Семья Святого Лазаря

Чтения здесь

Укрепить в нас веру в то, что и наши родные умершие – как бы сказать? В общем, неплохо им. И что судьба наша дальнейшая тоже неплоха. Тяжелая тема, хотя на каждой литургии мы вспоминаем и празднуем этот факт. Что смерти как полного окончания человеческой жизни нет. Да, можно за всё человечество молиться, за всех умерших, это важно, нужно, но у каждого есть те люди, с которыми при жизни мы были связаны узами любви и ответственности, которую любовь дает. Конечно, не всегда эта любовь и ответственность осуществляется и осуществлялась желаемым образом. Но это ответственность, которую мы имели за них при жизни, за тех, грубо говоря, кого мы приручили. Эта ответственность в определенной мере остается и сейчас, когда мы можем о них молиться. Ответственность, проистекающая из того, что через любовь, которая была между нами, мы узнали этих людей больше чем другие люди, больше чем окружающие. Узнали их достоинства, слабости и глубинные вещи, вещи, открывающие нам позицию этих людей перед Богом, по отношению к Богу. Или главные слабости этих людей – легкомыслие, не позволяющее укорениться в любви и вере, недостаток мужества, не позволившего быть верными и последовательными в отношениях. В той мере, в какой мы это всё познали, мы можем и молиться о них Богу более целенаправленно, больше попадая в цель нашими молитвами.

Когда мы думаем о чистилище, несмотря на то, что есть учение Католической Церкви, учение учением, а все представляют это по-разному, на основании того опыта, который был в жизни. Когда-то мне приходилось много общаться с наркоманами — у них представление о загробной жизни было такое, что это такой кайф, это так интересно, такие интересные путешествия, ощущения, — только умирать им не хотелось бы, потому что ощущения умирания у них были ассоциированы с ощущениями от передозировки, а ассоциация с загробной жизнью с успешным и плодотворным приемом наркотика, «приходом». Другие люди, склонные к депрессиям, к клиническим депрессиям, склонны представлять чистилище как место, полное безысходности, где нет возможности отвлечься даже на немногие приятные вещи, которые есть в этой жизни. Отчасти это похоже на представления греков о царстве Аида, место, где человеческие личности как тени, слабоумные, с почти невыраженными эмоциями, и радость им недоступна.

Но если все-таки говорить об учении Католической Церкви, о посмертном очищении, то оно основано, прежде всего, на земном опыте покаяния. Покаяние это то, что приносит мне боль, то, что мучительно, потому что направлено на то, чтобы изменить меня, мучительно и потому, что покаяние отнимает у меня какие-то приятные иллюзии, на которые я раньше опирался. И одновременно покаяние содержит важнейший позитивный момент прозрения. Я начинаю видеть истину или хотя бы какие-то ее фрагменты, хотя, может быть, в таком достаточно безрадостном ключе – истину как ощущение моего бессилия перед силами, более мощными в этом мире. Но это правда. Мы на прошлом приходском занятии говорили, у кого какие были кризисы веры, и люди вспоминали свое прошлое, жизнь до настоящего обращения, и рассказы некоторые были просто страшными. И с занятия некоторые люди уходили сильно встревоженными, потому что еще раз они вспомнили, насколько велика сила дьявола, и насколько мощен бесовской мир. И это то, что с особой силой наваливается на человека после смерти, и навалится на нас тоже. Другое дело, что – не знаю, как вы, а я все ж таки уповаю на Иисуса, на Того, кто своим духом, своим желанием не отдать меня на растерзание бесам, что Он меня защитит и отнимет у них.

© Священник Сергей Николенко 2011