Семья Святого Лазаря

На сайте Благовест была опубликована статья одного православного монаха, игумена Петра Мещеринова. Наверное, симптоматика отражена правильно. Единственно, нужно заметить, что и в других церквях и религиозных объединениях, христианских и не только христианских, в России мы видим примерно то же самое: и в Католической Церкви, и у протестантов, и ислам российский имеет все перечисленные черты. Может быть, какие-то в большей степени, какие-то в меньшей. Есть тяга к мистике в народе и в духовенстве, которая чаще всего в извращённых формах проявляется и удовлетворяется. Коммерциализация — собственно, когда Церковь попадает в рыночное общество, то ей не остаётся ничего другого, это оказывается сильным искушением для Церкви.

Если всё же говорить о Католической Церкви в России, то средний уровень образованности католических священников неизмеримо выше, чем в православии: Все окончили стандартные семинарии. Но в целом все оказываются детьми одного и того же социума, одного и того же народа. И по большому счёту и перед патриархом, и перед руководством других церквей вызовы стоят одни и те же — за исключением того, что на РПЦ сделала ставку власть, избрала её государственной религией, как мы видим, и это очень тяжкая ноша для такой ещё не ставшей на ноги, а по большому счёту никогда и не стоявшей на ногах Церкви.

Неделю я провёл, с большим — и даже, можно сказать, нездоровым в какой-то мере — интересом следя за происходящим по Интернету. Причём это было тяжело, поскольку силовые органы заблокировали и, попросту говоря, сломали самые активные и самые объективные Интернет-сайты, освещавшие подготовку к выборам патриарха. И это само по себе было очень показательным фактом. Безобразного много видно, перечислять смысла нет. Безобразное — оно везде безобразное, и в Храме Христа Спасителя, и в Ватикане. Но что бросалось больше всего в глаза, то это огромная пропасть между духовенством и мирянами. Поместный собор собрали по сути дела лишь для проформы, он ничего не решал, на нём не ставилось никаких серьёзных вопросов. Единственная его задача была — избрать патриарха подавляющим большинством голосов, тем самым показав пресловутое единодушие наше российское, авторитарно-тоталитарное. Это было сделано. Кто-то из участников собора уже жаловался в Интернете на то, что им досталась роль статистов. И тоже это проблема не только православия в России. В Католической Церкви мы наблюдаем то же самое. Практически за 20 лет существования структур уже вполне назрела необходимость собрать некое представительство католического народа в России и рассмотреть серьёзные вопросы, которые действительно стоят перед Церковью. Но, как всегда, церковное начальство — и, надо сказать, небезосновательно — опасается, что народ совершенно не готов к постановке и обсуждению этих серьёзных вопросов. Но, думаю, это не основание, чтобы не устраивать синод или собор — неважно, как это будет названо. Нужно идти на риск создания христианского общественного мнения в Церкви. Повторяю, что Католическая Церковь в России в этом отношении находится в гораздо более благоприятном положении из-за образованности священников и всё-таки проводящейся повсеместно катехизации народа.

Положение греко-католической Церкви в России особое. Украинские общины в той мере, в какой они являются филиалами греко-католической церкви на большой земле, Украине — это одно. Русские или русскоязычные греко-католические общины в России — это другое. На днях было опубликовано интервью с нынешним патриархом Кириллом, где он отвечает на вопросы протестантского портала или издания. В частности, там заходит речь о российском греко-католичестве. И он, опираясь на статью, к сожалению, такого одиозного деятеля, как Парфентьев, говорит о том, что, по его мнению, местное греко-католичество — это плод воображения какой-то части интеллигенции. Я точно не помню, как он эту интеллигенцию характеризует — как бесконечно далёкую от народа и от реальности.

Должен сказать, что проблема здесь есть. Проблема идентичности российского греко-католика существует, хотя, мне кажется, тут нам нужно обратиться не к теоретическим, философским или богословским построениям, которые пользовались большим успехом в XIX — в первой половине XX века: о православной схизме, о единственно подлинной Церкви под управлением епископа Рима. Нужно обратиться к опыту послереволюционного периода, когда и возникли более-менее массово приходы русской греко-католической Церкви. Это был живой опыт наблюдения, когда православные люди, оказавшиеся в эмиграции, наблюдали распад православия в России, вызванный не просто террором со стороны какой-то внешней враждебной силы, а распад православия изнутри, из крестьянской массы. И делали во многом справедливое заключение, что связано это с отделённостью православия от источника, живого и независимого от царизма, от причуд властей. Этот источник — Рим, Римская Церковь. Восприятие епископа Рима как гаранта независимости Церкви от политической ситуации, от давления других светских сил — это было не теоретизированием, а живым опытом. Из этого опыта, на мой взгляд, российское греко-католичество и пошло. Можно говорить о некоторой идеализации папской власти и римского престола, на эту идеализацию я всегда готов делать поправки. Но я для себя не считаю эту Церковь искусственной придумкой, хотя и вижу исключительно сильные преграды для развития её внутри России. И здесь нам, конечно, нужно думать не о том, чего хочет патриарх Кирилл или президент, нынешний, прошедший или будущий, или те, кто за ними стоят, а нужно думать о том, чего хочет Бог, какова воля Божия. По-видимому, воля Божия состоит в том, чтобы мы искали святости и достигали святости в лоне католических церквей в России — неважно, какого обряда, — чтобы через нас эти церкви стали действительно национальными, не импортированными, имеющими корни.

Ещё я думал о том, что такие события, как нынешние выборы патриарха — это некие исторические моменты истины, когда вскрывается очень много истинных механизмов, которые обычно бывают скрыты. Связка Православной Церкви со светскими властями, общее стремление к тоталитаризму очень ясно обнаруживается сейчас. И одновременно обнаруживается бесперспективность попыток развивать другие христианские и церковные линии в России. Это впечатление очень наглядно, но обманчиво — в том отношении, что эти препятствия — для Бога не препятствия. Наоборот, это такое положение, в котором наша молитва к Богу, об узнавании Его воли становится особенно действенной. Когда мы сыты, благополучны, всё у нас в порядке, наша вялая молитва не доходит ни до Бога, ни до нас самих. Молитва всегда оказывается молитвой лишь тогда, когда её носитель выведен на грань жизни и смерти, не только физической, но духовной жизни и духовной смерти. Монашество — подлинное, не зажравшееся — специально старается всё время поддерживать себя на этой грани. Только на ней есть настоящий контакт с Богом. Нам Бог такую возможность даёт: не сидеть в наших маленьких благополучиях и неблагополучиях, а видеть, что мы чрезвычайно важны для спасения мира и России в частности — именно по месту, в которое Бог нас поставил. Для наших групп всегда характерна пассивность: что главное было на неделе? — дома ссоры, на работе начальник сказал что-то неприятное, и вокруг этого всё крутится. Очень плохо — когда всё ограничивается этим. Понятно, что через такие вещи можно выходить на глубину этой грани духовной жизни и духовной смерти и встречи с Богом. Но когда это го нет, а есть только унылая жвачка, бессмысленно пытаться в этом искать Бога, Который на самом деле всегда готов прийти к нам на помощь.

© священник Сергей Николенко 2009