Семья Святого Лазаря

Флп 2:5–11; Лк 10:38–42; 11:27–28

Этот праздник, как и все праздники, посвященные Деве Марии, подталкивает нас к медитации над Ее материнством. Эта медитация для нас всегда напряженная и связанная с болью. У кого-то с болью утраты, у кого-то с болью отсутствия духовной или, может быть, душевной близости с матерью. Тем не менее, ощущение матери у всех есть. Оно есть, даже если физическую мать отставить в сторонку – ощущение того, что мы дочери и сыновья матери, остается. Сыновнее и дочернее чувство вписано в природу человека. Не знаю, в какой мере материнство Марии совпадает с материнством Бога. Не хочу заниматься спекуляциями на эту тему. Но то, что христианская Церковь использовала для себя Марию как самый лучший, самый адекватный символ материнства Бога – это очевидно.

Штука заключается в том, чтобы в качестве матери нам принять Церковь. Выстраивается конструкция «Церковь – наша мать» или «Мария – мать Церкви», но Мария – это часть Церкви, и важная часть ее. Думаю, что адекватнее было бы говорить об общем материнстве Церкви. Что это практически означает? Как земная мать она и фырчит, и обижается, может быть неадекватной и в гневе, и в ласках. На человеческом уровне она даже может предать. Но на уровне материнства она остается матерью, на этом уровне она не предает. Можно привести массу примеров, как бы опровергающих эти мои построения: с женщинами, которые делают аборты десятками, и ничего, но это все-таки другое, это совсем патология – и духовная, и антропологическая. Все-таки я возвращаюсь к тому, что то, что мы для себя выбрали как Церковь – это место, где на очень глубоком уровне нас не предадут. Будут о нас заботиться такими путями, которые мы не обязательно видим, не обязательно нас это устраивает. Нам всегда нужно большего, как нам кажется. Но это есть.

Это отношение со стороны Бога, со стороны невидимой Церкви, есть все время, оно не ослабевает. Даже если нам бывает странно и смешно в видимой Церкви, на мессе или на каком-то празднике литургико-дипломатическом, все-таки в это время мы имеем отношения с небесной Церковью. Можно одному жить, никуда не ходить, молиться, находить в себе внутри какие-то голоса, и Бог будет общаться. Но все же мы входим в эту видимую Церковь, через нее укрепляется связь с теми, кто уже пребывает во славе Божией. На литургии, конечно, нужно быть очень чутким к голосам, которые мы слышим оттуда…, к воспоминаниям, к ассоциациям.

В связи с этим нужно сказать, что навык молитвы теряется очень быстро. Стоит себе дать слабину, и сказать, что я такой несчастный, нуждаюсь в отдыхе, в отвлечении, в развлечении. Навык молитвы улетучивается в два счета. Навык сосредоточения на Боге, слушания Бога, слушания Церкви, слушания себя в этом контексте. Навык пропадает. Потом восстанавливать это бывает очень трудно. Мы говорим, что срывы и падения полезны как лекарства от гордыни, от эгоизма, всего такого. Но надо помнить о том, что лучше, конечно, чтобы этого не было. Потому что это такой долгий период, когда опять надо наработать то, что было потеряно. В этот период человек мало кому может помочь в духовном отношении. Время теряется. А жизнь и так не длинная. Аминь.

© Священник Сергей Николенко 2017

Изображение: Хайме Серра, Успение Богородицы (фрагмент), 1361-1362