Семья Святого Лазаря

Флп 4,4-9; Ин 11,1 — 12,18

Простая человеческая логика, логика человеческого поведения. Иисус Лазаря воскресил из мертвых, умершего оживил, здорово. Люди и потрясены, и обрадованы этим. Торжественно Его встречают, народ встречает как триумфатора. А те, кто большей ответственностью облечен за народ, они думают, что одного воскресил, а если поднимется движение, сепаратистское или освободительное, не знаю, как назвать, то римляне придут и сравняют всё тут, камня на камне не оставят. Поэтому лучше мы сами от этого человека избавимся. А народ что – покричал, порадовался, потом народу объяснили, что никакой это не Христос, не помазанник, самозванец. Объяснили вполне правдоподобно, и люди тоже не слепые, видят, что если бы действительно у Иисуса была какая-то божественная сила, не взяли бы Его как преступника. Народу всё понятно стало. Правда восторжествовала, Иисуса отправили на крест. Это нормальная жизненная логика, в которой мы живем, не знаю, как для вас, но для меня это логика вполне убедительная и привычная.

В пятницу в Колизее был крестный путь, я в пятницу его не смотрел, вчера посмотрел в записи. Сделали там тематический крестный путь, католическая Церковь дисциплинированная, поскольку Год семьи был объявлен, то крестный путь должен быть на тему семьи. Выбрали несколько пар по числу стояний, в той или иной тяжелой или трагической ситуации – ребенок инвалид или супруги много лет прожили, детей нет, возможности нет, или умер муж от рака, жена с маленькими детьми осталась, и так далее. Они несли крест и по очереди его как эстафетную палочку передавали друг к другу от стояния к стоянию. Гвоздем программы было тринадцатое стояние, когда крест несли россиянка с украинкой. Женщины, которые давно уже в Италии работали вместе в отделении паллиативной помощи, в хосписе, по сути дела.

Там еще интересно, что каждая из этих пар сама писала текст медитаций, которые потом диктор зачитывал. Украинка с русской написали текст о мире и прощении, и я два раза этот фрагмент прокрутил, смотрел на них: когда было произнесено слово «прощение», они друг на друга посмотрели с доверием, с взаимным пониманием, которое было выработано двадцатью годами совместной работы со стариками и с умирающими. И видно было, конечно, напряжение у них, напряжение, по-видимому, связанное с публичностью этого мероприятия, потому что когда была запланирована эта программа крестного пути, на Украине поднялся шум, предстоятель украинских грекокатоликов выступал и писал, что не нужно, сейчас не время, не место для этого и так далее. Это как в начале отечественной войны в 1941 году в журнале Московской Патриархии появлялись так называемые богословские статьи на тему, что христианская заповедь любви не применима к фашистам. Фашистов убивать надо, беспощадно. По-видимому, такая же примерно позиция сейчас на Украине в этих кругах, сильно христианских…

Про крест я думал, смотрел на эти семьи, которые несли крест и думал о том, что в каждой ситуации они могли бы для себя какой-то выход найти. Вдова могла выйти замуж вторично, семья которая взяла детей мигрантов – взяли на эмоциональном порыве, потом увидели, что тяжело, что эти дети не простые, не справляются, вполне бы можно было отказаться, отдать их в детский дом, но они не сделали этого. И так далее. Поэтому я и сказал в начале литургии, что крест – это то, что я могу от себя оторвать только вместе с собой, с частью себя. Может быть, с главной частью себя.

Другую вещь я еще сегодня думал в метро, что есть слова Иисуса в Евангелиях: кто хочет идти за Мной, откажись от всего, возьми крест и следуй за Мной. Нести крест – это часть процедуры казни на кресте была у римлян, человеку привязывали эту шпалу перекладину и он ее сам тащил к месту казни. Я к тому, что человек сам на себе тащил орудие убийства себя. И когда мы говорим, что берем крест, мы берем на себя то, что реально нас убивает. Пусть не в один день, и не в один год, может быть, но убивает на самом деле.

Хотелось бы, и каждый год в Страстную неделю как-то, по крайней мере, я пытаюсь пережить, вот это напряжение креста, эту вещь, которая меня убивает, этот жизненный путь, который меня убивает, но если я от него откажусь, я откажусь от себя. От себя такого, каким меня замыслил Бог, сотворил. Я еще смотрел на лица, во время крестного пути у всех, по крайней мере у тех, кого показывали, лица были серьезные, вовлеченные, но совсем с разными оттенками у молодежи и у зрелых и у пожилых людей. У молодежи просто, может быть, ощущение возвышенности момента и того, что эта христианская крестная жизнь это правильно, это благородно, а у более старших на лицах проступали в этот момент все потери, которые они пережили, и потери невосполнимые, с принятием которых они справиться не могут. И в той мере, в какой они этого принять не могут, вот это их крест, который они несут. Аминь.

Священник Сергей Николенко