Семья Святого Лазаря

Гал 1, 11-19; Лк 7, 11-16

Сейчас я в школе добровольцев читаю вводный курс про духовность, и я столкнулся вот с чем. Антропологию грешного человека обычно я начинаю с рассказа о грехопадении в Бытии, и, соответственно, второй рассказ о творении человека, который в книге Бытия начинается со второй главы. Я подробно разобрал всё. Там очень удобно, потому что в сцене грехопадения видно, как личность человека ломается, возникает сначала страх трансцендентальный, контроль, компульсия, лживость. Потом наказание, проклятие со стороны Бога – это как бы во что жизнь такого испорченного человека оборачивается. Когда я рассказал это всё, попросил обратные связи, одна дама, психолог, кстати, сказала: что же это такое, получается, что Бог сделал человека как буратино, непригодного и потом буратино должен мучиться всю жизнь от того, что нескладный. Я начал говорить, что сотворил по образу и подобию, но это всё так…

На следующее занятие я пришел уже с другим рассказом о грехопадении из Евангелия от Луки. Лука писал Евангелие с библейскими аллюзиями, глубокими, взяты из Ветхого завета некоторые обороты, но писал он для публики, которая крестилась, не имея иудейской традиции. Получилась история про отца и двоих детей. Соотношение, которое в книге Бытия действительно можно представить себе как какой-то Творец и Буратино, которого он создал, а здесь у Луки другое совсем: отец и дети как продолжение отца. Я тоже это всё разжевал подробно: как процесс обращения шел, были вопросы, протесты какие-то. Но в целом я обратил внимание на то, что этот рассказ дошел до сердца теплом. Если после рассказа из книги Бытия люди ощущали холод в душе, то здесь они ощутили тепло.

Действительно, много я всяких книжек в свое время прочел и по восточным религиям, и по европейским всяким, и по Китаю. Но это соотношение между Творцом и тварью как не просто отеческая любовь, а то, что человек для Бога – это Его продолжение. И упование, и надежды какие-то. Догматические формулировки употреблять трудно, потому что у догматики другая цель, чтобы богочеловечность Иисуса как-то последовательно сложить из логических кирпичиков, чтобы просвета никакого не было, зазора. Эти все положения о бессеменном зачатии от Святого Духа и прочее. Но ощущение близости Бога (хочется сказать, что Бог готов за меня в лепешку разбиться) только в Евангелиях появляется. Может быть, отчасти в пророческих книгах Ветхого Завета есть такой пафос, который Иисус полностью воспринял для себя. Аминь.

Священник Сергей Николенко

Изображение: Дмитрий Иосифов и Николай Гринько в фильме «Приключения Буратино», 1975