Семья Святого Лазаря

2 Пет 1, 10-19; Мф 17, 1-9

Я сейчас подумал, что Преображение – это первое и единственное видение небесного мира, которое ученики пережили вместе с Иисусом. Тема Преображения в западной Церкви не очень развивалась, а в восточной Церкви оно понимается как процесс, который происходит. Происходит с верующим человеком, непрерывно происходит, с Церковью происходит, вообще с творением происходит. Преображение в необычное светящееся, в чем ни миллиметра тьмы нет, всё светится. Преображение в Славу Божию, как в иудейской традиции эта слава виделась. Хотя в иудейской традиции видение Славы Божией как облака – светлого, и одновременно в котором тьма видится. Грозная такая вещь. Это Преображение. И непонятно – обязательно ли должен быть этот процесс поступательным, то есть, всё время вперед, или в нем возможны остановки и откат назад. У Церкви, у человечества. Про отдельных людей понятно, что бывают такие срывы и откаты.

Трудно всегда определить, что происходит на психологическом уровне, что происходит на уровне глубинной связи человека с Богом. Вспоминаю случай, который мне рассказал коллега несколько лет назад. Как у него одна подопечная в хосписе, ревностная католичка, писала статьи в известные католические журналы. И у нее развилась деменция, он пришел к ней в хоспис причащать, и пытался дать ей причастие, и она от этого причастия отбивалась и отплевывалась всеми силами, демонстрировала отвращение к этому. Это на таком ментальном, психологическом уровне. Что там на более глубоком, на уровне единения этой души с Богом и преображения ее в образ Божий? Ничего сказать, думаю, в данном случае не можем.

Про Церковь думал я – завели эту кампанию «Синодальный путь». Папа завел эту кампанию не от хорошей жизни, а от того, что мертвого много в Церкви. Не просто мертвого, а того, что мешает живому жить и распознавать это живое. Действительно – люди по воскресеньям приходят на мессу. Для них это событие – поучаствовать в этом театрализованном действии, попереживать, помечтать о будущем, попросить у Бога прощения, каких-то благ. К возвышенному как бы прикоснуться. Так происходит из недели в неделю, из месяца в месяц, из года в год. Я думаю, что наступает когда-то момент, когда сам ритуал становится дорог. Человек как бы уже привыкает, что по большому счету в жизни не происходит ничего такого, что указало бы на присутствие Бога. Но этот ритуал такой светлый и притягательный, и помолиться можно. И человек перестает чувствовать, что рутина – и всё, жизни веры нет. Сейчас я не могу на сто процентов говорить, что действительно так и происходит. Это моя гипотеза, что так бывает, нередко. Приверженность к ритуалу и представлению, когда внутренней жизни творческой нет, она уходит в создание ценности в самом ритуале. Как креститься, в какую сторону, двумя перстами, тремя перстами. Этого в Церкви очень много и отделить зерна от плевел, от сорняков оказывается трудно.

Синодальность, это как бы откровенный разговор людей о том, что их волнует, чего они хотят от Церкви, что они получают от Церкви и прочее. Ради Бога. Я просто думал, что были за последние лет 20 тематические синоды по разным темам: евангелизация, катехизация, семья и прочее. Они что дали в сухом остатке? Одна вещь – это то, что Франциск, придя, постарался оживить саму процедуру синода. По-видимому, об этом думал еще Бенедикт, но у Бенедикта уже сил немного, и вообще он другого плана человек, теоретик. А тут попробовали предложить такую процедуру, в которой епископы могли бы высказываться в небольших группах. Высказываться и не бояться ничего. Потому что до этого синоды проходили как съезды КПСС: пленарный доклад, потом выступают несколько человек с поддержкой этого пленарного доклада, остальные молчат в тряпочку, а то хуже будет. Франциск попытался сгенерировать, или, по крайней мере, создать условия для такой атмосферы, чтобы епископы высказывались и не боялись каких-то репрессий. Ну, хорошо. Синод по катехизации или евангелизации был. Что он принес? Выпустили по его результатам руководство по катехизации, в котором главное, что говорилось: этим людям, которых вы катехизируете, ради Бога, не усложняйте жизнь. Дайте им самые основы веры, и следите только за ростками этой веры. Хорошо.

Сделали целый обряд приема в катехизаторы, так что катехизатор почти что в духовенство вошел. Это неплохо. С браками после синода о семье ввели изменения в каноническое право, Папа ввел. В случае необходимости развестись и невозможности второбрачным принимать причастие, теперь можно материалы эти не посылать ни в какой Рим, не ждать 15 лет, всё может ваш епископ на месте решить. Тоже хорошо. В Амазонии был последний синод. Там и по экологии, и по теме нехватки священников, так называемых базовых общин, деревенских общин, которые образуются естественным образом в деревне. Священнику до этой общины добраться трудно, и так далее. Просили епископы о том, чтобы старейшине этой общины дали бы право предстоятеля на Евхаристии в отсутствие священника. Конечно, этого права не дали, но, по крайней мере, эти базовые общины признали как церковную единицу, возглавляемую мирянином. Дела потихоньку, значит, идут, времена меняются, Церковь потихоньку приспосабливается к изменяющимся временам. Но по большому счету это всё капля в море. Удержать остатки средневекового балагана, конечно, уже не получится.

Главные проблемы, связанные с грехом, конечно, не деваются никуда. С грехом как с нежеланием интересоваться волей Бога. Интересоваться и принимать ее, и вообще принимать Бога с любовью – это постоянная проблема, которая будет до Второго пришествия, если таковое наступит. Церковь все время опаздывает. Можно сказать, что катастрофически опаздывает за изменениями в мире, и поэтому жизнь Церкви – это такая перманентная катастрофа, о которой пишут в энцикликах, в церковных документах, только другими словами. Но есть катастрофа, которая идет от греха, а есть катастрофа, которая идет от лучших намерений, но от глупости. Это как с крестовыми походами, о которых уже говорил вчера: была такая богословская идея про святой город Иерусалим, где был храм, где присутствовал Бог, Слава Божия, что он находится в руках язычников, это препятствие для спасения мира. Это теологическая ошибка. Но стольких людей она вдохновляла на подвиги, на всё такое. Сейчас такие теологические ошибки тоже есть, но не время сейчас об этом говорить.

Конечно, у меня есть ощущение, что процесс преображения – он не поступательный, а с периодами регресса. Сейчас я не могу даже определить, какой сейчас период, но явно период, когда у глобальной модели католической Церкви, такой модели единства в многообразии, крен в сторону единства не получается. Надо давать людям жить в многообразии. И Церкви в России это тоже касается. Потому что сейчас она Церковь практически без лица, которая живет тем, что говорится в Риме. Аминь.

Священник Сергей Николенко