Семья Святого Лазаря

2 Кор 6,16-7,1; Ин 19, 25-27; 21, 24-25.

Сегодня день памяти святого евангелиста Иоанна, окончание его Евангелия мы прочли сегодня. Думаю, чем он мог бы нам помочь сейчас в нашей ситуации. В пятницу меня попросили проводить катехизацию в одной группе в храме Непорочного Зачатия – не катехизация, а люди, которые уже год проходили катехизацию, потом те, кто не были крещены, крестились, и те, кто были крещены в православной Церкви, совершили обряд вступления в полное общение с католической Церковью. Обычно говорят «присоединение», но «присоединение» мне не нравится. Человека так взяли и присоединили. А вступление в общение, это как-то получше. Видно, что Церковь — это место, где можно общаться, и где тебя будут слушать тоже. Про Церковь по катехизису я там сказал, что нужно было, а потом начались вопросы про византийский обряд — какое будущее у католиков византийского обряда в России. Откуда я знаю – может, и никакого. Меня больше интересует будущее христианства как такового. Не только в России, в мире.

Но там я попытался вкратце рассказать, что самая большая религиозная организация в России, которая на сегодня есть, – Московская Патриархия – имеет системные недостатки. В результате чего ее довольно трудно уважать. Потому что проблема христианского единства – это прежде всего проблема взаимного уважения. Мне может быть непривычно, как человек молится, как поет, как священники одеты, но если я серьезно и глубоко уважаю его как человека и признаю его — как в советское время был критерий «пошел бы с ним в разведку», — вот если бы несмотря на то, что он по религиозным обрядам отличается, все равно пошел бы с ним в разведку. Тогда уже можно говорить о диалоге, об экуменическом диалоге, об общении в Таинствах. А пока что ситуация такая — столько лет тоталитарное советское государство занималось селекцией епископов Московской Патриархии как Мичурин – выводили сорт такого епископа, который был бы послушен государству и делал то, что нужно. При советской власти на Московскую Патриархию мало задач возлагали, только уже в брежневские времена догадались, что церковь можно использовать за границей как инструмент внешней политики. Тогда пошла мода на международные организации, и церковь представляла интересы СССР. А потом — и это особенно стало ясно после празднования тысячелетия крещения Руси в 1988 г., — на Московскую Патриархию возложили задачу нравственного и патриотического воспитания граждан, чтобы они не воровали, честно трудились, имели ценности соответствующие. Эта селекция епископов, о которой я говорю, она привела к вещи, которой они сами как бы не замечают, и прихожане, как правило, тоже не замечают. Они могут существовать только при государственной власти. При власти, которая гласно или негласно определяет их путь – дает указания, что им делать. Но быть инструментом государства, это совсем иное, чем быть инструментом Евангелия. И вот из этой главной проблемы вытекает много частных бед церкви России. И коррумпированность, и невежество священников, и погоня за массовостью, валом, не за качеством, а за количеством верующих.

Процесс покаяния – в начале 90-х или в конце 80-х, когда только началась так называемая перестройка, были многочисленные призывы к покаянию общества. Но они как-то заглохли и сейчас в Московской Патриархии не видно ясной позиции на покаяние – покаяние за всё, что было наделано в сотрудничестве с государством. Она вспоминает только о своих мучениках, жертвах тоталитарного государства, но этим не проживешь, этим настоящую Церковь не построишь – это получается ситуация как с иудеями, о которых Иисус в Евангелиях говорил: «вы сами убивали ваших пророков, а теперь хвастаетесь ими». Так не пойдет. Поэтому процесс покаяния должен быть во всех христианских объединениях в России – во многом отношении подобное и у Баптистской Церкви и так далее. Касается это также нас, потому что есть тенденция говорить, что мы православные, находимся в общении с Римским Престолом, и поэтому мы настоящие католики. Нужно еще посмотреть какие вы православные, потому что вы сформированы были в церкви, в которой царил такой вот дух. В церкви, в которой хорошие священники существовали скорее в порядке исключения, чем в порядке нормы. И люди, которые считают, что им учиться нечего, и перестраиваться не нужно, они сильно ошибаются. Это рабство, это соскребывать очень трудно, потому что соскреб, казалось, один слой, под ним обнаружился другой. Тот, кто не пытается этого делать, тот просто не понимает, о чем мы сейчас говорим. Поэтому молодым людям я сказал, что не знаю, как будет с католиками византийского обряда в России, будет ли эта Церковь развиваться как самостоятельная или произойдет полное общение католиков с Московской Патриархией, мне на это глубоко наплевать. Мне важно, чтобы в обществе и в Церкви был запущен процесс покаяния – глубокого покаяния. И я полагаю, что наша задача такой маленькой Церкви, не вовлеченной ни в какие государственные интересы, не вовлеченной в никакие интриги, просто потому, что она очень маленькая, не нужна никому, — нам в каком-то отношении легче проводить покаянное размышление над собой, над своей судьбой, над судьбами мира, в конце концов, и быть некой закваской. Покаяние, которое очищает от конфессионального гонора, что мы католики, и от всякого другого тоже.

© Священник Сергей Николенко 2011