Семья Святого Лазаря

Чтения III Воскресенья Великого Поста Год А

Гигантская сегодня литургия Слова по количеству тем, — но, в общем, все сводится к одному – к напоминанию о ценности Крещения. Разговоры эти о воде, о воде в Хориве, в пустыне, о воде здесь у колодца в Сихаре, — вода как знак и символ той возможности творить волю Отца, которая может открыться в человеке, который входит в церковь. А может и не открыться.

Теоретизировать не хочется, а просто смотрю на верующих, с которыми имел дело в последнее время, — наркоманы проще, там такой среднестатистический наркоман, он и преступник, и насильник, и половой извращенец, и чего там у него только нет в послужном списке, и больной очень человек. Но в отличие от нормального прихожанина или, наоборот, нормального преступника, у этого человека главный мотор деятельности — это страх. Это страх того, что вот я окажусь хуже других, и меня затопчут. Другие меня затопчут. Поэтому я все время должен выпендриваться и показывать какой я мужественный, какой крутой. Конечно, все это не только к наркоманам относится.

Если взять относительно благополучных людей в церкви, то там тоже очень часто мы видим, что действует тот же мотор. Быть хорошим и протолкаться в этом церковном социуме, чтобы заметили меня. Чтобы священник меня заметил, чтобы начальство меня заметило. Точно так же, чтобы не затоптали передовые люди. Есть такой очень характерный тип прихожанина, у которого масса знакомых среди священства, среди монашествующих, но практически нет близких знакомых в собственной общине, в собственном приходе. Клерикализм — это же такая болезнь, по сути дела. С теми же симптомами, о которых я говорил уже. Быть особенным и примыкать к группе особенных, потому что иначе Бог может не заметить и пройти мимо. А про людей уж и говорить нечего.

Вот эта женщина у колодца уже давно на себя плюнула. По сумме причин. Потому что у нее не получается никак с мужем, а почему не получается, она не понимает. Но из диалога мы видим, что у нее есть протест против того, что жизнь обошлась с ней и Бог обошелся с ней несправедливо, сделав ее, во-первых, женщиной, а во-вторых, самарянкой. Человеком, который в Палестине как бы второго сорта. А коли женщина, то и третьего сорта. И вот эта вот ирония, обращенная к Иисусу в начале разговора, это такая зависть на самом деле. Что вот этому-то повезло в жизни, в отличие от меня, а он мне зубы заговаривает про какую-то воду живую, дребедень всякую. А не в этом суть, а в том, что меня Бог не любит, мне приходится пробиваться в жизни изо всех сил, а все равно у меня не получается ничего. А ему повезло, все у него есть, авторитет, люди за ним идут, и как бы моральный престиж у него есть, репутация. И вот Иисус в свойственной ему деликатной манере закатывает ей пару оплеух, показывая, что как бы ты не выпендривалась, все равно Я вижу, в чем твоя суть.

И изумительно, что это оказывает отрезвляющее действие, — Он ее там не утешает, не уговаривает, и не говорит: «я вам глубоко сопереживаю, понимаю и разделяю ваши чувства». Он говорит с ней действительно в жанре оплеух. Но это правда. С людьми, которые оборонительную, агрессивную даже позицию занимают по отношению к Богу, с ними приходится так. Жалостью и сюсюканьем не добьешься ничего, это позиция пособника. Дальше евангелист переводит разговор в религиозную плоскость, мы видим, что разговор о воде живой, о проточной воде, который Иисус вел, переходит в тему поклонения Богу в духе и истине. А истина для этой женщины состоит в том, чтобы принять прежде всего, что на самом деле Бог ее ничем не обделил. То, что происходило с ней в этом видимом плане бытия, не так важно. Не так важно для нее. Если Бог так устроил, такое сплетение человеческих судеб, и вплел ее туда, значит, это Ему зачем-то нужно.
Но для нее это не так важно на самом деле, потому что будущее — оно в раскрытии иных планов жизни, иных возможностей жизни, о которых сейчас только гадаем и фантазируем. Бывает, что приоткрывается завеса, но не так много людей, у которых есть реальный опыт приоткрывшейся завесы. Скорее реальный опыт, который у каждого христианина может быть, — это опыт вещей, которые с очевидностью нужны Богу, и я эти вещи делаю, несмотря на то, что точно знаю, что не способен на это, не могу этого. И если говорить о моральном чуде и эмоциональном чуде применительно к рассказу, который мы выслушивали час назад, то это чудо прощения близкого человека, чудо понимания, — понимания того, что он по большому счету такой же, как я. И я могу его простить.

Это приводит к еще другому результату – я начинаю прощать себе такие вещи, которые не прощал до этого. Вот эта женщина у колодца не прощала себе неумения строить честные отношения с мужчинами, сексуальную неразборчивость, — вот она простила Бога и заодно простила себя, простила это себе. Это значит, что дальше она сможет иначе, это очень важно.

© Священник Сергей Николенко 2011