Семья Святого Лазаря

Лечением зависимых занимаются представители разных христианских конфессий. Их конфессиональные взгляды в разной степени находят применение в практике лечения. Некоторые лечебные программы существуют как конфессиональные или церковные. Так для ряда неопятидесятнических объединений лечение молодых наркоманов является формой миссии среди молодежи Многие программы и специалисты разных конфессий сотрудничают между собой. Это оказывается актом практического экуменизма.

Несмотря на различия в подходах и конкретных методиках лечения все эти лечебные программы подразумевают получение помощи Бога там, где человеческие усилия слишком слабы для достижения освобождения от зависимости.

Религиозные представления в большей или меньшей степени отражаются на антропологических представлениях, а значит и на понимании сути болезни и лечебного процесса. Литература по популярному методу 12 шагов обычно принадлежит перу протестантских авторов. Это вызывает понятное настороженное, а часто просто предубежденное отношение со стороны православных христиан. Чем горячее их приверженность «святоотеческой традиции», поверхностно понимаемой, тем сильнее неприятие «неправославных» подходов к лечению. С другой стороны у представителей католической Церкви часто встречается излишне некритичное отношение к тем интерпретациям 12 шагов, которые дают протестантские авторы.

Так или иначе, существует потребность прояснить, как конфессиональная антропология сказывается на подходах к лечению.

Практика лечения — 2 полюса

Неопятидесятнические группы, называющие себя «харизматы», что уже указывает на слабую грамотность, подвергаются обоснованной критике со стороны ортодоксального христианства и традиционных протестантов. Это так называемая «теология процветания», ориентированная на земной успех. Например, молятся о том, что брату нужен автомобиль. Молятся, начинают при этом представлять, как у него этот автомобиль есть, как он им пользуется, как замечательно меняется к лучшему его жизнь. Когда это происходит, это считается Божьим благословением. Тогда исцеление от болезни, одномоментное «освобождение» по молитве, связывается с последующим жизненным успехом.

Другое дело, как проходит пастырская работа с нуждающимися в помощи, допустим, в лютеранской церкви в Швеции. Это умеренный протестантизм. В лютеранском приходе под Стокгольмом, где я был лет 15 назад, работало пять или шесть пасторов, у каждого был свой кабинет. Комната с компьютером и со стульями для групп. Все эти пасторы и пасторши (женщины тоже) имеют высшее образование, чаще всего оканчивают психологический факультет университета. Верующий, у которого нездоровье, участвует в литургии, это само собой. Но неотъемлемый жанр — христианское консультирование. В нем консультант пытается выводить человека к свободе, пользуясь психологическими представлениями и методами психотерапии. Помогает пациенту устранить в какой-то мере психологические препятствия к свободе. А в качестве позитивного примера дает ему христианские ценности, образ Христа, моральное учение.

Это не специальная христианская психология. Тут человек пользуется достижениями и методами психотерапии разных школ, просто в зависимости от того, как он видит данную проблему пациента и самого пациента. Это всё просто инструменты. Если Фрейд, Фромм, Адлер были достаточно цельными философами и имели цельные антропологические взгляды, то тут этого не требуется. Консультант только использует приемы, ему важно иметь собственный христианский взгляд на человека, который — я должен тут поставить три восклицательных знака — прямо с психологическими моделями никак не стыкуется. В этом моменте нет критики протестантского и лютеранского, в частности, богословия, но важно, что этом подходе по большому счету нет целостности. Да, в психодинамических моделях есть проблематика роста свободы, ответственности человека. Но что такое грех? Непонятно. Что такое благодать? Если это нечто, что несет выздоровление, то выздоровление в каком смысле? Это всё вещи, не очерченные ясно.

В предыдущие годы достаточно много говорилось о проблемах гуманистической психологии, о том, что она внешне очень похожа на христианство, а при внимательном исследовании обнаруживаются серьезные расхождения.

Для контраста можно возьму какую-нибудь отечественную православную программу. Почти все инструменты лечения помещаются внутри богослужения. То есть это и собственно воскресная литургия, а также исповедь и елеопомазание и молебны и т.д…

Заметим на полях, что это плохо очень, когда верующие говорят: «исповедь и причастие», потому что человек склоняется думать, что для него исповедоваться и глотнуть с ложечки причастие — это главное, что Христос там и есть. Действительно, причастие, по силе — как атомная бомба. Но когда идет духовная брань, одной атомной бомбой войну не выиграешь. На литургии действует атмосфера общей молитвы и покаяния, и слово Божие, которое звучит для всех и объединяет всех, и призывание Святого Духа на всю общину, и собственно причастие. Это всё надо понимать и объяснять, а больному человеку это всё понимать тяжело, потому что, если говорить о зависимости, созависимости, неврозах — это всё болезни эгоизма, когда человека в Церкви тянет замкнуться на индивидуалистическом мировоззрении и стиле жизни.

