Семья Святого Лазаря

Деян 11, 19-26; 29-30; Ин 4,5-42

Этот разговор Иисуса с самарянкой, конец которого ученики застали, очевидно, вызвал у них удивление. Думаю, что впоследствии Иисус им как-то мог пересказать этот разговор, по крайней мере, указать на основные моменты. Может быть, это у Иоанна в памяти осталось, и он воссоздал. Но как обычно, вставив в эту историю слова Иисуса о себе как о евхаристической пище. О пище и питье в жизнь вечную. Если вы обратили внимание, в этих двух отрывках, собственно, как те, кто писали это, оценивают результат деятельности Иисуса или апостолов и Павла в Деяниях по тому, сколько приобрели учеников. Сколько уверовавших приобрели. В Евангелие самаряне уверовали, в то, что Иисус – Мессия. То, что апостолы победоносно проходят по селениям, по городам, и люди присоединяются. В этом смысл деятельности и смысл жизни.

Церковь видела в этом смысл своей жизни много веков. Когда мы говорим «мессианство», «мессианский дух», это чтобы все уверовали в Христа, в нашего Христа такого, как мы Его представляем себе, и все мы могли разговаривать на одном языке, понимать друг друга, иметь одни и те же ценности, и жить счастливо, потому что когда будет голод, мы с радостью будем все голодать и делиться друг с другом едой. В изобилии мы все будем радоваться изобилию. Пусть будут богатые и бедные, но они будут говорить на языке одного и того же христианства, одного и того же Евангелия, будут делиться друг с другом, и будет хорошо. Цель апостола Павла, как в Деяниях апостолов мы читаем, это прийти в Рим обязательно на суд к императору, чтобы иметь возможность ему проповедовать, чтобы он обратился, и империя вся обратилась. Достигли этого, конечно. Не при апостоле Павле, а спустя веков шесть-семь, когда образовался в Европе христианский мир.

Верующие рассматривали это как великое достижение, несмотря на все свинцовые мерзости жизни, которые на каждом шагу попадались, но в целом был христианский император, христианская аристократия, народ. И собирались вместе в церкви и император, и аристократы, и народ. Единство – символы единства были, и это грело душу. А потом с течением веков, когда оказалось, что это на словах работает, на делах не очень, прогресс идет, и появляются новые вещи, промышленный капитал, финансовый капитал и прочее, Церковь с этим вообще не знает, что делать. У нее есть нормы нравственные только про сельское хозяйство, про натуральную торговлю. Но этот мессианский запал в Европе был. Он оставался, его подхватили социалисты-утописты, потом коммунисты, чтобы весь мир был счастлив. Если я на это работаю, если моя жизнь уходит на это, то и я счастлив, потому что ощущаю, что не впустую всё…

То, что в Советском Союзе, да и до революции, интеллигенция называла «мещанством», что это за жизнь была? Это как бы жизнь ради себя. Ради себя, семьи, обставить себя какими-то красивыми, удобными, комфортными вещами. Для интеллигенции это казалось омерзительным. Жить надо ради высоких идей. Уже после 90-го года, когда развалился коммунистический блок, очень для многих в мире носительницей мессианской идеи стала Америка. Это выражение – «Америка мировой жандарм», в советское время его в уничижительном смысле упоминали, а в изначальном смысле это благородная такая миссия и мессианская, что в тех концах мира, где не осуществляется демократия, где непорядок, где угнетаются люди, Америка туда вмешивается, восстанавливает справедливость, порядок, демократическое счастье. Девяностые годы в России и прошли под этим флагом, в общем.

Потом это всё потихоньку стало разваливаться, что изменилось в мире, и что меня, в общем, не то чтобы пугает, хотя пугает, конечно, это мессианское сознание стало начисто исчезать. Опять-таки в Америке была разработана и сейчас возобладала теория политического реализма. В политике это очень простая вещь. Главная ценность – это безопасность. Безопасность обеспечивает государство. Для того, чтобы безопасность была обеспечена, никому нельзя верить. Потому что соседняя страна – сегодня у нее одна идеология, сегодня она доброжелательна, завтра там поменялось всё, и она враг. Поэтому реалистический подход в том, чтобы смотреть, у кого какой потенциал. Экономический, военный. Если маленький, меньше, чем у меня, тогда я могу плевать на эту страну, на ее какие-то просьбы, нужды. Для меня даже опасно помогать ей моими ресурсами, потому что это ослабляет меня, ослабляет мою безопасность.

И так, согласно этой теории страны объединяются в союзы не по идеологии, не по убеждениям, а просто по сиюминутной выгоде. Сегодня мне выгодно быть в азиатском союзе, завтра выгоднее в НАТО, я взял и перешел, проблемы никакой, все понимают. Циничная вещь, которая растит страны-эгоисты. Всё время люди слышат, что должны делать то, что выгодно их стране. На остальной мир плевать. И они думают, что они реалисты.
А в христианской традиции реализм – это совсем другое. Это представление о том, что все вещи на Земле связаны с небесным миром. То, что мы на земле называем «безопасностью», это никакая не безопасность на самом деле. Это в любой момент может исчезнуть. Безопасность настоящая только там, в вечности. В той мере, в какой мы соприкасаемся с вечностью, мы в безопасности. Конечно, вопрос на миллион долларов – а как нам соприкасаться с ней?

В восточных религиях, особенно в буддизме это эксплуатируется, есть понятие «просветление». Вот человек обрел просветление – и он уже спасен. В христианской традиции – это вера в Христа. Вера в Христа уже настолько затертая и захватанная вещь, настолько уже верующие христиане себя скомпрометировали, и Церковь себя скомпрометировала, что трудно мне говорить на этом языке. Я говорю на языке зависимости. То, что называют в буддизме «просветлением», у нас называется «капитуляция». Когда я всё сделал для того, чтобы избавиться от алкогольной зависимости сам собственными силами, и ничего не получается – у одного лечился, у другого, одно пробовал, другое пробовал, ничего не выходит – капитулировать надо. Дать возможности Высшей Силе что-то сделать.

В анонимной культуре капитуляция бывает перед зависимостью, перед созависимостью. Перед конкретными вещами, реально опасными, но вполне определенными. В отличие от буддистов, у которых просветление это не отношение к алкоголю и всему такому, это состояние. Состояние открытости Богу. У зависимых и созависимых толк бывает у тех, у кого капитуляция была не моментом в жизни, который помог им освободиться от алкоголя. Жизнь по-настоящему складывается у тех, кто капитуляцию действительно сделал своим состоянием. Пребывающим, как состояние благодати.

Как бы такое новое мессианство, которое хотелось бы запустить в таком разобщенном, эгоистическом мире, состояние капитуляции, когда я доверяю Богу позаботиться о моей безопасности по большому счету. Каким будет будущее мира, мы не знаем. Евангелие на этот счет содержит очень зловещие высказывания Иисуса. Но такое ощущение, что просто не остается больше ничего, кроме как довериться Богу во всем. Аминь.

Священник Сергей Николенко