Семья Святого Лазаря

2 Кор 11, 31 – 12, 9; Лк 7, 11-16

Чудо чудом, но что это было? Почему голос Иисуса этого молодого человека поднял? Это, может быть, аналогия примитивная, которую я расскажу сейчас. Одна женщина психиатр рассказывала – пожилая, не знаю, жива ли она еще. Во время войны она работала в психиатрической больнице, больницу эвакуировали, там было отделение кататоников. Кататония – это состояние, когда человек лежит и не может двигаться. Эти кататоники все встали и пошли. Для меня голос Иисуса, который говорит: «Встань» — Он это говорит, и парализованному, которого спустили через крышу, передается жизненная сила, это сила мобилизации и духа и психики и, соответственно, физического тела. Осень – это как раз время, когда организм перестраивается на тяжелую зимнюю жизнь, и телу это тяжело, ему очень не хочется. Оно выражает протест болезнью, и тут важен дух. Насколько в духе или через наш дух звучит этот голос Бога: «Встань». «Встань и делай то, что нужно делать».

Сейчас, конечно, у всех состояние – скорее бы уж закончилась война. Не всем, конечно, но многим это представляется главной фоновой проблемой, по сравнению с которой все остальные не важны. Психологи это отмечают – по крайней мере, московские, к которым ходили, в основном, дамы с проблемами. Сейчас не ходят. То ли денег нет, то ли проблемы улетучились, встретившись с более важной проблемой, с которой так не справишься. Говорят, что человек ко всему привыкает. Действительно, он и к хорошему привыкает, и к плохому привыкает. Важно только, чтобы у человека было время, чтобы привыкнуть. А когда разнородные события идут каскадом, привыкнуть невозможно. Возможно только перейти в состояние отупения и непонимания. Хронического непонимания, что делается.

Вчера наши римско-католические братья по разуму праздновали память святого Папы Иоанна Павла II. Я думал о том времени, в котором он жил и функционировал как Папа. Как мы сейчас говорим – время очень серьезного изменения миропорядка. Видели, что вдруг эта социалистическая система, практически половина мира, развалилась. Теоретически ожидали, что это может быть. Но когда это пошло, оно пошло как катастрофа. Поток событий, которым не успевали управлять. Пытались, но это очень смешно выходило. Папа человек из социалистической Польши мало что понимал в мире, который лежал за границами соцлагеря. Главная, может быть, мечта, которая у него была – чтобы Церковь соединилась и задышала двумя легкими: западным и восточным. Он ощущал, что западной душе не хватает восточной половинки. Половинки не рациональной, но с буйной душевностью, и привыкшей жить в положении, когда понять невозможно ничего, какие-то разумные действия властей спрогнозировать невозможно, не только современных, при царях это всё тоже было. А можно только надеяться на Бога, которого тоже спрогнозировать нельзя никак, потому что это непонятно. Западное богословие всё было заточено на то, чтобы понять Бога. Разобраться с ним, и соответственно, уметь прогнозировать Его действия. А Восток – нет, на понимание он не рассчитывал никогда, Восток рассчитывал только на сердечную связь с Богом через Христа, через Богородицу. Интересно, что Иоанн Павел II ошибался часто. Я помню, он приезжал в Швецию и клеймил шведский капитализм – в Швеции, где тогда практически был социализм, и прогрессивная шкала налога была настолько прогрессивной, что быть богатым было просто невыгодно. Но он упорно…

А с другой стороны, когда его подстрелили, он это переживал долго в религиозном смысле, в духовном – видно было, что ему трудно принять это ранение, такое тяжелое. Всё-таки он руководитель Церкви, и делал столько дел, важных Богу дел. А после этого он во многом стал инвалидом. Интересно, как он это объяснял потом через Богородицу. Что выстрел Агджи произошел по Ее воле, чтобы он стал другим человеком в какой-то мере. Человеком другой веры. И что Она же отвела эту пулю на сантиметр от жизненно важных органов, от артерии, от сердца, благодаря чему он остался жив. Он философ – философ не сказать, чтобы очень известный, для Польши достаточно известный. При встрече с этим событием вся его философия улетучилась, оказалась бесполезной. А вместо этого произошло осмысление, которое шло только через молитву. Мы можем по-разному относиться к этому, принимать или не принимать. Но то, что в результате этого покушения Бог его сделал в какой-то мере другим человеком, другим для Церкви, я думаю, это важная вещь. Потом уже он старел, не справлялся с делами, его ругали, всё такое, но святость – это другое. Святость – это другое измерение личности, которое больше, чем эффективность, чем обычная разумность. Хорошо бы нам это всё ощущать на себе. Аминь.

Священник Сергей Николенко