Посты — то, что прежде всего связано с ограничениями пищи и развлечений. Молебны к «специализированным» святым: допустим, св. Пантелеймон отвечает за исцеление пьянства. Почитание икон. К этому добавляется чуть психотерапии на отцах Церкви. В традиции Церкви первых семи веков разработаны глубокие принципиальные представления о бедах человека, но они представлены совсем иначе, чем детально разработанные психологические теории XX века.

Еще инструмент: поехать в монастырь, потрудиться там вместе с послушниками, поучаствовать в монастырской жизни. Ну и еще отчитки.

Вот два полярных подхода. Если искать различия в целом, то можно сказать, что в первой модели лечения обращение идет прежде всего к разуму человека, к сознанию, к способности сознательно формировать у себя ценности, а во второй модели — обращение прежде всего к дарам Божиим: человек только молится и постится, а Бог делает всё остальное Сам, через святых, через Богородицу, через энергии и т.д.

Если использовать аналогию с деревом, которое растет по определенным законам, то нужно узнавать эти законы и активно участвовать в собственном росте. А во второй модели — минимум самопонимания, самосознания, Там обращение к монастырской жизни как эталону жизни христианина и молитва о дарах Божиих. Никакого глубокого психологического исследования не предусмотрено, оно даже считается вредным.

Природа человека — разные взгляды

Эти примеры во многом полярны по подходам. В действительности, и в рамках ортодоксального христианства, если смотреть на отдельные лечебные программы, встречаются такие, которые больше тяготеют к научной психологии, а есть программы, тяготеющие к литургии. Это зависит от индивидуальности создателя. Но в целом, если думать о природе человека, важно понимать все-таки, чем отличаются протестантские или западные подходы от ортодоксальных.

Я сейчас не буду говорить в терминах православные-католические, я буду говорить в терминах ортодоксии, православной и католической, и гетеродоксии, протестантизма, каких-то еще сект. Различие между ортодоксальным христианством и протестантизмом коренится, прежде всего, в представлении о природе человека.

После Вавилонского плена, в эллинистический период понятие природы начинает постепенно проникать в иудейскую мысль и немного встречается в Новом Завете, но в целом оно там совершенно не центральное. Деятельность греческих и латинских отцов Церкви в первые века по построению догматики была вызвана во многом тем, что они, будучи воспитанными в греческой и латинской культуре, философски образованными, мыслили в терминах «природы»: у каждого элемента сущего есть своя природа. В этих терминах троичность Бога, как она была изложена в Новом Завете, для них была совершенно непонятна. Как это: у Бога должна быть одна природа, потому что Бог един, а тут Он выступает в трех, непонятно как сводимых один к другом проявлениях. Как невидимый, непознаваемый источник творения; как человек и пророк и чудотворец Иисус из Назарета; и как непонятные феномены освобождающего характера, сопровождавшие, прежде всего, молитву, которые приписываются Святому Духу. Не понимали и поэтому в течение нескольких веков они разрабатывали дополнительный категориальный аппарат, чтобы эти вещи примирить и разобраться с личностью Иисуса.

Очень характерно, что, если сознание ортодоксальных церквей в основном продолжает базироваться на понятии природы, то протестантские сообщества вполне обходятся теми категориями отношений Божественного и человеческого, которые в применяются в Библии и представляются им достаточными.

Понятие природы — не какая-нибудь искусственная придумка. Природа — это всё то существование, к которому данная вещь или человек предназначены. Так учение о крещении в Новом Завете показано не только как о даре Святого Духа или о рождении в вечную жизнь. Есть подход, связанный с печатью, запечатлением. Как в книге Откровения (7, 3; 9, 4), печать на челе защищает от гнева Божия в день Суда. Для иудеев и иудео-христиан это был очень простой образ. Хозяин скотины ставит на ней свою личную печать. Поэтому скотина не потеряется ни в стаде, ни на выпасе, сосед ее не присвоит. Это знак принадлежности. В патристике это понятие печати, будучи приложено к природе человека, получило совсем другую разработку. Понималось так, что таинства, которые совершаются один раз в жизни: крещение, миропомазание, брак, рукоположение — на личности ставят печать, которая называлась и называется до сих пор «характер». Характер не в нашем понимании, психологическом, а имеется в виду, что в природе личности происходит с этим таинством настолько серьезное изменение, что даже если человек перестал ходить в Церковь, или перестал быть священником, или развелся, всё равно он не будет уже точно таким же человеком, каким был до этого.

Вероятно можно думать так, что печать таинства меняет природу человека в качестве его отношений к природам других людей. Если он получил таинство рукоположения, его природа оказывается приспособленой для передачи благодати таинств другим людям. Эту возможность человек может использовать, может не использовать. Если использует, происходит преображение его природы. Если не использует, его изменение, вызванное печатью таинства, пропадает впустую.

