Семья Святого Лазаря

Чтения Недели 18-й по Пятидесятнице, перед Воздвижением: Апостол, Евангелие.

Одна монахиня мне прислала письмо. Ей впервые в жизни пришлось дежурить у умирающей. Почти сутки она там находилась: терминальная стадия, потом агония… Она написала, что это первый ее опыт близкого наблюдения за смертью. Она старалась сопровождать эту умирающую женщину в ее пути, но ничего не получалось: было ощущение, что умирающая уходит дальше, а я остаюсь здесь, и непроницаемая стена между нами. Эта монахиня читала молитвы из молитвенника, временами сама словно впадала в забытье, не понимала, что происходит. Но у нее было ощущение, что умирающая, пусть и без признаков сознания, слушает внимательно.

И вот монахиня эта меня спрашивала: это правда или такое обманчивое впечатление. Я не мог ничего толком ответить: все элементы свидетельств возвратившихся после клинической смерти медики объясняют (и туннель, и выход за пределы тела). Эти объяснения неубедительны – они основаны на идее, что у умирающего отключаются определенные участки мозга, и медицинские данные основаны на клинических исследованиях живых людей, у которых эти участки мозга не работают.

Я говорю достаточно примитивно. При этом отсутствует общая готовность, настоящая вовлеченность умирающего человека в процесс умирания: все равно, сопротивляется он этому сознательно или нет.
Когда человек соглашается, принимает умирание, согласен идти по этому пути, ему открываются вещи, которые при сопротивлении не видны вовсе или видны иначе.

Помнится, больше 10 лет назад я болел (не раз об этом рассказывал). И когда была наибольшая астенизация нервной системы и всего прочего, у меня было вполне ясное ощущение и восприятие сил, которые влияют на организацию событий вокруг меня и на события, в которые я вовлечен. Некоторые из этих сил мне представлялись настолько пугающими, что заставляли меня молиться, при этом признаков психической ненормальности, психического заболевания люди у меня не отмечали. И я критическое отношение к действительности тоже сохранял. Потом стало получше, тонус увеличился, ощущение этих сил стало слабеть, мир стал более материальным. У умирающего (не скоропостижно, а длительно умирающего) последовательность обратная. Думаю, в период обостренной чувствительности к этим силам очень важно присутствие молитвы рядом, присутствие рядом человека, который молится. Неважно, что там бубнят в это время, важно, что есть эта сила присутствия Бога, ангелов, связи с Богом, не знаю, как сказать.

Еще повторю мысль – монахи, монахи-эремиты, отшельники, те, у кого есть настоящий дар одиночества и дар молитвы в одиночестве, — это люди, у которых это восприятие обострено. Конечно же, они не могут подолгу общаться, принимать в свою орбиту другого человека – это грубое, мучительное вторжение. Чуткость к духовным силам у них есть, и мозг иначе работает, причинность нарушается. Будущее видится более реальным, чем настоящее. Для них это такое окошко в невидимый мир, где есть Бог, и есть Его антагонист. У нас, куда более приземленных людей, мозг нацелен на решение более материальных задач.

Мы Бога воспринимаем больше на уровне нравственного чувства, прежде всего, на уровне совсем необычно благоприятных для нас стечений обстоятельств, которые действуют как моменты истины, когда вдруг любовь пробуждает забитые и замороженные настоящие чувства. А мистические переживания и ощущения – покоя, присутствия Бога – обманчивы, мы от себя прячем бешеный напор бушующей неудовлетворенности жизнью, собой, происходящим, бешеную боль. А чаще всего нет возможности эту боль, эту ярость адекватно высказать, выразить, чтобы человек ее принял, не разрушился сам. Все-таки прямое обращение к Богу, пусть и глупо это звучит, менее эффективно, чем действие Бога на меня через других людей.

Аминь.

© Священник Сергей Николенко 2010