Семья Святого Лазаря

1 Кор 11:23–32; Мф 26:2–20 Ин 13:3–17 Мф 26:21–39 Лк 22:43–45а Мф 26:40–27:2

Пару слов сказать. Всего две мысли у меня в голове крутятся. Мысли такие большие, что охватить я их не могу никак. Одна мысль – это то, что в пасхальной истории Иисуса заключен процесс нашей жизни, в которой мы осуществляем если не каждое мгновение, то, по крайней мере, каждый раз, когда от нас требуется какой-то поступок, какое-то нравственное и жертвенное решение. Наступает Гефсимания, когда мы в большей или меньшей степени просим, чтобы Бог отвел это от нас – «не моя воля будет, а Твоя». Кажется, что наша жизнь соткана из мелких проблем, и очень редко мы оказываемся в ситуации, когда жизнь и смерть действительно зависят от нашего решения. Наша жизнь и смерть. Но на самом деле христианское сознание или, может быть, больше монашеское, характерное для посвященной жизни, это то, что и жизнь наша, и смерть, в каждом моменте присутствуют. В каждом моменте и в каждый момент мы готовимся принять смерть, если Бог этого захочет. Принять смерть, но не предать Его.

А вторая мысль – это то, что идет эта драма, драма и физических страданий, и психологических. Эмоциями она сильно насыщена. Когда Иисусу про Лазаря умершего рассказывали, Он тоже скорбел долго, и прослезился. Хочется и нам тоже – по крайней мере, мне – этой истории и сочувствовать, и прослезиться, испытывать и отвращение к Иуде, и жалость к Петру. У Иисуса в истории с воскрешением Лазаря это всё есть, но это всё как бы на поверхности. Это то, что мое тело производит. А в глубине – знание, что воля Божья есть, Он слышит мою молитву, Он знает, что мне нужно, что нам нужно. Как бы там дело ни повернулось – чудно, жестоко, парадоксально, несправедливо на первый взгляд, всё равно Он делает как нужно и как нам хорошо. Аминь.

Священник Сергей Николенко