Семья Святого Лазаря

2 Кор 11, 31–12, 9; Лк 7,11-16

Эти чудеса у Луки предваряют провокационный вопрос, который Иисус обращает к ученикам: «пойдите, скажите Иоанну Крестителю, что вы видели и слышали, — слепые прозревают, хромые ходят, прокаженных очищают, глухие слышат, мертвых воскрешают, нищие благовествуют, и блажен, кто не соблазнится о Мне». Это вызов. Иисус делает какие-то дела, изгоняет бесов, воскрешает. Но сами по себе эти дела большого смысла не имеют, они обретают смысл только в контексте пасхальной тайны Христа, — когда проторена эта дорожка к Царству Небесному через воскресение.

Тут как бы есть иерархия ценностей, и я повторю это. В Евангелиях сам Иисус говорит ученикам: «не радуйтесь тому, что бесы вам повинуются, радуйтесь тому, что имена ваши записаны на небесах». Вы получили прописку, регистрацию на небесах. А что бесы? сегодня бес вышел, завтра опять вошел — всё от человека зависит. Если человек сам к радикальным внутренним изменениям не готов, этих духов из него можно выгонять сколько угодно. Выгонять каждый день, два раза в неделю, все равно всё будет возвращаться. В Евангелиях есть предупреждение об этом, но само это явление возвращения бесов не показано — по-видимому, из теологических соображений: надо было показать, что Иисус освобождает от дьявола, от бесов надежно, не так, как делают его последователи, ученики.

Не знаю, как проходили первые литургии Евхаристии в ранней Церкви, но, может быть, с монашеским опытом или с монашескими знаниями в литургию вошла мистика защиты от бесов, защиты пространства. Это каждение, которое в восточной Церкви делается по периметру храма, — кажется, что кадят перед иконами, но на самом деле, я полагаю, это практика создания магического круга, в котором есть защита от враждебных сил. Такой же магический круг несколько раз очерчивается в алтарной части, вокруг алтаря, с кадилом – прибором для дыма, с Евангелием, которое обносят вокруг алтаря. Создание такого вот малого магического круга. Сейчас с нашим современным мировоззрением это трудновато понять, но для средневековой Церкви это была гарантия того, что Евхаристия получится, будет принята присутствующими достойно, бесы не покусятся.

Вообще эта вся христианская ангелология и демонология, особенно в восточной Церкви, вбита не в учение Церкви, а в литургию, в практику действий, в расположение изображений, интерьер. Беда от этого есть очевидная — она заключается в том, что в результате у невежественных верующих очень сильно развивается магическое мышление, вера в ритуальные действия. Что касается плюсов, то это у монашеских отцов писалось не раз – люди, которые не пробовали всерьез заниматься духовной бранью, нападений бесов просто не ощущают, им проще жить. Чувствительности нет. Поэтому тут с литургией получается как бы такая палка о двух концах. А в современной Церкви есть возможность решать ту же задачу освобождения от бесов через общение, через групповое общение в малых общинах. Все эти витания и нападения проявляются очень ярко в процессе искреннего человеческого общения и молитвенного общения в малой группе.

Это путь, по которому католическая Церковь пошла во второй половине ХХ века, — по крайней мере, какая-то часть католической Церкви. А другая часть старается жить как жили. На словах говорится «мы признаем, что мир меняется, новые вызовы, пятое-десятое», а на деле на эти вызовы не отвечают просто никак, потому что старые подходы к новым явлениям не годятся. А евангельский подход – он принципиально другой, он сам в себе все время включает новизну. Иллюстрацию мы видим на прошедшем Синоде, где видно было, что большая часть епископов сильно перепугалась, как бы чего не вышло. Понятно, что многие священники и епископы, которые пребывают в целибате, собственно, и пошли в служение такой Церкви, потому что имеют достаточно сильный гомосексуальный радикал. Он, с одной стороны приносит пастырскую пользу, помогает им служить за счет того, что они более чувствительны, а с другой стороны, это постоянный страх таких как бы скрытых гомосексуалов заразиться гомосексуализмом, сорваться и пуститься во все тяжкие. Это тоже есть, конечно.
Любопытно, что митрополит Кондрусевич с гордостью какому-то корреспонденту докладывал: «мы, епископы восточной Европы, все как один выступили в защиту традиционных ценностей», — примерно такой был смысл. За этим может скрываться совершенное расхождение с духом Второго Ватиканского Собора, потому что такое же отношение, как к геям, в католической среде до Собора было к коммунистам и социалистам. Благодаря тому, что Собор не стал их клеймить, а протянул им руку, католической Церкви удалось не потерять много хороших людей, которые осознали в результате, что коммунистические идеи – это довольно примитивно, и на практике они осуществляются порочным образом. Но надо сделать такой же шаг по направлению к новой реальности человеческих союзов – союзов, включающих не только дружбу, но и совместное проживание. Сексуальная жизнь есть или нет, это уже не очень первостепенно. Ну, для молодых, конечно, первостепенно, для людей среднего возраста уже нет. Для людей среднего возраста важнее надежность в человеческих отношениях. Сейчас общество устроено так, что в развитых странах много возможностей для таких союзов.

В первом варианте итогового документа Синода написано – я сейчас по памяти не скажу, но смысл примерно такой – Церковь должна совершенствоваться в различении духов, когда имеет дело с людьми в нетрадиционной семейной ситуации и с такими союзами. Прямо так вот хряпать по темечку каноническим правом нельзя. Но мы видим, что это не принимается, и это, конечно, жаль. Еще новый Папа вызывает симпатию тем, что, по сути дела, он начал свою реформаторскую деятельность с ключевого, на мой взгляд, момента — с «богословия малого таза», в которое католическая Церковь на рубеже 2 и 3 тысячелетия заигрывалась все больше и больше. Это отвлекало от более важных вещей, от помощи людям, от безусловной помощи людям. Дискуссии на Синоде были достаточно горячими, это уже хорошо. Посмотрим, что будет дальше, когда пройдет год, и этот призыв к открытости на новизну как-то осядет в головах и начальства, и богословов, и церковного народа.

Хотя, конечно, на народ большой надежды нет. Все-таки семья уж больно дисфункциональная, и в каждом регионе эта дисфункция католической Церкви имеет свои оттенки. Если говорить о каких-то полярных оттенках, то в Африке или в латинской Америке это просто рабское подчинение епископам, которые соединены с властью, а в Европе наоборот: в странах с развитой протестантской традицией у христиан-католиков сознание собственного достоинства развито, может быть, даже чересчур хорошо, они настроены на автономное христианское плавание, что представляет опасность для церковной общинности. А у нас всё просто: чем меньше Церковь, тем больше она зависит от Ватикана, от центрального руководства, потому что собственной вызревшей традиции нет. Но Святой Дух дышит, где хочет. Аминь.

© Священник Сергей Николенко 2014