О таинствах еще можно и нужно говорить в аспекте социализации: крещеный входит в социум Церкви, священник получает в Церкви новую роль, социальную и психологическую, точно так же в случае брака. Но представление о характере, накладываемом таинством, выходит за рамки понятий социальной и психологической роли. Это очень глубокая вещь. В отличие от айсберга, у которого кое-что видно внешне, но большая часть скрыта, здесь имеется в виду не просто скрытость от взгляда, но вещи, принципиально недоступные человеческой рефлексии. Ортодоксия настаивает на том, что это есть в природе человека. Протестантизм этого изменения природы в значительной мере «не ловит». Например, священство понимается там как служебное, как социальная функция в общине — роль человека, который председательствует на общей молитве.

Точно так же с присутствием Иисуса Христа в евхаристии, в хлебе и вине. В схоластике очень много занимались попытками это присутствие объяснить в философских терминах, через изменение субстанции, или пресуществление даров. Потом, к XX веку, в связи с той бедой, что материя утекает в энергию и наоборот, и более того, законы сохранения материи и энергии в микромире нарушаются: неизвестно, куда что пропадает, откуда что берется, перестали понимать, что такое субстанция.

Сейчас самое время возвращаться к классической формулировке, которой всё время пользовались до-халкидонские, древние Церкви Востока: «преложение» даров. Дары меняются таким образом, что в них как-то присуствует личность Христа. Ортодоксальное богословие это присутствие богословски «регистрирует», протестантское нет.

Важно это? Да, потому что это представление о том, как Бог воздействует на природу вещей. Природа в определенном смысле меняется. Точно так же и природа человека меняется под воздействием Бога. Термин «теосис», обожение означает, что в человеке развивается природа Иисуса Христа. Для протестантизма этого нет. Говорится, что человек, как был грешным созданием, так он и есть. Бог добрый, поэтому в крещении Он этого грешника прощает и говорит ему: ты святой и старайся дальше жить как хороший человек, как святой. И человек старается, у него происходят определенные психологические изменения, ответственность увеличивается. Но природа его так и остается в основе своей пораженной грехом. Поэтому святых канонизированных, таких, которых особо почитают ортодоксальные христиане, в протестантизме нет. Все крещеные — святые, в том смысле, в каком в раннем иудаизме декларируется как святой народ Божий Израиля. Святой, то есть отделенный для Бога. Святости как преображения человеческой природы протестантское мышление не ловит.

Краткий итог

О природе человека.

Первое — целостность, или цельность человеческой природы. Соответственно, попытки из этой цельности человеческой природы изолированно вынимать психологическую сторону жизни человека или чисто религиозную природу не годятся. Когда мы говорим о цельности природы человека, мы, соответственно, имеем в виду, что, будучи тайной, как любое творение Бога, природа человека имеет уровень или уровни, которые недоступны рефлексии человека.

Это не просто слепые пятна в психологическом смысле. Допустим, человек о себе чего-то не знает, не видит, не понимает, а из обратных связей, произнесенных на группе, узнаёт это, и слепое пятно заполняется.

Есть вещи, которые мы про себя поступательно и последовательно понимаем. Но есть и вещи, которые, по-видимому, сознание в принципе неспособно ухватить. В мистическом богословии говорят об особых дарах, которые позволяют человеку обрести некую уверенность относительно вещей, которые в обычном состоянии непонятны. Но, во-первых, это локальные прорывы в неизвестность. Каждый, кто имеет свой религиозный и духовный опыт, понимает, о чем идет речь. Во-вторых, это опыт чисто субъективный и часто просто не годится для передачи другим людям.

Возвращаясь к природе человека и ее непознаваемого уровней. Ортодоксальное богословие имеет словарь, чтобы отлавливать наличие этих уровней, а протестантское богословие к этому оказывается в значительной мере принципиально нечувствительным.

Это не просто отвлеченное мудрствование. Отсюда проистекает принципиальная позиция врача. Если он лечит человека от каких-то симптоматических расстройств или болезней, он может оценивать успешность своего лечения по тому, как эти симптомы исчезают. Но по большому счету он никогда не может дать оценки здоровью этого человека в том смысле, о котором говорилось выше, в библейском смысле.

Напомним, что основные библейские категории — это праведность/неправедность и чистота/нечистота. Всегда имеется тайна пациента. И, опять-таки, эта тайна не просто индивидуальная, она и социальная и космическая. Тайна распределения поврежденности и греха по космосу и взаимодействия поврежденности и грехов. Это всё то, что относится в богословии к тайне Божественного Провидения Хотя это и звучит как религиозная демагогия, врач должен прежде всего опираться, имея дело с больным, на Провидение Божие и с этим Провидением сотрудничать, пытаться понять волю Божию об этом больном. Не вылечить его только симптоматически, не только внушить ему нравственные нормы, не только научить его здоровым формам реагирования и поведения, но сотрудничать с тайной Божественного Провидения. Отсюда вытекает весь инструментарий и профессиональной, и церковной, общинной жизни для врача.

Хотя здесь говорилось лишь о фигуре врача, на самом деле все это относится ко всей общине тех людей, которые окружают больного или слабого или грешного человека.

© о. Сергей Николенко 2008