Семья Святого Лазаря

Чтения: Деян 18, 23-28; Ин 16, 23б-28

Пытаюсь сейчас ощутить, каким образом Христос тут присутствует в нашем общении, через что. Несомненно, через принятие слабостей и скорбей, или, по крайней мере, через стремление к этому. Все эти мощные инструменты и методы, которые изобретены для преодоления слабости греха, все эти методы действия терапевтического сообщества, терапевтических способов общения, программ, церковных таинств, других средств церковной жизни, вот этого всего, чем мы пользуемся – средства вроде бы мощные, а все равно слабость человека превозмогает это все в каком-то отношении. Не превозмогает только в том, что, в конце концов, мы стараемся выруливать на правильный путь. Сейчас время объективно тяжелое, потому что после весны наступило раннее лето, на фоне солнечной активности, на фоне того, что присутствующие тут уже… дети Божии конечно, но в другом отношении не дети уже, в биологическом отношении. Усталость накопилась за год, у других она накопилась за годы, за десятилетия, у меня за века. Сейчас такое время, чтобы не столько требовать друг от друга, сколько не дать немощам превратиться к жалость к себе. Время особой борьбы с законничеством – оно со скрытой жалостью к себе очень связано.

Как Бог присутствует? Мы говорим «Христос» — богословские конструкции описывают то, как Иисус Христос, будучи изначально связанным через божественную природу со всем творением, вознесся одесную Отца, — и Его связь с творением укрепилась качественно, прежде всего связь с верными ему людьми. Наверное, — но все равно непонятно, как идет этот процесс спасения, как происходят победы над смертью, и есть ли идеальный мир – чистых духов, чистых образов, чисел, чистых духовных операций с этими вещами. Сильно подозреваю, что его нет, а есть такое вот единство мысли и материи, которое в основе неразделимо, но не воспринимается нами, — Бога искать надо там. Не там, где материи нет, а там, где истоки материи не отделяются от мысли. В какой мере угодно Богу, чтобы мы несли тяжесть материи, которая нас окружает, тяжесть испорченного духа, который существует? Ради Бога, на уровне семьи, родителей, друзей мы стараемся быть добрыми и хорошими, пытаемся, чтобы вылезало на свет то, что нам представляется правдой – достаточно ли этого? Стремление к узнаванию того, как все устроено на самом деле, узнавание этого в ущерб нашим обязанностям, семейным, профессиональным, другим, и желательно ли это.

Есть такая достаточно твердая позиция Католической Церкви, которая сейчас высказывается все время — о том, что мы познаем Бога через то место, в котором мы находимся в мире. Через те маленькие задачи, которые перед нами стоят, через скромное окружение, в котором мы находимся. Не надо рваться в заоблачные выси. Это, по-видимому, верно только отчасти. Потому что любое познавательное усилие требует очень больших затрат, времени и сил. И всегда отрывается от других, казалось бы, насущных дел. И никуда от этого не убежим. Когда мы пытаемся понять небесный мир, быть в общении с ним, приходится обращаться прямо к нему, к тем, кто имел какие-то откровения о небесном мире. Научные откровения тоже годятся в какой-то мере. Но они очень редко бывают. А с мистическими откровениями трудно — это как в Фатиме, когда дети видели Богородицу и разговаривали с Ней. Когда пересказывали, оказывалось, что разные разговоры у них происходят в одно и то же время, у одного — один разговор, у другого -другой. Если так прямолинейно подходить, то можно подумать, что две разных Богородицы одновременно им представали. На деле нет. Плюрализм всегда есть и должен быть, когда мы об этих тайнах размышляем и пытаемся проникнуть в них.

Большинству людей оказывается достаточно простого чувства уверенности в молитве, — покоя и уверенности. Они это интерпретируют как то, что Бог одобряет их, поддерживает и одобряет. Прекрасно известно в психологии, что эта уверенность может быть обманчивой. Можно поставить главной опорой откровение в католическом смысле, то есть писание и раннюю традицию ранней Церкви, которая не столько была зафиксирована в писаниях, сколько эти писания толковала и понимала их в определенном ключе, основанном на видении живого Иисуса и Его тайны. Может быть, да. Там очень большой простор для произволов и толкований, для поисков, для обнаружения пирога смыслов, из которого непонятно, что вынуть как главное. В выгодном положении тут оказываются, конечно, люди, которым ничего не нужно кроме краткого Катехизиса, где Божьи заповеди и заповеди Церкви, и больше ничего нет, и там все ясно. Перед нами столько неопределенности — я смотрю на себя, годы идут, а неопределенностей не становится меньше, а, наоборот, больше. Опыт того, как конкретно Бог взаимодействует со мною и с другими, очень маленький – с годами он становится непропорционально маленьким по сравнению с остальным жизненным опытом, нерелигиозным. Не знаю, что с этим делать, -относиться к этому как к возрастному явлению? После шестидесяти немало учителей Церкви становились еретиками. Или просто это такой последний взлет неопределенности, связанный с тем, что много было разочарований, а интеллект еще сильный. Если проживешь еще пятнадцать лет пройдет — интеллект уже послабее будет, и с определенностью веры будет попроще. Вот такие размышления, спасибо.

© Священник Сергей Николенко 2011