Семья Святого Лазаря

Тит 2,11-14; 3,4-7; Мф 3, 13-17

Постараемся проникнуть в евангельскую сцену изнутри. Знаменитый проповедник и пророк Иоанн – он, возможно, родственник и почти ровесник Иисуса, хотя кроме евангелиста Луки никто в Новом Завете этого не отмечает. Если ровесник, значит, приходилось когда-то играть вместе и вместе воровать яблоки с чужого участка.

Это также означает, что на Иоанна не снизошло внезапное озарение, что он давно видит необычайную цельность Иисуса, соединяющуюся с тем, что Иисус, как это принято говорить «не от мира сего». Уговоры Иоанна самому креститься от Иисуса, думаю, скорее, следует отнести к богословию этого текста. Матфей соблюдает иерархические приличия. А вот голубь, откуда он взялся? Больше ведь нигде в Новом Завете мы не встречаем Духа «как голубя».

Зато в самых читаемых в те времена книгах и пророчествах Ветхого Завета голуби встречаются. Пророк Осия ругается на Народ Божий «И стал Ефрем, как глупый голубь, без сердца: зовут Египтян, идут в Ассирию…» (7, 11). Но потом все же, через несколько страниц, несмотря на глупость «встрепенутся из Египта, как птицы, и из земли Ассирийской, как голуби, и вселю их в домы их, говорит Господь» (11, 11).

Пророк Исайя в знаменитом тексте о новом, прославленном Иерусалиме, рисует картину возвращения Народа Божия из рассеяния «Кто это летят, как облака, и как голуби — к голубятням своим?» (60, 8)
Еще есть отрывки, не буду их перечислять, поскольку смысл ясен. Для Иоанна образ голубя должен был прочно ассоциироваться с актом объединения Народа Израиля вокруг своей основы – Ягве. А этот акт и есть основное действие Духа Божия и соответственно главное дело жизни человека, которого Иоанн крестил – Иисуса из Назарета.

Будем считать, что с Иоанном разобрались, хотя на досуге, стоя на коленках, есть о чем подумать. Иисус же ведет себя, согласно Евангелиям, как человек, совершенно не готовый к такому повороту дел. Вместо того, чтобы развивать бурную деятельность, Он убегает и прячется в пустыне. Благо пустыня начинается за околицей.

Искушения дьявола Он там преодолевает – это как бы катехизация наоборот. Не перед крещением, а после него. У нас-то принято, что катехумены мучаются, познают тайны веры, потом еще тайны приличного поведения в храме и тому подобное. Потом наступает кульминация – торжественное крещение, фотографии в фэйсбуке. И все, можно спокойно отдыхать, дело сделано. Крещение было целью, которая успешно достигнута, Церковь признала нового верного.

А у Иисуса не так. В Его жизни крещение оказывается эпизодом на дороге. Путь или миссия – собрать Народ к Отцу. Дело это настолько запуталось, апостол Павел много пишет об этом, что даже заповеди Бога стали препятствием на этом пути.

Самое интересное, конечно, это то, что происходило в пустыне. То есть и то, что происходило с Иисусом, и то, что первые крещеные христиане, вероятно, отмечали на собственном примере. Что главная борьба с дьяволом разворачивалась уже после события крещения. То есть до крещения не удавалось сопротивляться как следует нападениям лукавого, более того, даже замечать их.

У меня заповеди Декалога и заповеди блаженств вызывают разные чувства. Я понимаю, что в конечном счете они про одно и то же. Да, в заповедях Декалога есть величие и тайна. Но заповеди блаженств, сформулированные Иисусом, вызывают щемящее чувство сострадания и сопереживания. Через эти чувства личность и жизнь Бога воспринимается как родная. Собственно, как оно и есть.

В современных общественных науках мир часто воспринимается как реальность, совершенно чуждая человеку. Как описал этот взгляд один уважаемый мною ученый: «реальность, в том числе социальная, тоже не сильно антропологична в том смысле, что навязана каждому из нас откуда-то извне: мы только родились и ещё даже пискнуть не успели, а она уже тут».

Штука в том, что в крещении мы учимся обращаться с этим миром как с родным нам. Испорченным, но родным. То, что называют благодатью крещения, есть сила, помогающая это делать.
Аминь.

© Священник Сергей Николенко 2014