Семья Святого Лазаря

Иоиль 2, 12-16; Рим 13,11-14,4; Мф 6,14-21

Я думаю, начать нужно с того, что сейчас у нас тут в нашем кругу нет самых слабых – людей со слабой психикой, с неустойчивой психикой. Все знают, о ком я говорю. Это неслучайно, я думаю. Потому что любой человек себе создает картину мира, в которой он может жить без чрезмерного напряжения. Простую картину, упрощенную. Типа сейчас: война, ужасные картинки по телевизору, везде страхи, что будет со мной, что будет с нами, с детьми и прочее. Какое простое решение?

Мне встречались два простых решения за это время, основные. «Путин – дьявол». Хорошо, значит, надо бороться с Путиным и всё в порядке будет. Другое простое решение – «украинские националисты – это дьявол». Победить их, и всё хорошо будет. И так далее. А принять, что весь мир испорчен гораздо больше, чем хотелось бы и чем возможно это принять, это нет, это очень тяжело.

В конце ХХ века, в 80-х годах в католическом богословии достаточно интенсивно разрабатывалась тема структурного греха. Думаю, что если бы она пораньше появилась, то и документы II Ватиканского Собора не были бы написаны в таком оптимистическом, может быть, даже в эйфорическом в какой-то мере ключе: международные организации, все люди доброй воли, будут механизмы для разрешения всех международных и внутренних конфликтов мирным путем, войны не может быть. Война запрещается. А учение о структурном грехе – на создании его отложились не только воспоминания 2-й мировой войны, а опыт конфликтов и несправедливости несправедливых режимов, которые потом уже процветали. Процветали, несмотря на Организацию Объединенных Наций, гуманитарные организации и прочее.

А идея такая – есть общественные структуры, которые производят зло. Они так устроены. Это не означает, что все люди, которые в этих структурах участвуют, злые. Есть какое-то количество людей, у которых злая воля, но не на них держатся эти структуры. А есть еще две многочисленные категории. Одна категория – это те, кто за счет участия в этих структурах решает свои дела. Добивается карьеры, процветания, престижа, богатства, ощущения благополучия и безопасности. Эти люди тоже заинтересованы в существовании структуры. Активно заинтересованы, и их достаточно много. Но есть и третья группа – люди просто равнодушные. Люди не то чтобы совсем равнодушные, их моральная сторона дела интересует, им не нравится то, в чем они участвуют. Но по слабости, по каким-то, как говорится в Евангелиях, заботам житейским, они продолжают участвовать. Поддерживают эти структуры.
Если мы с точки зрения греховности будем оценивать такие организации, производящие зло, в первую очередь, какие-то добрые вещи они тоже могут делать, потому что, если бы они совсем не нужны были в обществе, их бы не было просто. Но в принципе таких структур очень много. Опасность их не просто в том, что они производят, а в том, ЧТО своим существованием они легитимизируют. Они воспитывают и перевоспитывают целые поколения людей, которые происходящее принимают как должное. Я сейчас не хочу конкретизировать и приводить примеры, это каждый, у кого есть мозги, может подумать на досуге. Но понятно, что есть структуры, которые должны быть уничтожены. Это с евангельской точки зрения задача неразрешимая. Потому что насилие в отношении людей порождает насилие в ответ. Не сейчас, может быть, в другом поколении, в третьем. Эти травмы оживают.

Покаяние — это единственное стопроцентное лекарство, превращающее зло в добро. Национальный радикализм, это не просто идеология, которую человек принимает для того, чтобы похулиганить, это то, что ложится в нем на глубокую подложку, прежде всего семейных обид, связанных с национальным вопросом. Как один украинский священник мне кричал, мол, в сорок каком-то году у нас в деревне семья была самая бедная, все равно русские солдаты пришли и всё отняли. Для него это обида кровная, она связана со страданиями мамы и папы, родственников, с которыми он эмоционально неразрывно связан. Семейные обиды, национальные обиды, обиды в рамках народа. На это ложится любой экстремизм. Национальный или политический или коммунистический. Неважно, как это оформлено. И только покаяние позволяет эффективно с этим работать.

Я вчера на мессе два случая рассказывал. У отца Александра Меня когда-то была переписка с одним старым священником из Лондона, который во время войны еще служил, и он писал, что однажды во время бомбежки Лондона они сидели в подвале, может быть, в подвале церкви и он сидел и читал бревиарий, молитву Церкви. А люди вокруг не давали, говорили, сейчас бомба может попасть, убить нас всех, ты за нас молись! А он продолжал читать бревиарий, молитву Церкви. Вот один эпизод. Это эпизоды просто для размышления.

Другой эпизод – отец Виктор Данилов, которого мы похоронили несколько лет назад, белорусский священник, интеллигентный, сидел даже уже после Сталина. И он говорит, что в конце 80-х, когда националистическое движение в Белоруссии уже приподнялось, он из церкви выходил, в общем, его эти белорусские националисты окружили и потребовали ответа. Вопрос простой был: «Чья это земля?», подразумевалось, белорусов или русских. Если русских, мы поколотим тебя, если белорусов, ты наш. Понятно, что ему это неприятно было, но он ответил, как он думал: «Вся земля Божья». Эти ребята растерялись, и просто не знали, как отнестись к этому. Он прошел и всё.
Сейчас нелегкое время, потому что перестраивается не просто наша маленькая жизнь, перестраивается мировой порядок. Если международные организации еще будут существовать, то не на тех идеалистических принципах, на которых они были построены после войны. Много еще чего имею сказать, но не имею морального права отвлекать вас от здорового физиологически сна. Аминь.

Священник Сергей Николенко