Семья Святого Лазаря

Чтения Недели 15-й по Пятидесятнице

Ощущение «глиняного сосуда» сильное, правда, непонятно, что за сокровище в нем.

Я благодарю всех, кто за меня молился. Всегда так легко об испытании ретроспективно, когда кажется, что оно позади или почти позади. Но пока эта неприятная ситуация продолжалась: говорить не могу, каждая попытка издать горлом звук – сразу раздражение в горле, выхожу на улицу – сразу простужаюсь. Вроде бы лекарства должны помочь, но дни тянутся, результата нет. Врач ничего не может сказать.

Ощущение своей глиняности, соломенности, трухлявости какой-то. Самое тяжелое в такой болезни – состояние неопределенности. Оно дает пищу страхам. Сначала я молился про себя, читал утреню, вечерню, потом на такую молитву оставалось все меньше сил, и там уже: «Боже мой, Боже мой!». У меня три таких откровения молитвенных в отношении себя за это время было. Одно: «в этот раз ты не умрешь». И ощущение, что это действительно Божье намерение, было у меня, но характерно, что страхи не уменьшились. Когда у больного человека происходит астенизация, страхи просто отражают ослабление психики и нервной системы. Самое неприятное было за этот период. Когда уже в июне-июле состояние стабилизировалось и начало выправляться, пришли два месяца жары и дыма, всё действие лекарств уходило не на выздоровление, а на поддержание жизни в этих условиях.

Еще откровение: услышал я что-то типа Павлового: «довольно с тебя Моей благодати». Обойдешься, давай, работай. Я попробовал работать. Начал ходить на встречи Семьи св. Лазаря с компьютером, писал на нем мысли глубокие, которые появлялись, и всем показывал. Это было, конечно, важно.

Интересно, что некоторые люди все пытались мне втолковать, что если я болен, то у меня есть какой-то грех. Ты покайся, давай, грех поищи, и будешь здоров. Это упрощенное богословие: если болен, плохо тебе, значит, сам виноват. И тоже характерная вещь: в состоянии такой болезни вообще не получается каяться. Когда уже выздоровление пошло, я стал способен оглянуться назад, и действительно что-то у себя обнаружить, какие-то проблемы, может, не грех, может, неадекватное чувство долга, основанное на чрезмерном сознании собственной важности, значительности. Это чувство долга заставляло работать, перед публикой выступать, когда, как я понимаю, это было нельзя категорически делать. Но не было раньше никогда у меня такого опыта с голосом, и я подумал, что перетерпится все. Если покопаться, конечно же, какая-то тема для покаяния в связи с болезнью есть.

Но главное – это не мой грех, не мое зло. Я не виноват, что были жара в 40 градусов и дым, и никто не виноват из нас. У меня сейчас круг общения увеличился, и я слышу отовсюду: умерла мама, умер папа. Все время уже после жары, как реакция на нее, — ослабленные и пожилые люди продолжают умирать. Нам Бог не дал этого. Он считает, что нам еще тут для чего-то нужно побыть. Мама моя, ей почти 87 лет уже, памяти нет, еле просыпается. Она всю жизнь привыкла все время служить. Она сейчас мучается именно от потери ощущения собственной жизни, своего пребывания на земле. Это с одной стороны понятно. А с другой стороны – дефект веры и опять-таки упрощенное богословие.

Пока мы живем на земле, мы не знаем точно: для чего мы живем, что хорошего и для кого происходит через нас, как через нас осуществляется та двойная заповедь Иисуса, о которой сейчас мы слышали в евангельском чтении: любовь к Богу осуществляется через любовь к ближнему. Это значит: когда я не могу ничего хорошего сделать, может, и любить не могу, то любовь Божья в это время осуществляется через тех, кто сейчас любит меня. Машина работает, спасение идет.

Аминь.

© Священник Сергей Николенко 2010