Семья Святого Лазаря

2 Кор 11, 31 – 12, 9; Лк 6, 31-36

«Любите врагов ваших» это планка для меня недостижима. Поэтому только теоретизировать на эту тему я могу. Идеал, который предлагает, допустим, схоластика – враг, если есть, одно дело его простить, не испытывать к нему ненависти, подразумевая, что он такое же дитя Божие как и я, ничем не хуже меня. И одновременно отстаивать то, что справедливо. Не дать врагу достичь несправедливых целей, наказать его по справедливости. Не то, что мы называем «эмоциональным отделением», прощение – это не эмоциональное отделение. Эмоциональное отделение представляет собой искусственный акт, когда я понимаю, что должен быть дружелюбным по отношению к человеку, который мне неприятен. И я стараюсь не обращать внимания на мои эмоции по этому поводу, а вести себя разумно. Это насилие над собой, к которому практически всем нам приходится в жизни прибегать, а зависимым и созависимым людям это просто спасает жизни и здоровье. Но Иисус говорит совсем о другом, Он говорит о любви. Любовь это продукт свободы человека, продукт внутренней свободы.

Здесь, конечно, мне похвастаться совершенно нечем. Тут может быть еще моя личная проблема, что как священник, преподаватель и пожилой человек я уже привык к тому, что относятся ко мне с определенным пиететом, как к носителю жизненного опыта и знаний, к носителю благодати как бы… Поэтому когда проявляют ко мне даже не непочтение, а просто невнимание, это меня задевает и требуется время, чтобы принять это. Принять, то есть, сначала осознать, что человек невнимателен, допустим, к моим словам, не потому что я говорю глупость, потому что я плохой, а потому что его какие-то свои серьезные проблемы одолевают, или просто немощь какая-то. Это вообще заставило меня в свое время пересмотреть взгляд на свою деятельность и преподавательскую, и проповедническую. Этому помог один эпизод. Пригласили меня в Кочетковский институт, прочесть им курс. Вечер осенний, противный. Я вхожу во двор, а навстречу мне выходит, как я понял, преподаватель, который отчитал до меня. У него такое лицо умиленно-восторженное, как будто он сейчас спас этих людей, передал им часть себя и спас их. Я посмотрел на него как в зеркало, что у меня тоже такое состояние бывает. Хотя до этого я анализировал реакцию публики, всё конструктивно, но эмоционально это была необходимая капля, которая способствовала освобождению.

Теперь украино-российская война это болячка, к которой притерпелись. А новая израиле-палестинская много чувств вызывает. Одно из чувств – это зависть к евреям, такой маленький народ, как им легко осуществлять солидарность. Солидарность между собою, с армией. Эти 300 тысяч резервистов, которые они за несколько дней набрали, для маленькой страны получается практически из каждой семьи. Посторонних и равнодушных нет. Я понимаю, что для такой большой страны как Россия, разбросанной, ядерной, с традицией отчуждения от власти, для нас как для страны это просто недостижимо. Это печально. Но в этом надо жить. Так есть.

Другое – это то, что гуманизм по отношению к палестинцам из сектора Газа со стороны Израиля появляется, но это гуманизм на уровне международных правил, которые, к счастью, есть. То, что эти правила есть, это замечательно, это действительно говорит о духовном прогрессе человечества. Но на практике всё происходит как всегда, и большое количество мирного населения гибнет, и беженцы, которых с этой территории сгоняют, совершенно неизвестно, вернутся ли они или так останутся в лагерях для беженцев, где-нибудь в Египте, в Иордании, как и многие их предшественники, которые десятки лет…  Проблема не решается, проблема обоюдная, в ней много измерений: религиозное, националистическое, экономическое, политическое… Ни один из этих факторов не удается полностью устранить, не говоря уже о том, чтобы устранить их все. Это и печально, и страшно. Страшно, потому что непонятно, как это дальше полыхнет. Но жизнь устроена так, что полыхнет, а потом затихает все равно.

В эти моменты, когда сильнейший накал чувств и гнева и скорби по близким, конечно, говорить о прощении бесполезно. Никто из участвующих сторон этого не услышит. И это беда. Как тут на милосердие Божие рассчитывать и как его интерпретировать, непонятно. Но то, что у пророков есть, у Иоиля, образ пророчества о Суде. Он говорит о последнем Суде, о последних серьезных процессах, что чаша гнева Божьего наполняется грехами, потом изливается как наказание, а потом прощение Божье наступает, по крайней мере, для последующих поколений. Если этот образ применять, то становится ясно, что последующим поколениям, которые живут уже после таких ужасных волнений, дается шанс, дается аванс, чтобы простить. Простить и полюбить врага. Аминь.