Семья Святого Лазаря

Флп 4,4-9; Ин 11,1 — 12,18

У нас компания такая мужская, несентиментальная, от силы можем скупую мужскую слезу пролить, поэтому в игры с вербами мы сегодня не играем. У нас по-серьезному всё. Должен сказать, что Пасху в римско-католической Церкви так, как сейчас, всерьез начали праздновать только 70 лет назад. Папа Пий XII учредил обряды на Страстную неделю, празднование Пасхи. А до этого, как православные говорят, «католики Пасху не празднуют, у них главный праздник Рождество». Всегда основной день был Великая Пятница. На Рождество праздновали рождение, а на Великую Пятницу похороны. Похороны это нормальная процедура такая. Воскресенье это непонятно что, а похороны это понятно.

Крестный путь, который вчера проходил – общемосковский католический крестный путь, в нашей лексике просится добавить «краснознаменный». Стояния крестного пути, понятно, это всё придуманные вещи, по легендам собрали, придумали, сколотили. Но что там происходит на самом деле? Мы знаем, что у нас жанры разные. Жаловаться на невыносимую жизнь лучше всего получается у В. А жаловаться на свою испорченность, лучше всего получается у тебя, А. Время идет, и можно сказать, годы идут, жалобы немножко меняются, но суть остается. И суть их – это страдание. В благочестивых книжках с радостью за Христа принять страдание, это прямо кайф такой. Глупость, ведь то, что с радостью и с удовольствием делается, это не страдание уже. Страдание всегда тянет избежать.

Я смотрю иногда политических аналитиков, там расхожая тема, что есть вот лидеры-убийцы,  дескать, из-за них славяне убивают друг друга, и ничего нельзя сделать. А славяне, которые друг друга убивают, как будто не убийцы. Они мысль до конца не доводят, что убийцы-то все на самом деле. В восточной традиции канон Андрея Критского как раз и посвящен переживанию, что Каин, который Авеля убил, это на самом деле моя душа, это я. Я и убийца, и прелюбодей и прочее, хотя вроде я этого ничего не делаю. То, что называется греховностью: необязательно делаешь какие-то гадости, но в любой момент готов. Ее мы сами из себя и из других изжить не можем, и страдаем от этого…

В Крестном пути сантиментов может быть много, может быть мало, но суть в том, что именно мы приносим Богу. Страдание, на которое мы обречены. И эту обреченность мы Иисусом как бы несем к Богу, может, ничего толком не понимая. Но на Иисуса мы надеемся, что Он поможет. А надежда это что такое? Если у нас какое-то трудное дело, тяжелое, нам не хочется, но в принципе знаем, что его можно сделать – тут нет места надежде. Надежда появляется только тогда, когда положение безвыходное. Мы ничего не можем сделать, а надо. Надежда это как темнота беспросветная, в которой вспыхивает маленький огонек, и на фоне полной тьмы он кажется нам огромным светом. Надежда на Бога такая. Надежда на Бога в самих нас.

Видим мы и знаем, что иногда у нас хорошие какие-то проблески получаются, но общий фон это фон испорченности нашей природы. Беспросветной искореженности. И одновременно мы знаем, что в самой основе Бог нас создал доброкачественными. Эта доброкачественность, через которую в нас Бог действует, и есть предмет нашей надежды. Ради этого мы этот Крестный путь придуманный проходим, отдавая Богу свои страдания. Казалось бы, процедура простая, не надо ничего придумывать, фантазировать, нужно просто страдания осознать, поднять их на поверхность души, не пытаться их игнорировать. Типа, «исполняю долг», или «мне надо семью кормить», «мне нужно литургию служить, это благородное дело, спасительное». Нет, литургию служить, вкладываясь в нее, мне бывает страшно тяжело, мне смертельно тяжело и не хочется. Так же как любой долг исполнять. Всё страдание. Общаться с человеком, который тебя никогда не поймет, хоть он и добр к тебе, и любит тебя, но до конца никогда не поймет. Это страдание, и это всё мы приносим к Богу, по возможности смиренно. Аминь.

Священник Сергей Николенко

Изображение: Ганс Гольбейн Младший, Мертвый Христос в гробу, 1521–1522 (фрагмент)