Семья Святого Лазаря

Дан 12, 1-3; Евр 10, 11-14. 18; Мк 13, 24-32

Тяжело комментировать этот фрагмент из Евангелия, потому что, по-видимому, Иисус говорил о конце мира неоднократно, в разных ситуациях и по-разному. Но в Евангелиях этот апокалиптический блок, как правило, собран в одно место — это не последовательная речь, а набор отдельных высказываний, может быть, из жанра премудрости. Мы читаем и понимаем, что они не очень между собой сочетаются. Одна вещь, о которой тут говорит Иисус, это картина разрушения испорченного творения, которое складывается как карточный домик: звезды сваливаются с небесного свода, где они укреплены, и потом все обрушивается, и, как в других апокалипсисах говорится, само время сворачивается как свиток книги, то есть испорченная история сворачивается.

Я думал о том, что эта эсхатология, конечно же, как бы голографически переносится на судьбу отдельного человека. Он крестился или его крестили, и его прошлое примерно также валится, и падает, и сворачивается. Не случайно рекомендуется обряд крещения погружением, чтобы утонул-таки этот человек. Со всем его телом, которое несет на себе последствия грехов не только его, но и родителей, и этого всего. И чтобы потом за волосы вытащить из воды новое существо, очищенное. Настолько новое, что оно способно по-другому жить, способно жить в этом мире, устроенном по-божески, в Царстве Небесном.
Я в этой связи думал и об исповеди за всю жизнь и о пятом шаге в «12 шагах». Это процедура, которая отвечает за то, как мы будем жить с нашим прошлым, какие отношения у нас будут с прошлым. С прошлым, куда входит все: моя родительская семья, прежде всего, и другие вещи, друзья, привязанности. И масса всяких заблуждений и ошибок. Ошибок и даже катастроф. Прошлое невозможно просто отсечь. Потому что, я повторяю, оно мало того, что вписано в наше тело, в наши все связи, которые в этом теле есть, напряжения, которые разбросаны по телу, даже на клеточном уровне. Но как только мы вылезаем из этой крещальной воды, это прошлое опять нас обволакивает через окружение, через телевизор, через все. Как сделать, чтобы оно нас не тормозило, не цеплялось бы за ноги как гири?

Психологи, которые после Юнга пошли дальше и создали школы гуманистической психологии и прочие, думали, что они по убеждениям даосы. Даосизм — такой взгляд на мир, в котором нет зла, есть просто наше ошибочное видение, в котором мы делим вещи на добрые и злые. А на самом деле все пронизывает это дао, которое невозможно подвергнуть формулировкам, четкому осознанию, но это то, что составляет на самом деле действительное единство мира, а разделение его на добро и зло -это кажущиеся вещи. Процедуры, которые они создали, были направлены на то, чтобы те вещи в себе, которые человек отрицает, отвергает как плохие, недостойные, невозможные, чтобы он их принял как настоящую реальность себя, которая не хорошая, не плохая, но которая просто есть и поэтому на самом деле хорошая. И тогда получается расслабление телом и душой и долгожданное состояние свободы. И мы видим, что сейчас, по сути дела, на этом возникла целая цивилизация, в странах первого мира, второго мира.

Проблема в том, что зло действительно есть. И то, что мне в себе не нравится, я не могу просто принять. Есть вещи из моего прошлого, которые я действительно должен уничтожить. И в этом большая разница, потому что уничтожение — это не достижение гармонии. Если я уничтожаю часть себя как злую часть, я буду неполным. И это то, на что христианин идет. Простые примеры: сейчас мы слушали на группе – когда в сыне просыпается вдруг отец-алкоголик, испорченный психически больной. Хочется его принять — так вышло, он ни в чем не виноват, его жизнь таким сделала, я могу его любить, — но я не могу его любить так, как я хочу. Для того, чтобы я мог его любить, я должен к нему приблизиться ровно настолько, чтобы это меня не разрушало, ближе нельзя. Гармонии нет никакой. Потому что есть реальное зло. Но тогда есть и любовь, которая может что-то делать.

Наши отношения с Церковью тоже сложные, потому что в катехизисе написано, что Церковь никогда не ошибается, всегда права, Папа всегда прав в вопросах веры и нравственности. Мы знаем факты, когда это не так. Но одновременно мы знаем, что действительно Церковь права. Вот что это за правота такая? Меня попросили написать статью о молитве по мотивам Второго Ватиканского собора, и я как человек дисциплинированный и исполнительный начал просматривать подряд документы собора о молитве, и поразился, насколько мало там про это есть, почти ничего. Создается впечатление, что для епископов молитва — это такая очевидная вещь, что и говорить об этом нечего. Просто перечисляется, что для мирянина молитва, апостольское служение, семейная жизнь, какие-то еще вещи через запятую, для епископа молитва, проповедь, руководство общиной. В каждом документе может быть по одной, по две строчки такого рода. Там же потрясающие споры на соборе были, временами казалось, что и церкви никакой нет, что разваливается все. Я стал искать, каким образом измерение молитвы было задействовано в этих спорах, и как это в документах отражено. Оказалось, что отражено. В документе о Церкви Lumen Gentium (Свет народам), где говорится, собственно, о подлинности Церкви. И там разбирается привычная для нас тема даров Святого Духа. Говорится о том, что верующим надо искать обычных даров, которые совершенствуют добродетели и направляют к апостольству. Чрезвычайных же даров испрашивать не следует. Это в 12 пункте так. Понятно, что нормальный человек это читает, и это все мимо него проскакивает. Что такое чрезвычайные дары? В катехизисе КЦ вообще и понятия такого нет.

А речь идет, на самом деле, о харизматическом движении, которое возникло в начале ХХ века. К моменту собора внутри КЦ было довольно много этих групп, которые потом стали называть «обновлением в Святом Духе» и другие похожие были и есть, — те, которые взяли на вооружение какие-то элементы харизматической молитвы. Харизматическая молитва — чем она захватывала? Тем, что действия Духа, видимые и ощутимые, происходили прямо здесь и сейчас в собрании молящихся. Это были и пророчества и исцеления, люди получали эти дары прямо во время молитвы общины. Предвидение будущего и всякие другие вещи. И люди, получавшие этот опыт, не без оснований думали, что это и есть настоящая Церковь Пятидесятницы, в которой действует Святой Дух. А эта бюрократическая и говорливая организация, которая в храмах, костелах, учреждениях в Риме, — это просто организация. Вот и возникла тема того, как харизматические дары — особые дары Святого Духа, получаемые в особой молитве, — существуют в институциональной Церкви. Чтобы не занимать ваше внимание, скажу только что договорились, что существуют. И что есть некий ключ к распознаванию тех даров, которых надо искать и стяжать.
Это дары исключительно апостольской направленности, направленные на служение. То есть, для меня критерий подлинности Церкви действительно такой – когда я вижу, что действия Церкви, официальных деятелей Церкви, направляются на служение, понимаемое не поверхностно. И получается, что я с возрастом, как мне кажется, погружаюсь в определенную глубину того, что есть служение, а что нет. И разбираться в Церкви мне поэтому интересно всегда. Те вещи, которые я говорил об отношении с личным прошлым, я для себя сейчас все больше применяю для выяснения моих отношений с Церковью, в видении того, в какой мере это действительно мой дом, в какой мере это я сам. В какой мере это то общество, которое меня связывает с Богом и выводит меня в Бога. Чего и вам желаю. Аминь.

© Священник Сергей Николенко 2012