Семья Святого Лазаря

Деян 20, 16-18. 28-36; Ин 17, 1-13

Мы говорили об этом и в четверг: Дух – это ощущение в себе Иисуса, ощущение наличия связи с Ним, через Него с Богом. Точно так же особое духовное видение, которое позволяет Иисуса распятого, страдающего видеть в любом человеке, в любой человеческой природе, страдающей от греха и внешнего, и внутреннего. И ощущать, что Бог спасает – спасает от беспросветности, от пустой круговерти, в которой на самом деле ничего не происходит. Что Бог приобщает нас к бытию, действительно имеющему смысл.

Сегодня православная Церковь празднует память святых Кирилла и Мефодия. Подразумевается, что их наследием на богослужениях мы до сих пор коверкаем язык – ничего не понимая, или понимая не так, как нужно. Но тогда в Моравии, куда они вернулись с предварительными заготовками для проповеди, для миссии, это был, по-видимому, большой успех по сравнению с проповедями предыдущих ораторов (в основном, из Германии, и кто-то там из Греции приезжал миссионерствовать). С языком у тех не получалось. Братья начали проповедовать на местном языке. Устная проповедь достаточно эффективна, в рифмованном виде она запоминается и пригодна для воспроизводства – это мы видим по библейским текстам. Но все-таки времена были уже другие: существовала громоздкая литургия – не совсем, конечно, такая, но тоже громоздкая. Существовали молитвенные правила. Чтобы это все воспроизводить, было необходимо зафиксировать это на бумаге. Теорий всегда было много, но наиболее мне нравящаяся, это то, что для звуков, которые были в славянском языке, Кирилл использовал значки, близкие к греческим. Но были и еще звуки, для выражения которых греческих букв не хватало. Тогда он использовал значки на основе рунического алфавита, которые тоже были в хождении. Ну и получился очень большой алфавит. Но главное, можно было на языке, который был принят, и литургию вести, и читать на литургии Евангелие и фрагменты из Нового Завета – люди понимали.

С другой стороны, хочется, конечно, сказать, что жизнь такая, что линия Бога выглядит частенько или вообще – совершенно непонятной, а раз так, то непонятно, зачем нужна понятная литургия. Это, конечно, стеб, но определенное зерно здесь есть. В чем смысл сакральных языков? – в том, чтобы этим словам, похожим на светские секулярные понятия, придавать особый смысл. Как бы Бог – Отец, но не такой отец. Мария – Мать, но не такая мать. Бог добр, но не так, как ласковая собачка Шарик. Бог ревнив, но не так, как ревнивая жена или ревнивый муж. Идея священных языков в том, чтобы резервировать особые понятия. Решения, позволяющего достичь идеальный баланс между священным языком и профанным, конечно, нет. В разговоре о языке надо не упускать главное, что цель богословского языка, богослужебного языка – это как можно адекватнее передать Бога. Не отдалить Его окончательно, не запугать Им за счет полной непонятности и торжественности звучания. А с другой стороны, в попытках приблизить Его и приблизиться к Нему не снизить богословие настолько, чтобы люди перестали видеть вот эту громадность и непознаваемость Вселенной и Того, Кто за ней стоит.

Конечно, тут есть вопрос антропологии – как через особый богословский церковный язык узнать новое о самом себе, о структуре моей личности, о пределах, которые я могу отважиться достигать в поступках, переживаниях. До какой границы мне идти в самопожертвовании или, наоборот, в стремлении сохраниться как личность, сохранить адекватность. Язык тут, конечно, важен, но не первичен. Первично все-таки слушание Духа, который говорит на неизреченном языке и использует для работы с нашим сознанием самые разнообразные образы, впечатления, переживания. Повторяю, что в слушании Духа мы выходим за пределы языка, каким бы замечательным или раздражающим он бы ни был. Аминь.

© Священник Сергей Николенко 2015