Семья Святого Лазаря

Ис 49, 1-6; Ин 13, 21-33. 36-38

Для меня центр этой сцены – вот идет Евхаристия, пока что не такая замечательная Евхаристия как в Церкви, даже без того, что звякает в нужный момент. Участники едины, в психологическом отношении, конечно, различия есть, у одного одно настроение, у другого другое, тут ничего не попишешь. Но едины, я думаю, в чем? В том, что дела идут уже плохо, а они сплотились вокруг Учителя, по-прежнему они верят Учителю, или, по крайней мере, думают, что вверили Ему свою жизнь. Собственно, причастие они принимают именно так. Именно в таком настрое. Кто-то больше испуган, кто-то меньше, действует на них трагизм, с которым Иисус произносит эти установительные слова, по крайней мере, как у Иоанна эта сцена изображена.

Иуда – он один из них, а в то же время уже и не один из них. Учитель для него уже, строго говоря, фигура, не которой можно довериться, а фигура, которой можно манипулировать. В Евангелиях по-разному изображено это предательство Иуды, можно строить версию, в частности, такую довольно распространенную, что Иуда этим предательством хотел спровоцировать Иисуса на решительные действия, чтобы Он как Мессия призвал полки ангелов, как положено приличному Мессии. Когда Иисус ничего этого не стал делать, а избрал другой путь, то Иуда раскаивается, потому что по-человечески он к Иисусу был привязан. Привязан, но даже если Он Мессия, я могу им поманипулировать.

Знаете, как всегда бывает у человека – решение вызревает, но до последнего момента я не знаю, твердо мое решение или нет, буду я так делать или нет, и необходим некий триггер, некий пусковой механизм, чтобы решение начало воплощаться в действие. Здесь Иоанн или теологическая школа апостола Иоанна показывает, что таким моментом для Иуды стало принятие Евхаристии. В богословии этот момент используется для того, чтобы показать, что принимать Евхаристию не с чистым сердцем по отношению к Богу, по отношению к Иисусу, это для человека смертельно опасно. Это уже есть грех смерти, который потом обязательно выльется в поступок, предательский по отношению к Богу, к народу Божьему.

Я в связи с преступлением в Крокусе смотрел на этих таджиков, четверых, которые стреляли, и, в общем, все специалисты отмечают, что это никакие не подготовленные террористы, не могут они двигаться как нужно, стреляют они плохо, но видно, что убивают безо всякого усилия и это вызывает удивление у специалистов, потому что преодолеть барьер перед убийством человека это трудно, и этому специально учат, готовят, тем более перед таким массовым убийством. А у них это очень просто. Я думал, почему так? По-видимому, потому что уже приехав в Россию, они смотрят на местных как совершенно на чужих людей, не таких, у которых не такая жизнь, не такое всё и никаких точек для человеческого соприкосновения, человеческой симпатии серьезных нет. Понятно, что это тоже возникает не просто так, пока они у себя на родине были, обстановка, воспитание, версия ислама, в которой они воспитывались, это всё работало в этом направлении. Такое как бы воспитание без образования.

Мы будем через три дня слушать на литургии голос толпы «Распни Его, распни!» и видеть перед внутренним взором толпу, которая собирается перед распятием. А тут кадры того, как ловили этих людей, как сразу же начинали их пытать, кадры сам я не видел, говорят, что ходили кадры, как одному при задержании отрезали ухо, засунули в рот – это прием известный, он применяется при интенсивных допросах, чтобы полностью деморализовать и сломить допрашиваемого. Но то, что это крутят в сети, и то, что публика это смотрит с наслаждением, и получает удовлетворение от осуществления мести, показывает, мне кажется, какой большой путь сумело проделать наше общество за эти годы с советских времен. Времен, когда в фильмах к подследственным обращались исключительно на вы, никаких пыток, наручники не надевали. Я бы сказал, что от времени советских иллюзий мы возвращаемся к реальности такой личности, которая поражена грехом, наверное, не меньше, чем в советское время, но греховность эта имеет другой вид. Если тогда она больше была связана с лицемерием, с нежеланием и запретом открывать глаза на вещи, недостойные строителя коммунизма, не совпадающие с этим образом, то сейчас, наоборот, нам показывают звериный образ. Что об этом рассуждать долго… Сейчас, по крайней мере, я для себя вижу, что в новых условиях проповедь, оценка и греха человека, и благодати проходит уже в другой модальности. И слабости человеческие по-другому выглядят в этих условиях, но суть отпадения от Бога та же самая. И путь возвращения к Богу, который Евангелия нам показывают, личность Иисуса нам показывают, тот же самый. Не знаем мы точно, какой Он сейчас, думаю, для нас более неведомый, чем евангельский Иисус. Но я Ему доверяюсь или стараюсь доверяться, как доверялись Ему ученики. Аминь.

Священник Сергей Николенко