Семья Святого Лазаря

Я думал о том, что период, когда были явления Иисуса воскресшего, до момента вознесения, то есть до момента, когда они прекратились, — что этот период важен для нас, важен как проповедь. Но Иисус ничего не прибавляет к уже сказанному; по большому счету можно было бы и без этого обойтись. По слабости человеческой, по слабости нашей веры это всё было. Тогда следующий вопрос заключается в том, что, по-видимому, слабость нашей веры, нашей способности к вере — это то, что Бог уважает. Уважительно относится к тому, что для человека убежденность должна основываться на видимых доказательствах.

С другой стороны: представляете, нет периода явлений Иисуса, а просто в один прекрасный день начинаются проявления Святого Духа для апостолов, для учеников. Могла бы, наверное, Церковь жить… Так что по большому счету непонятно даже, было вознесение как историческое событие или просто прекратились явления и всё.

Я так говорю, а перед глазами у меня стоит письмо, которое я получил недавно по электронной почте от некой Я. У нее судьба такая. В начале 90-х годов она только-только окончила литературный институт и пошла по пути веры. А она человек, сориентированный — очевидно, в семье — на то, чтобы пробиваться в элиту. Тогда в Москве элитарным местом был колледж св. Фомы, немножко она туда походила, но центр, передний край религиозной веры был дальше, не в России. Дали ей направление в католический университет в Люблине, какое-то время она там поучилась. И там обнаружила, что самое престижное богословие в Германии. И перепрыгнула оттуда в Германию. Поступила в хороший лютеранский университет по библеистике. Библеистика — внеконфессиональная вещь, но вопрос в стипендии. Чтобы стипендию получать, пришлось перейти в лютеранство. Вышла замуж. Муж у нее простой человек, без образования, но хороший, добрый. Он ей давал деньги на учебу, но, по-видимому, она обнаружила, что в элитарный слой не попадет: докторантуру еще сделать надо — не тянет. А тогда не быть ей великим теологом, а быть каким-то техническим секретарем у великого теолога. И так она пропала. А сейчас написала, что окончила экономический, работала менеджером несколько лет, уже давно убежденная атеистка. И что сейчас проснулся интерес к естественным и точным наукам: к биологии, математике. Опять поступает учиться уже в таком качестве. И фотографию прислала. Я думал: сорокалетняя украинка будет развесистая. Нет, там моложавая дама, в очках, взгляд достаточно жесткий, линия рта непростая, напряженная. А фотография — типа как на доску почета делают.

С одной стороны, я, конечно, очень рад, что баловство с прорывом в высшие духовные круги закончилось, и ее атеизм мне видится как позиция: водили вы меня за нос столько лет своими религиозными мифами — всё, не обманете больше. Давили мне на чувства, на нравственность, на стремление к престижу — всё, не возьмете меня больше на это. С другой стороны, энтузиазм в отношении науки — не скажу, что детский сад, но показатель того, что жизненных оснований человеку не хватает. Что-то скребет еще. Будем это удовлетворять через последовательный научный атеизм.

В то же время это меня возвращает к размышлениям о традиции европейского светского гуманизма. О том, насколько это сильная традиция, как много сегодня в этой традиции очень сильных интеллектуалов, и видно что честных людей. А христианство в конкретных проявлениях очень сильно себя компрометирует — прежде всего чрезмерным нажимом на священное, на святость, на морализаторство, на страх отвечать на серьезные вопросы: сразу прикрывается штампами про божественное провидение, непознаваемость Бога, Бог устроит всё, Бог решит всё, Бог знает всё. Перед Церковью, перед нами стоит задача не поддаваться этой благочестивой трусости. Не выплеснуть ребенка вместе с водой, не утратить это очень хрупкое духовное чувство того, как Бог действует в каждом историческом событии, и одновременно быть мужественными.