Семья Святого Лазаря

Гал 3, 22-29; Лк 11, 27-28

На днях в «Портал Кредо» прочел интервью с одним московским или питерским буддистом, — непонятно, насколько он юный, но не старый, по крайней мере. Журналистка тоже молоденькая. Она у него спрашивает, — как же вам удается жить в городе, вам же запрещено по уставу монастыря дотрагиваться до женщин, как же вы в транспорте ездите? Он ей отвечает, что да, конечно, проблема есть, но что делать? Приходится. Более того, приходится даже до денег дотрагиваться. И так далее. Дальше он рассказывает ей о проблемах духовной жизни в России, примерно так: некоторые говорят, что для того, чтобы стать буддистом, нужно отказаться от Христа, а я говорю вам нет, нужно не отказаться, а нужно Его по капле из себя выдавливать. Примерно так он сказал. И если вы чувствуете, что упоминание о Христе у вас вызывает какие-то чувства, теплоту, еще что-то, то со всем этим работать надо. Потому что у вас должно быть одно только ощущение: что единственный закон есть на свете – это закон кармы. Что за каждое дело положено воздаяние, пропорциональное.

Дальше я не читал уже, но мысль-то в значительной мере правильная. Потому что того Христа, которого мы впитываем из культуры, эти иконочки, благолепие рабское такое, портрет Царя Небесного, проекция образа отца или образа матери – действительно, это нужно вытравлять из себя. И это очень трудно. Трудно, потому что к Богу, к Христу, конечно же, невозможно относиться без эмоций. Есть игнацианский принцип, который сам Игнатий провозглашал: должно быть все равно, успехи у тебя или неуспехи, здоров или болен, жив или умер, все равно. Тогда это вера и послушание Богу на все сто. Да, это так, но только отчасти. Когда освобождаешься от всех чувств и от всех ассоциаций, то незаметно теряешь и самого себя. Отчуждаешься от себя. Библейское отношение к Богу, — я сейчас про Христа не говорю, — оно, конечно же, не безэмоциональное, наоборот, там клубок чувств. И любви, и страха, и восторга, и ожидания неизвестности. Масса всего. И архетип дома, и пугающая пустота бездны. Важно, чтобы не было односторонности, чтобы мы не зацикливались на таком рождественском Иисусе, младенчик с розовыми щечками, в колыбельке, ангелочки вокруг, зоопарк целый. И это есть. Но это только одна из многообразия черт.
Литургический год, кстати, строили, мягко выражаясь, неглупые люди, потому что разные праздники — это взгляд на божественное с разных позиций. Взгляд на тайну. Сознание этой тайны охватить не может, и с сознанием вообще тяжело. Потому что мы говорим: «измененные состояния сознания». Изменения могут быть разные. Экстатические состояния на самом деле могут быть разные, эти состояния, в которых теряется привычное осознание своего «я» и привычное ощущение своего «я», меняется и логика, и меняется в какой-то мере нравственность. Конец 60-х-70-е годы прошлого века, когда хиппи экспериментировали с ЛСД и с другими наркотиками, не только хиппи, но и очень серьезные люди, психологи, ученые, занимающиеся психикой, религиозными проблемами. Использовали, как это принято в некоторых религиях, наркотические вещества для молитвы, для познания Бога, познания реальности в ракурсах, которые не достигаются в обычном состоянии сознания, пытаясь слиться, прочувствовать мир, осознать мир. Известный Тимоти Лири, который писал о сознании, уровне атомном, жизни электрона. Всякие терапевтические методы, которые на этом были построены, холотропное дыхание Грофа, процессуальная терапия, возникли в те же примерно годы. Терапия, построенная на том, что в измененном сознании, в сновидении, в бреду или просто в состоянии, когда тебя неожиданно вывели из равновесия, обнаруживаются куски реальности, которые человеку очень важно знать. Сейчас это в общем называют «нью эйдж», но люди, которые ищут совершенства на этом пути, как правило, просто не понимают, насколько он опасен.

Я в дебри углубляться не хочу, вот очень простые примеры. У нас бывали люди, которые лечились от насилия, пережитого в детстве, инцестов. Программы, направленные на вспоминание инцестов, которые были пережиты в детстве, потом были забыты, но влияли на всю последующую жизнь человека. Проблема оказывалась в том, что некоторые пациенты, такие же перекореженные, в ходе этой работы действительно вспоминали случаи насилия, которые с ними в детстве совершали, но потом оказывалось, что это просто придумано, что ничего этого не было. Но это не мешало им переживать опыт исцеления, какое-то время это действовало. Христианский монашеский аскетический опыт, опыт погруженности во внутренний мир, на самом деле это все знает. Потому что человек не меняется. Или, по Грофу, когда человек вспоминал предыдущие рождения, воспоминания того, как он в утробе матери ногами брыкался или там еще что-то было. Все, что хочешь, можно вспомнить. И облегчение испытать можно. Другое дело, чем это облегчение обернется через 20-30 лет, после смерти. Шутки очень плохие со всем этим.

Путь к Богу, который мы для себя называем путем через Христа, — конечно, сейчас мы уже не можем о нем говорить на том языке, на котором апостол Павел бухтел все время. Мы уже очень много другого знаем про человека, про природу человека, про природу мира, язык уже другой. Это не переведешь просто так, не сведешь просто к евангельским формулировкам. Но необходимость есть. От этих всех дел, о которых я говорил сейчас, не отрицая того знания, которое там действительно есть, перейти опять к Христу, к вопросу наших отношений с Христом. В значительной мере это вопрос о сознании Христа. Что в него включено сейчас. Мы не сходим с ума только потому, что имеем в голове очень бедную маленькую картину мира, которую мы способны непротиворечиво обработать в сознании. Если ее расширить, у нас просто взорвется голова. У Христа не взрывается. Я предполагаю, и это такая моя богословская интуиция, что у Христа этой границы между осознанным и бессознательным нет. Понятно, что у Него нет никакого подсознания, но и этой границы, по-видимому, тоже нет. Он действительно способен чувствовать и обрабатывать ткань мира. А не только такие сложные сгустки как личность человека, тело человека. Если так, общение с Христом требует от нас, по возможности, приближения к миру, вбирания мира в себя. Но критерий для этого пути один — это путь креста. Это путь, в котором я не просто имею дело с внутренним миром, а я живу так, что не показываю фигу из кармана. А вот этот внешний социальный мир на меня в результате обрушивается и давит меня, и мнет, и все. Христианская жизнь — не бегство от реальности вовнутрь. Такой христианский гнозис, — это то, что поняли отцы Церкви того гностического периода, по-видимому, это было вот это. Спасибо.

© Священник Сергей Николенко 2012