Семья Святого Лазаря

2 Макк 12, 43-45; 1 Фес 4, 13-14. 17b-18; Ин 6, 51-58

Смешно — мы собираемся для воспоминания мертвых, и мы это так делаем, как будто мы в этом главные, а они такие второстепенные. Тогда как на самом деле-то: сколько нам лет тут еще осталось прокукарекать? И после этого будет пребывание в другом пространстве, другом состоянии, другом времени, — насколько, не знаем. Но знаем, что будем вместе с теми, кто там находится тысячи и тысячи лет по земному исчислению. И, я думаю, эти масштабы восстановить очень важно, — для того, чтобы понимать, что мы тут вообще делаем.

Я недавно прочел литературные воспоминания про пограничников в горячей точке, может быть, в Таджикистане, — я невнимательно отнесся, потому что обратил внимание на другую вещь. История там такая: прорвались боевики, убили маленькую заставу со зверствами над ранеными и мертвыми. Когда туда прибыла основная масса пограничников, то они были готовы этих боевиков в капусту порубить, и действительно их догнали быстро, порубили в капусту. Взяли пленных, и у пленных нашли видеоматериал, который они сняли после захвата этой заставы. И сильнее всего поразил эпизод, когда измывались над раненым пограничным псом, — жестоко, зверски. Я сейчас уж подробностей не буду. И пограничники то же самое проделали над этими захваченными боевиками. Обрубали пальцы и прочее. То есть для пограничников пес — это милая собачка, такая собака — это источник безусловной любви и верности. Это особенно затрагивает, когда над невинным животным измываются. Понятно, что для боевиков этот пограничный пес был совсем другое, это такой неуправляемый зверь, который вцепляется и начинает рвать тело на части. Но важно еще то, что когда пограничники таким образом наказывали боевиков, они, как им представлялось, это делали не в ослеплении, не в слепой ярости, а они осуществляли такой вот пограничный закон, которому их научили, который они впитали. На каждый удар отвечать ударом более сильным – закон границы, чтобы враг не лез. Это мы везде сейчас видим, допустим, в истории с Гринпис, который на платформу нефтяную полез. Это такой принцип жизни, который работает.

И вот два момента — один это то, что он работает, то есть, враг боится и не лезет, а другой — это то, что он отвечает глубинной потребности. Потребности в мести, после которой на самом деле легче не становится – становится очень противно, но потребность эта есть. И этот механизм в той модальности, о которой я сейчас говорю, — это механизм существенно греховный. Вот человек, который привык этому принципу следовать, — сознательно, бессознательно или полуосознанно, про человека всегда это трудно сказать, — мы не можем представить этого человека в окружении людей после смерти. Мы можем его представить таким одиночкой, скитающимся в каком-то пространстве между мирами, который нигде себе приюта найти не может.

Вот праздновали мы вчера Всех Святых. Может быть, главная их характеристика, — это люди, которые смогли в себе превозмочь этот механизм. Они сознательно решились переделать себя таким образом, чтобы эту боль от зла в мире нести вместе с Христом. Нести и быть такими малосимпатичными, как у Исаии этот страдающий отрок Христов описан: несимпатичный, плюгавый, больной весь, болезнями изъеденный, потому что он несет это, не отдает это дальше. И когда мы интересуемся, почему святые не такие красивые, не такие здоровые, не такие успешные, — вот от этого, а не от того, что они ленивые или пассивные. И не от того, что они не имеют соответствующих деловых качеств, — они вытравили из себя эти деловые качества, в основе которых лежит дрянь такая, дьявольская дрянь.

И вот такая полуанекдотичная история, которую я недавно прочел: была конференция патриархии по поводу канонизации новомучеников, и там трудности с этим процессом серьезные. Процесс застопорился, потому что в начале всем скопом канонизировали всех, кто погиб, а потом начали разбираться, что мучеников-то за веру, собственно, было немного, а может, даже и много, но некоторые погибли просто за компанию, а некоторые православные и священники были сами стукачами: потом просто наступила их очередь, их замели и шлепнули в том же рву. И что делать? Есть два источника – архивные документы и свидетельства очевидцев. В документах могут быть какие-то случайные или намеренные искажения, очевидцы тоже могут путать или не путать, но во взаимодействии их можно более или менее найти правду. Но оказалось, что ФСБ засекретило сейчас эти все архивы. В 90-х годах они были приоткрыты, сейчас они засекречены, срок их рассекречивания заведомо установлен такой, когда очевидцы уже все помрут. И процесс канонизации на том месте и застрял. И это очень принципиальная вещь, — показатель глубины того, насколько все испорчено этим враньем, ненавистью, мстительностью. И вот мы взялись за то, чтобы среди этого осуществлять то, что Бог хочет. Божеское. И конечно, не нужно ожидать, что у нас это все будет происходить гладко и приятно. Но вот и вчера я молился, и сегодня, — и так сильно ощущалась связь с ушедшими. На себя-то у меня надежд и расчета мало, но есть Церковь в широком смысле, вместе с небесными силами, — и, в общем, надежда основная на них. Аминь.

© Священник Сергей Николенко 2013