Семья Святого Лазаря

Семья Святого Лазаря
Сайт общины католиков византийского обряда

Проповедь 25 декабря 2014 – Рождество Христово

Январь 5, 2015

Jesus Christ crown of thorns and nail

Ис 52, 7-10; Евр 1, 1-6; Ин 1, 1-18

Как я уже говорил, я сегодня был на самой ранней мессе, и меня захватила эта радостная атмосфера. Собственно, она меня еще со вчерашнего утра захватила, состояние облегчения «никому ничего не должен». Я к этому отнесся с понятной осторожностью, потому что обычно после этого бывают всякие обломы, перепады от радости к отчаянию и тому подобное. Поэтому я старался и пребывать в этом состоянии, и одновременно сознавать, что происходит, – так сказать, получать двойное удовольствие от происходящего.

Священник служил сегодня еще несколько более пожилой, чем я, хороший такой салезианец. Салезианцы вообще настроены на создание атмосферы, на эмоциональность, поскольку они имеют дело с подростками, а подростку, как известно, хоть кол на голове теши, пока ему тепло не улыбнешься, он ничего делать не будет. Он привел выдержки из послания архиепископа Пецци, из папы Франциска, а потом от души рассказал типичную салезианскую историю. Когда волхвы принесли дары, на всё это подглядывал вор, который, когда все уснули, эти дары спер. Притаскивает их к себе в логово, разворачивает – там вместо ладана молоток, вместо золота гвозди, и вместо смирны уксус. (Хотя это, по-моему, одно и то же – смирна настолько противная, что она больше уже не испортилась). Погоревал он над неудачей. Прошло каких-то 30 лет, его замели за воровство, и – на крест его. И он смотрит: на кресте один-то его коллега, которого он хорошо знает, братан, а третий – незнакомый. Берут молоток, тремя гвоздями его приколачивают, он смотрит – так это же те же гвозди и молоток, и потом еще уксус дают. Там еще какая-то мораль продолжалась в виде повествования, но я уже плохо понял. Эта история, как и другие набожные истории, хороша тем, что для неискушенного слушателя, который не учился по большому Катехизису, она устанавливает связь между этим радостным чистым младенцем и его миссией. Что вот этот акт спасения, которое ассоциируется с молотком и гвоздями, осуществляется уже с рождения этим младенцем.

Мысль эта хорошая, хотя всё остальное совершенно непонятно, – вот эти истории, которые Лука то ли где-то накопал, то ли сочинил, и Матфей пишет про волхвов – то ли легенда такая, то ли что-то подобное действительно было. Непонятно вообще, рождение Иисуса было в Вифлееме или не в Вифлееме, а в Назарете? Сейчас библеисты этого ничего не понимают. Но они ученые люди, у них сердца нет, у них вместо сердца чернильница. Очевидцам Иисуса все время было понятно, что Он сильно не такой. И мамаша у Него тоже сильно не такая, хоть и добрая иудейская женщина, которая должна сидеть и помалкивать в тряпочку. Но все равно было видно, что жизнь в дисфункциональной семье не оказала на Нее ожидаемого влияния. Окружающим это было так странно. То, что мы называем крестом, – это такой стиль существования, на который ориентирована личность, это, по-видимому, просто заложено Богом в природу неиспорченного человека. Это не какие-то там особые вещи, это то, что должно быть в нормальной природе человека. Жить так, потому что по-другому просто не получается.

Иисус старался и так и эдак жить иначе, как все нормальные люди, – это описано в таких условных, может быть, сценах как искушение в пустыне дьяволом. Но как Он ни старался, у Него ничего не получалось. И потом в Гефсимании Он на это так сильно обижался, – за то, что у Него не получается по-другому, за то, что у Него такое устройство, но так и не смог ничего сделать. То есть это имение в себе Бога, такая вещь. А все нормальные ученики, святые апостолы – вообще апостолы, они ведь самые главные, самые лучшие, но предавали всю дорогу. То есть, они на собственной шкуре ощущали, что у них не хватает такой штуки, которую назвали «богосыновство» или «богочеловечество». Они обратили внимание и, наверное, для апостолов было сильным потрясением, что после смерти Иисуса, после Его ухода из этого мира, у них даже попытки Его предать уже не получались. Это у них вылилось в понимание того, что крестная смерть – это такой особый акт, который поменял мир, что оказалось можно после этого не быть предателем.

Это тема важная, как мне кажется, для нас. Мы можем быть недовольными друг другом, может быть такая парадоксальная ситуация, когда мы на мессе, на литургии будем подавать друг другу руки, а в обычной жизни нет, это вполне возможно тоже. Но это еще не означает предательства. Могут быть всякие расхождения с эмоциями, всем этим надо переболевать, а предательство — это другое. Это когда я давал Богу какое-то обещание на всю жизнь, и никто меня за язык не тянул, и это обещание я давал не легкомысленно, а выстраданно. А потом, значит, взял и нарушил. Захотел и нарушил. Не стал обращаться к Богу за помощью, а просто нарушил и всё. Так бывает и с Церковью, и с браком, и вообще с человеческими отношениями. Подставлять сюда можно разные примеры, и это такое настоящее предательство, как у Иуды. Нам надо, как мне кажется, все эти вещи уместить в икону Рождества, когда этот младенец в люльке такой веселый, и вокруг него целый зоопарк радуется, и небеса, и пастухи трезвые – не матерятся, а славу в вышних Богу рассказывают. Такая вот идиллическая атмосфера, она затягивает, и хорошо, что она затягивает, но нужно еще наполнить ее тем, о чем я сказал. Аминь.

© Священник Сергей Николенко 2014

Bookmark and Share

Leave a Reply

Name

Mail (never published)

Website