Семья Святого Лазаря

Еф 5, 8-19; Лк 12, 16-21

У нас приход по сути дела двухобрядный. Синтез двух традиций у нас происходит непроизвольно. Прошлую неделю были чтения о конце мира из книги пророка Даниила: видения четырех ужасных зверей. Это исторический текст на самом деле, потому что там тщательно описаны цари мидийские и персидские, потом греческие, среди них Антиох Епифан – в форме рогов и зубов. Судя по всему, автор это писал во время военной кампании, которую Антиох Епифан осуществлял на Иудею, и соотношение сил было совершенно несопоставимо: с одной стороны Греческая империя, с другой – несчастная Иудея. Захватили ее, и это было ужасно для верующих людей, потому что храм наполнили греческим культом, поклонением всем этим Гермесам и прочим… Жертвенное мясо – свинина. Началась партизанская война, которая, как мы из истории знаем, окончилась победой (Маккавеи), совершенно неожиданной победой, несмотря на соотношение сил.

Для меня самое интересное – это то, как в научной библеистике отмечается по поводу этой книги, что автор писал, когда победы еще не было, а была эта сила вражья, которая давила-давила и захватывала всё. И в этот момент он пишет о царстве Бога, о царстве Сына Человеческого. Это пророчество на сто процентов по своим характеристикам. Начинается всё с того, что ситуация бесконечно плохая. Угроза для жизни, для жизни народа, для благословения Божьего. Это конец всему. В переводе на программный язык то, что с автором происходит, с пророком – это капитуляция. Первый шаг. Дальше единственное, что остается, это не трепыхаться, а надеяться на Бога. Эта надежда приносит и знания, и результат. Результат вмешательства Бога, хотя пророк может результата и не увидеть, материализации его, но знание о вмешательстве Бога у него уже есть, ему этого хватает. Дальше можно жить и передавать силу жизни другим.

Если на другом языке говорить, то, что с пророком происходит, в результате чего оказывается пророчество, это законченное переживание. Человек не может переживание начать с середины или с конца, это процесс, обусловленный устройством психики человека. Если говорить про молитву, то разделение ее на благодарение, прошение и прочее, это такая дребедень. Она сформировалась как классификация в рутине Церкви, а на деле реальная молитва устроена как целостный акт переживания. Если мы посмотрим на Литургию Часов или на Утреню в восточной Церкви, с чего там начинается? В Литургии Часов западной Церкви с текстов из Ветхого Завета, где всё плохо, всё безвыходно. Потом идет капитуляция, развертывается размышление о Боге, которое потом приводит к ощущению вмешательства Бога, к благодарности. Последняя треть молитвы Литургии Часов или Утрени византийского обряда, это тексты радости и благодарения.

Вызвать у себя благодарение на пустом месте – это то, о чем мы читали сегодня в Апостоле и в Евангелии, это пьянство. Залить себя эмоциями благодарности, эйфории, подобрать себе подходящие события для этого. Это вещь, которую приходится повторять сто раз, тысячу раз, потому что у человека это всё вытесняется. Грех так работает. Что уж тут говорить о литургии, о мессе. Начинается она с покаяния, это не просто так, не дань приличиям – «покаяться перед Богом прилично». Это попытаться воссоздать у себя ту реальность, в которой я сейчас нахожусь. Реальность греха, того, что все хорошие, прекрасные дела, которые мы начинаем, которые другие начинают в этом мире, они все вязнут в зле. И приходится все время… Это безнадежность в нашей реальности. Обряд покаяния – это такая капитуляция.

Когда мы постепенно переходим через слово Божие к Евхаристии, литургия Слова в нас потихоньку заводит размышления о Боге, о реальности Бога, о том, каков Он, и в литургии Евхаристии мы уже у Него просим на самом деле не каких-то бла-бла-бла, чего нам надо, а просим, чтобы Он сам был у нас. И чтобы мы были у Него. У кого весь этот цикл получается, тот на выходе испытывает не только радость или ощущения перспективы, но и конкретные решения видит, может быть, жизненные. Это я описываю идеальную схему, всё зависит от человеческого знания и от воли Божьей и от общины, собственно – от силы общины, которая всегда по отношению к человеку является на деле высшей силой, если он в нее входит, а не заходит в гости интересненького чего-нибудь послушать и попереживать.

В истории Церкви эти вещи то проявляются, то затемняются. Нормы посещения мессы, по сути, сформировались в период абсолютизма, когда, грубо говоря, за пропуск воскресной мессы человека тащили в тюрьму как за нелояльность. Тогда возникла тема: если опоздаешь на пять минут, это значит, ты пропустил мессу или  нет, наказывать тебя или нет, судить или нет? Разные нормы предлагались в то или иное время. Когда-то считалось, что главный момент мессы это элевация, когда священник возносит Дары. Если человек к этому моменту успел, то всё, можно не сажать. Это одна такая была уродливая вещь, которая потом вошла в катехизис и в церковное сознание.

Другая уродливая вещь – Евхаристия за счет чего действует? Тридентская полемика с протестантами, когда те настаивали на том, что главное это Святой Дух, который в общине действует, он всё делает, и если священник негодяй, у него Евхаристия не получится. А поскольку состояние священства действительно было плохим, святой Церкви надо было решить задачу, как быть, если священник плохой, а верующий хороший. Верующим благодать-то получить надо. Возобладала идея, что таинство совершается действием Христа через слова и манипуляции, которые священник проводит. А то, что достается верующим, это плоды. Плоды освящения, и если человек готов их принять, то получает плоды, если не готов, не получает, но освящение, если всё правильно сделано, освящение всегда есть.

Время прошло, религиозные войны закончились, все успокоились более или менее, и в одном из основных документов Второго Ватиканского собора о литургии, где дается техническое задание на реформу литургии, там говорится просто об эффективности Евхаристии. Об эффективности, которая зависит от участия всех присутствующих, насколько они призывают святой Дух, насколько они сами открыты Святому Духу, Богу. И действительно тут логика простая, если никто внутренне не готов к принятию Христа, какая разница – освященная Евхаристия, не освященная, они причащаются, изображают что-то из себя, а толку все равно никакого нет. Логика простая.

Опять я возвращаюсь к цельности переживания. Есть большие переживания, которые в анонимных сообществах совершают люди по пятый шаг включительно, а есть малые переживания, ежедневные. Последующие шаги по сути дела, заканчивают большое покаяние и знаменуют переход к ежедневному возвращению к Богу. Повторяю, что, если человек это у себя не выработал, не придерживается этого, вся его религиозная жизнь, церковная жизнь – это имитация или постоянная тоска. У других всё получается, у других эмоции правильные, а у меня неправильные, другим Бог открывается, а мне не открывается, и прочее… Жизнь проходит. Тоже занятие какое-то. Аминь.

Священник Сергей Николенко