Семья Святого Лазаря

Я думал о том, как Собор использует философию Жака Маритена: светская культура развивается, как она хочет, она обладает законной автономией. Бог в ней действует через нерелигиозные мотивы людей. Церковь должна это признавать и уважать и не думать, что Она может быть специалистом в светских вопросах и диктовать Свою волю. Область внешнего авторитета Церкви ограничена только возможностью и обязательством давать людям правильные нравственные основания для решений совести. Эта позиция подходит для времени, в котором жил сам Маритен: середина 20 века, Европа и Северная Америка во многом атеистические, полуживое европейское христианство, на огромной территории СССР и восточного блока практически одни атеисты. Есть в какой-то мере ислам и буддизм, но основной массив культуры – атеистический, понятно, что ему не нужны никакие разговоры о Христе или авторитете церкви: люди живут, как живется. Значит, разговор может идти только о том, как Церковь могла бы помочь этим людям. Понятно, что проповедовать им бесполезно, можно только искать глубокие истины о человеке, которые можно перевести на понятный язык.

Сейчас ситуация иная: атеистов по-прежнему много, но религиозный фактор приобрел в мире гораздо большее значение. Известно противостояние севера и юга, описанное в экономических терминах: богатый Север и бедный Юг, но сейчас оно описывается в религиозных терминах: Юг – это исламский мир, он консолидируется. Европа в какой-то мере секулярна, а христианство все более политизируется, становится агрессивным, в терминологии католической Церкви 20 века – интегралистским. Эта линия в Церкви исходит из того, что Христос – правда обо всем. В мире нет ничего, что можно было бы сделать, не думая о воле Христа. На самом деле, автономность светской культуры очень условна, это просто следствие греха: если Христос – вся правда, она должна осуществляться через государственное устройство, христианство должно пронизать все государство и все общество. «Симфония» или христианское государство – нормальный ход вещей. Никакого отделения Церкви от государства не может быть, представления о секулярном государстве просто греховны. В Католической Церкви есть такие течения, в Церкви в целом они поддержки не находят. Лефевристы – такие рафинированнее представители этой точки зрения, или «Коммунионе и либерационе», хоть и пытаются аккуратно формулировать. И уж точно к этому рвется Московская Патриархия.

Проблема в том, что интегрализм – тоже на практике греховная штука. Он основан на том, что христианская Церковь владеет всей полнотой истины. В каком-то отношении это верно. Но это владение – потенциальное. Парадокс в том, что независимый, автономный от Церкви мир своим автономным творчеством помогает Церкви увидеть те истины о Христе, которых она не видит, варясь в собственном соку. В этом отношении иной мир, мир иных взглядов и религий просто необходим для существования Церкви. Если эту необходимость отрицать, картина выходит другая. Во всем многообразии Церквей надо найти единственно правильную и любыми средствами насадить ее власть в этом мире. Это такой православный фашизм, во многих внешних проявлениях просто отвратительный, но точно также это может быть и протестантский фашизм, и любой другой.

Есть и другая вещь, с этим связанная, — представление о сакраментальности любого христианского жеста. В жизни нет моментов чисто психологических, экономических, культурных. Любой жест в этом мире оказывается сакраментальным, служением и жертвоприношением Богу или дьяволу, нет средней, нейтральной позиции.

С таким видением происходящего трудно сохранить здравый рассудок. И вот, мы видим это православное безумное монашество. Недавно рассказали мне об одном монахе. Он пришел на консультацию в «Старый свет» и первым делом везде сорвал этикетки со штрих-кодами, знаком Сатаны. Но это одна крайность.

Есть и другая крайность. Например, была конференция по катехизации недавно в Вене, в Австрии. Поднимались вопросы воцерковления взрослых, разные психологические приемы, развивающие общинное мышление. Наливают воду в большой таз, люди подходят и обмакивают руку в эту воду, совершают крестное знамение. Потом манипуляции со свечами, когда они приносят свечи, составляют вместе – образуется гигантское пламя. И так далее – известные развивающие упражнения.

Но люди не понимают: эти действия – совсем не шутки. Происходит взаимодействие с над-психологической реальностью. Действия людей задают события, которые будут с людьми происходить. Так и оккультные обряды и формулы задают будущее тех, кто в них участвует. Если мы возвратимся к психологии, которая в неверующей Европе в какой-то мере занимает нишу религии, — психоанализ, влезание в мир свободных ассоциаций, то, что в человеке возникает неизвестно откуда. Это непростые вещи. Тут психотерапевт и клиент входят в зону действия духовных сил разной природы, доброкачественных и нет. И любая психотерапия любой школы в той мере, в какой она направлена на изменения в личности пациента, опять-таки вторгается в область духовных сил.

Не следует забывать, каков мир, в котором мы живем. Церковь – не то, что мы придумываем, строим, созываем людей, и все хорошие, и всем хорошо. Церковь – это другое: мы вверяем себя Богу и мы, наши общины становятся ареной жестокой борьбы Божьей любви и дьявольских сил, принимающих очень привлекательный внешний вид.