Семья Святого Лазаря

Дан 7, 9-10. 13-14; Откр 12, 7-12a; Ин 1, 47-51

Первое Чтение нам рисует величественные картины, даже сверх-величественные. Того, что происходит в другом мире на небесах, за пределами этого видимого физического мира. В одном Чтении мы видим самого Бога, окруженного силами, Ему принадлежащими, и Сына Человеческого, который подходит к Нему и получает от Бога власть на том уровне, который глазами нашими не виден. Во втором Чтении описывается надмирная борьба светлых и темных сил, в которую вовлечен оказывается Спаситель и Его Мать. Эти описания оставляют большой простор для размышлений, для мечтаний над невидимым миром.
В Евангелии от Иоанна Иисус говорит Нафанаилу, что отныне будете видеть небо – то есть этот мир невидимый – небо открытым, и невидимый мир увидите видимым, и ангелов Божиих восходящих и спускающихся к Сыну Человеческому, к Иисусу, то есть. Понятно, что это отсылка к популярному иудейскому мистическому образу – к лестнице Иакова, к дороге в небо. Но показательно, что дальше в Евангелии от Иоанна по ходу действия ни одного ангела и ничего похожего на ангела не появляется больше. Мы видим только Иисуса, который живет, и ученики видят Его жизнь, вся Его жизнь проходит перед их глазами, за исключением суток между смертью и первыми явлениями Иисуса. Он оказывается тогда и дверью в этот небесный мир, и картиной самого небесного мира. Картиной, которую по мысли евангелиста Иоанна, мы видим, может быть, неполно, но достаточно вполне. Евангелист Иоанн как бы говорит: «смотрите на евангельского Иисуса, читайте и вам хватит, не придумывайте чего-то еще». Но уже поздно, потому что придумывать начали уже задолго до него, и воскресшего Иисуса мало кто видел, а ангелов куча народа. И видела, и видит, и будет видеть. Сейчас с этим проще, потому что есть хорошие таблетки, принял — и никакие ангелы больше не беспокоят. А тогда с этим не так было.

Лестница, идущая в небо. В христианскую эпоху, особенно в первые века христианское монашество очень рвалось в эту небесную дверь, и образ лестницы Иакова был очень популярен в восточном монашестве. И утвердилась интерпретация этой лестницы как такого внутреннего пути. Иоанн Лествичник придумал, что на этой лестнице 30 ступеней, и каждая из них означает какое-то движение по отношению к Богу, или отказ от какого-нибудь порока, стяжание добродетелей и другие всякие элементы монашеской жизни. На самом деле у него эти ступени были еще на пролеты разбиты, несколько пролетов: в начале было крещение и начатки веры, а наверху уже соединение с Богом в трех добродетелях: вере, надежде и любви.

Дальше, к XII-XIII веку появилось богословие, которое мне очень нравится, связанное с этой лестницей, с путем в небо – человек крестится, и это ему уже открывает окно, дает благодать Святого Духа. Эта благодать в нем есть, но он ее не осознает. Не чувствует, не понимает. А для того, чтобы почувствовать ее, человеку нужно пройти долгий путь погружения в самого себя, или, как в исихазме такая формулировка, низвести ум в сердце. Это значит, не пытаться игнорировать свое тело, устремляясь в мыслях к идеальному, к священному, начинать прямо со священного покоя, в котором Бог присутствует, и тогда молитва на пять с плюсом, — это детский сад. Начинаешь с другого, с того, что сводишь ум на свое сердце, душу, чувства, и ужасаешься от сумасшедшего дома, от безумия, которое там царит, от каши. И это только начало пути. Начало, от которого многие предпочитают сразу отскакивать, а дальше в этой каше жить всю оставшуюся жизнь, и по-видимому, оставшуюся смерть тоже. И дальше монах или необязательно монах, человек, который понимает, что к Богу необходимо идти, жизненно важно идти к Богу, он начинает в своих внутренних посылах разбираться, на что они направлены, зачем они вообще. И оказывается, что большая часть этих посылов, это просто такие ложные вещи. Но это ложные вещи, которые прорастают в действия. Которые делают жизнь страшно наполненной, страшно интересной, только не получается ничего до конца доделать. И вот человек начинает расчищать поступки, расчищать жизнь, и обнаруживает, что параллельно с этим расчищается и внутренний мир, расчищается сердце. И вот это расчищение доходит в конечном счете до того, что я вижу всего две силы у себя внутри: силу Бога и силу дьявола. И дальше надо выбирать, с кем ты. И понимать, что дьявол, он как шавка, он нападает все время, как змея в пяту жалит, исподтишка все делает, обмануть старается, и эти обманы очень приятными бывают, но все равно от этого нужно отказаться. И вот идет дальше эта борьба с грехами, и Бог выращивает мои добродетели, а я стараюсь, по крайней мере, не препятствовать Ему. И в это время могут быть войны, наводнения, какие-то люди у меня под боком, могут от меня жаждать помощи, умирать и все такое, но я должен понимать, что пока я от дьявола не отказался, никакого смысла нет в моей помощи, попытках помогать им, и проявлять мои многообразные таланты. Потому что все это в конечном счете пойдет во вред и мне, и им. Можно говорить о христианском эгоизме, эгоцентризме, но пока Иисус сорок дней искушения в пустыне не провел, Он ничего не отваживался делать, ни на какую общественную деятельность Он не отваживался. И в этой истории, в том, как она изложена в Евангелиях, уже зафиксирован опыт первых христианских мистиков. Исихазм — это более сложная вещь, какое-то влияние и ислама есть, вся эта восточная духовная мистическая культура, она древнее гораздо, чем христианство, и шире, чем христианская культура, просто такое восточное видение антропологии человека, устройства человека, но это все правда. Аминь.

© Священник Сергей Николенко 2012