Семья Святого Лазаря

Сегодня мы решили служить Успение, потому что во вторник не было возможности. Успение – тайна, как и рождение Иисуса, которое, по учению отцов Церкви, не нарушило девства Марии. Эти положения, которых в Новом Завете мы не встречаем, у современных и не очень современных христиан вызывают определенный скепсис, не говоря уже о том, что в протестантизме фигура Марии как царицы Небес, царицы апостолов вызывает большие подозрения.

И действительно, несмотря на то, что в народе Мария гораздо популярнее, чем Иисус, тем более чем Бог Отец и Троица, понимание этой фигуры очень спорное. Повторяю, что в практике народной молитвы, в практике видений Богородица Дева Мария встречается гораздо чаще, чем остальные участники священной и невидимой для нас жизни Бога. В то же время правда то, что в Новом Завете мы не видим положения о сохранении невинности и целомудренности после рождения Иисуса, не видим истории успения, не описывается вера в воцарение Марии на небе. А догматические положения об Иисусе выводятся прямо из текста Нового Завета. Да и догмат о Троице, хотя и не представлен в Новом Завете, выводится из него с очевидностью.
Это всё достаточно удивительно, потому что канонические новозаветные книги завершены к 100-му году, к 120-му уж точно, когда почитание Марии как Богородицы уже сформировалось. Но эта часть, относящаяся к Богородице, частично историческая, а частично относящаяся к тайнам веры, пробила себе дорогу в общепринятые истины веры гораздо позже. И этому, конечно, способствовало парадоксальное стремление Церкви, отцов Церкви и властей сделать Божественные тайны и тайны Церкви последовательными. Хотя как можно тайну сделать последовательной?
Ясная для меня вещь, относящаяся к успению, – то, что главные герои Божественного откровения, Ветхого Завета и Нового Завета, не имеют на земле могил. Это и Моисей (в отличие от других патриархов), и Илия, и сам Иисус, и Богородица. Такова воля Провидения.
Давайте к логике веры попробуем перейти, к успению. С девством Марии более-менее понятно: некоторым отцам Церкви хотелось, чтобы исполнение пророчеств, прежде всего из больших пророков, воспринималось буквально. Есть пророчество: «Се, Дева во чреве приимет и родит Сына…». Зачатие от Святого Духа не нарушает девства, и, следовательно, рождение тоже не должно нарушать. Оставим это на ментальности тех времен.
Успение – более значительное событие, которому должны были быть свидетели. Мария уснула и через этот сон исчезла или была «взята на небо телом и душой». Вера в это есть в Восточной Церкви и была всегда, но только Католическая Церковь, со свойственной ей скрупулезностью и стремлением к последовательности и непротиворечивости тайн взяла на себя смелость оформить соответствующий догмат. В мою личную веру тайна успения входит как компонент, проливающий для меня свет, может быть, не столько на то, как святость Марии повлияла на факт непорочного зачатия ее Сына, сколько на то, как необычность личности Иисуса повлияла на Марию, на ее человеческую природу, которая преобразилась настолько, что совершилась тайна успения. Но, я повторяю, личность Богородицы таинственна и неоднозначна в некотором отношении в большей мере, чем личность Иисуса. Ведь к Иисусу мы подходим прямолинейно, через догмат о воплощении, через исходное положение о Богочеловечестве, прочитанное в катехизисе. Некоторые люди и не идут дальше того, что в детстве прочитали в катехизисе, потому что не видят подходов к плодотворным размышлениям на эту тему. А Богородица – человек, однозначно человек. Но человек избранный. Одна из молитв византийской литургии звучит так: «Пресвятая Троица, Богородицею помилуй нас». Богородица – инструмент любви Божией. Но и Иисус – человек, и Он – инструмент любви Бога, полностью как личность инструментален. Чем Мария в этом отношении отличается? А остальные святые? Является их отличие онтологическим, качественным или просто функциональным, то есть в иерархии человеческих душ, участвующих в спасении мира, они исполняют другую функцию? Четких ответов в этой терминологии нет. Это всё относится к тайне структуры Царства Божия. К сожалению, много есть профанаций, попыток антропоморфизации, примитивной социализации – когда Царство представляют как монархию. Не хочется становиться на этот бесперспективный путь. С другой стороны, молитва к Богородице, стремление установить и укрепить с ней отношения – практика важная. И мы видим, что и для Церкви это важная практика.

Еще я хотел сказать два слова об исповеди, по поводу нашей группы. Наша группа не психологическая и не чисто молитвенная. Я бы о ней говорил как о попытке создания среза Царства Божия, о попытке построить общение как в Царстве Божием. На исповеди мы говорим о духовном измерении нашей жизни: какую позицию мы перед Богом занимаем и какие у нас успехи – потому что без знания об успехах нельзя оценить вину. Бог ведет нас согласно нашему призванию, и мы на исповеди пытаемся описать, как мы его понимаем и что мешает нам идти. Тогда священник, который нас слушает, (да и мы сами) может понять нас и молиться вместе с нами. Конечно, чтобы описать духовный путь, нужны детали, которые показывают, что мы не фантазируем.
Бывают анекдотические вещи. Приходит человек, который в Церкви не был много лет, не исповедовался, и говорит: «Я много думал, готовился к исповеди. Вот какой у меня грех: я мало слежу за своей физической формой, мало занимаюсь спортом». И приходится спрашивать о жизненных подробностях. Из подробностей, конечно, выясняется, что духовная жизнь не то чтобы бурьяном заросла, а что человек никогда толком ее не рассматривал, не имеет словаря для ее описания. Полная целина.
Конечно, на нашей группе нужно рассказывать детали, и психологические детали. Они бывают очень полезны, но только тогда, когда рисунок духовного пути представляется сомнительным и нуждается в уточнении, в проверке. А когда с деталей начинается и деталями кончается, это не годится, как и утверждение: «Я послушал голоса Божия или не послушал», без объяснения, о чем идет речь.
Обращение к Богу через святых, просьбы об их заступничестве такую же структуру должны иметь. Это не просто тупые просьбы: «Дай мне, потому что очень надо», а вечно новые размышления о своем призвании, о призвании другого человека, за которого просишь, о своем месте в прошении за этого человека.