то другие. Переделывать это всё частично можно, а частично это очень плохо – ломать то, что было накоплено с большими трудами.
Такая же вещь с приходами. Есть общины действительно мертворожденные. Нет объективных условий, объективных ресурсов, чтобы их оживить. Потому что окружение враждебное, прежде всего. Потому что с самого начала не сложилась община, не запустилась как община. Тут можно сколько угодно ругать священников, ругать монашествующих, начальство… Но то, как складывается сумма многих условий, чтобы горел огонь евангельский, это зависит не только от нас. Не только от наших усилий. Это надо принимать как факт.
Если сейчас волна пошла накручивать всех, что приходы должны быть миссионерскими, то если это получается, очень хорошо. Но если сил для этого нет, если, как уже говорили на группе, этот приход превращается в библейские города-убежища, чтобы на улице, на работе и дома тебя не растоптали, то убегаешь в эту общину. Жизнь во внутренней эмиграции, конечно, это не самая замечательная жизнь, но если иначе не выживешь, то что делать?
В таком, образно говоря, мусульманском государстве, общение только где-то на верхнем уровне есть, как между Илларионом и нунцием. А на нижнем уровне – или равнодушие или враждебность. Враждебность в мусульманском государстве даже гораздо меньше, чем в православном. Потому что тут мы христиане, а вы католики. Вы делаете вид, что вы христиане, но мы-то знаем, что мы православные христиане, настоящие. Значит, мы можем друг с другом открыто общаться, не прищуриваясь, обсуждать всё, а вы – иностранные агенты. Непонятно, что у вас за душой.
Конечно, главные моменты – это не организационные, не курсы миссионеров, не новая евангелизация, а главное как было, так и остается, на мой взгляд, – это духовность Шарля де Фуко. Молчаливое свидетельство. Возвещение керигмы – это ради Бога, в Италии это работает. Но здесь это плохо работает. Точнее, это фальшиво работает. А жить как Божий человек, жертвенный человек, не пытающийся скрыть свою слабость, это дорогого стоит. Но это коррелирует со словом «зрелость».
Зрелость из пальца не высосешь. Она накапливается с десятилетиями и с поколениями. В первой Церкви, о которой мы читаем в Новом Завете, всё еще было свежо. Были ли эти люди зрелыми? В горении, в следовании за Христом, кто-то был. В смысле христианской житейской мудрости – по-видимому, было мало. Была только аскетическая духовная традиция, которую они впитали от иудаизма. Это действительно долгая традиция, которая насчитывала много поколений. А здесь нет ее. Здесь надо возвращаться к местной христианской традиции, к местным православным святым. Изучать их жизнь, не очень давно – в XIX веке. Черпать из этой традиции. Изучать духовность католических национальных меньшинств в России того времени – немцев, поляков. Может быть, это вариант. Но католической зрелости тут никакой нет пока. Ну ладно. Аминь.
Священник Сергей Николенко
Изображение: Энтони Паппоне, Паломник в Вербное воскресенье в Аксуме (Эфиопия)
